А толпа получит свою казнь. И Беллистеру теперь, если повезет, доверят разве что драить плевательницы. Правосудие или некое его подобие восторжествует, и всем дадут понять, что преступления против города стоит совершать только тем, у кого железная шея, и то не факт.
Мокриц поймал себя на том, что поглаживает шею. Даже теперь он иногда просыпался посреди ночи в тот самый миг, когда под его ногами разверзалась пустота…
Витинари не сводил с него взгляда. На его лице не то чтобы играла улыбка, но у Мокрица возникло щекочущее загривок чувство, что, когда он попытался мыслить как Витинари, его светлость проскользнул с этими мыслями к нему в голову, как большой черный паук с гроздью бананов, и принялся лазить там, где ему не место.
Тогда Мокриц со всей неотвратимостью понял одно. Сычик бы в любом случае не умер. Не с его талантом. Под дверцей люка для него открылась бы новая жизнь, как и для Мокрица. Он бы очнулся и получил предложение от ангела, которое для Сычика состояло бы в светлой комнате, трехразовом питании, выносе горшка по первому требованию и любых чернилах, какие он мог пожелать. С точки зрения Сычика, это был бы рай. А Витинари… заполучил бы лучшего в мире фальсификатора на службу своему городу.
«О боги. Я встал у него на пути. Я на пути у Витинари».
Оранжево-золотистый шарик отвергнутого желтка блестел у Витинари на тарелке.
– А что твои грандиозные планы по бумажной валюте, продвигаются? – спросил его светлость. – Я столько об этом слышал.
– Что? Ах да. Кхм. Хочу поместить ваше лицо на банкноту, с вашего позволения.