Да, на протяжении нескольких дней боль была адская, но сейчас он парил в чистом синем небе, не замечая ее.
Космо считал себя неглупым человеком. Он бы сразу догадался, если бы его секретарь попытался подсунуть ему какую-то обыкновенную подделку. Разряд, простреливший его руку, когда он надел кольцо – ладно, натянул кольцо, – не оставил сомнений в его подлинности. Космо сразу почувствовал, что начинает мыслить быстрее и острее.
Он провел указательным пальцем по глубоко врезанной литере и поднял взгляд на Стукпо… Досихпора.
– Ты чем-то обеспокоен, Досихпор? – спросил он благосклонно.
– Ваш палец так побелел, сэр, что почти посинел. Вам точно не больно?
– Нисколько. Я чувствую, что… все под контролем. В последнее время ты вечно… встревожен, Досихпор. Ты здоров?
– Я… в порядке, сэр, – ответил Досихпор.
– Ты должен понимать, что я отправил с тобой господина Кренберри из самых лучших побуждений, – сказал Космо. – Морпет проговорился бы рано или поздно, сколько бы ты ни заплатил.
– Но паренек из шляпной мастерской…
– Был в точно такой же ситуации. И это был честный поединок. Не так ли, господин Кренберри?
Лоснящаяся лысая голова господина Кренберри оторвалась от чтения.
– Да, господин. Он был вооружен.
– Но… – начал Досихпор.
– Да? – невозмутимо спросил Космо.
– Э… ничего, сэр. Вы правы, конечно.
Вооружен маленьким ножиком и пьян. Досихпор задумался, сколько у него было шансов против профессионального убийцы.
– Я прав, не так ли? – сказал Космо дружелюбно. – А ты безукоризненно справляешься со своими обязанностями. Как и Кренберри. Думаю, скоро у меня будет для вас еще одно задание. Теперь ступайте и можете поужинать.
Когда Досихпор открыл дверь, Кренберри бросил взгляд на Космо, который едва заметно покачал головой. К несчастью для Досихпора, у него было прекрасное периферийное зрение.
«Он все узнает, он все узнает, он все узнааеееттт!!! – мысленно стонал он, идя по коридору. – Это чертово кольцо, вот что это! И не моя вина, что у Витинари тонкие пальцы! Он бы почуял неладное, если бы кольцо пришлось впору! Почему он не разрешил мне подогнать его? Ха, да если бы я это сделал, он послал бы Кренберри избавиться от ювелира! Я знаю, он пошлет его и за мной, знаю!»
Досихпор боялся Кренберри. Он мало говорил и скромно одевался. А когда Космо не нуждался в его услугах, он целыми днями сидел и читал книги. Это огорчало Досихпора. Будь он безграмотным громилой, ситуация была бы, как ни парадоксально, лучше… понятнее. Еще у Кренберри, кажется, вовсе не росли волосы на теле, и в солнечную погоду блеск его затылка мог ослепить.
А все началось со лжи. Почему Космо поверил ему? Потому что был безумцем. Но, к сожалению, лишь периодически. Он был вроде как сумасшедшим на полставки. У него были эти… идеи про лорда Витинари.
Досихпор не сразу это заметил, он только удивлялся, почему Космо такое внимание обратил на его рост, когда он устраивался на службу. Потом Досихпор сказал, что служил во дворце, и был немедленно нанят.
Вот в чем заключалась его ложь, и ни в чем ином, хотя Досихпор предпочитал относиться к этому, как к неудачному сопряжению двух правд.
Досихпор действительно некоторое время работал при дворце, но Космо покуда не выяснил, что служил он в качестве садовника. А до того он действительно занимал мелкий секретарский пост в Гильдии Оружейников и поэтому смог с уверенностью сказать: «Я занимал мелкий секретарский пост и работал во дворце». Эту фразу лорд Витинари, как ему казалось, исследовал бы тщательнее, чем пришедший в восторг Космо. И вот теперь он был советником очень важного и умного человека и опирался на все слухи, которые только мог припомнить, а в минуты отчаяния и сочинить. И ему сходило это с рук. В повседневных делах Космо был находчив, беспощаден и хваток, но как только дело касалось Витинари, он становился доверчив, как дитя.
Досихпор замечал, что босс периодически называет его именем секретаря патриция, но он получал пятьдесят долларов в месяц и пансион, а за такие деньги он отзовется даже на Маргаритку. А если не на Маргаритку, то на Клайва уж точно.
А потом начался кошмар, и, как часто бывает в кошмарах, самые обыкновенные вещи стали обретать зловещее значение.
Космо потребовал достать старые сапоги Витинари.
Та еще задачка. Досихпор никогда не бывал в самом дворце, но той ночью он проник в дворцовые угодья, перебравшись через забор у старых садовых ворот, встретился со своим старым приятелем, который не спал, потому что следил за отоплением в теплице, пообщался с ним, а на следующую ночь получил пару старых, но приличных черных сапог восьмого размера и подсказку от чистильщика, что его светлость снашивал левый каблук чуть сильнее, чем правый.
Досихпор не видел никакой разницы между представленными сапогами, и никто прямым текстом не утверждал, что они принадлежали лично Витинари. Поношенную, но еще пригодную обувь обычно доносило волнами барской милости с верхних этажей до комнат обслуги, так что если это и не были сапоги самого патриция, то по меньшей мере они почти наверняка хоть раз да стояли в одной с ним комнате.
Досихпор заплатил за них десять долларов и целый вечер стаптывал левый каблук так, чтобы это стало заметно. Космо не моргнув глазом заплатил ему пятьдесят, но зажмурился, как только примерил сапоги.
– Если хочешь понять человека, пройди милю в его сапогах, – сказал он, ковыляя по кабинету. Какую пользу смогут принести ему сапоги, если они принадлежали просто кому-то из прислуги, Досихпор не знал, но полчаса спустя Космо потребовал таз холодной воды с успокаивающими травами, и больше сапог никто не видел.
Потом была черная шапочка. Единственная удача Досихпора в этой эпопее. Она даже была настоящей. Можно было уверенно предположить, что Витинари заказывал их у Болтера в Гостевых Рядах, и Досихпор сперва понаблюдал за мастерской, зашел, когда старшие партнеры отправились обедать, пообщался с бедным юношей, который управлялся с отпаривающими и растягивающими машинами в заднем помещении, и выяснил, что одну из шапочек как раз послали к ним на чистку. Досихпор ушел оттуда с нечищеным головным убором, сделав юношу далеко не таким бедным и дав ему указание постирать и вернуть во дворец новую шапочку.
Космо был окрылен и хотел знать все подробности.
На следующий день оказалось, что небедный юноша провел вечер в кабаке и погиб в пьяной драке где-то около полуночи, оставшись без денег и без дыхания. Комната Досихпора была рядом с комнатой Кренберри. Задним числом Досихпор вспомнил, что его сосед вернулся поздно той ночью.
И вот теперь – перстень. Досихпор сказал, что может сделать копию и использовать свои знакомства во дворце – очень затратные знакомства, – чтобы подменить ею настоящий перстень. Заплатили ему пять тысяч долларов.
Пять тысяч долларов!
Босс был вне себя от счастья. Вне себя и не в себе. Он получил поддельное кольцо, но клялся, что в нем течет дух Витинари. Может, так оно и было, потому что Кренберри тоже ввели в действие. Досихпор слишком поздно понял, что если однажды ты окажешься втянут в небольшое увлечение Космо, то рано или поздно умрешь.
Он добежал до своей комнаты, влетел в нее и запер за собой дверь. Прислонился к ней. Нужно было бежать, прямо сейчас. Его сбережений хватит на дальнюю дорогу. Но пока он собирался с мыслями, страх немного поутих.
Мысли твердили ему: успокойся, успокойся. Стража еще не стучалась в двери. Кренберри был профессионалом, а хозяин умел быть щедрым.
Тогда… что мешает ему провернуть последний фокус? Заработать настоящие деньги! Что бы такого ему «раздобыть», чтобы хозяин выложил еще пять тысяч?
Что-нибудь простое, но впечатляющее, вот что нужно, и когда он узнает правду – если вообще узнает, – Досихпор будет уже на другом конце континента, под новым именем, загорелый до неузнаваемости.
Да… есть одна вещь…
Солнце было жарким, и гномам было жарко. Они были горными гномами и чувствовали себя неуютно под открытым небом.
И зачем они были здесь? Король хотел знать, вдруг из ямы, которую копали големы для сумасшедшей курящей женщины, извлекут что-то ценное, но гномам было запрещено спускаться внутрь, потому что это нарушение границ владения. Так что они сидели в теньке и обливались потом, а сумасшедшая курящая женщина, которая дымила без остановки, примерно раз в день подходила и раскладывала перед ними на неотесанном походном столе всякие… штуки. У штук имелось между собой кое-что общее: они были скучны.
Здесь было нечего добывать, все это знали. Пустые пески и ил, сколько ни копай. Ни капли свежей воды. Те растения, которые здесь выживали, накапливали зимнюю дождевую воду в набухших, полых корнях или перебивались влагой морских туманов. Здесь не было ничего интересного, и то, что вынималось из глубокой, отвесной шахты, доказывало это и повергало в уныние.
Здесь находили останки древних кораблей, а временами – останки древних матросов. Нашлись две монеты, серебряная и золотая, которые оказались не такими скучными, и были правомерно конфискованы. Находились глиняные черепки, осколки статуи, которые собирали, как мозаику, кусок чугунного котла, якорь с несколькими звеньями цепи.
Гномам, сидящим в тени, было ясно, что сюда попадали только предметы, занесенные с моря. Но нельзя было забывать: в вопросах торговли и золота никогда не доверяй тому, кто смотрит поверх твоего шлема.
А еще тут были големы. Гномы ненавидели големов, потому что те передвигались бесшумно, несмотря на весь свой вес, и походили на троллей. Они постоянно прибывали и удалялись, невесть откуда тащили доски и спускались во мрак…
Однажды големы повалили из шахты, последовал долгий разговор, и курящая женщина направилась к наблюдателям. Они смотрели на нее нервно, как бойцы смотрят на приближение самоуверенного штатского, зная, что нельзя его убивать.
На ломаном гномьем женщина сообщила им, что туннель обвалился, и она уезжает. Все раскопанные ими предметы, сказала она, пусть подарят ко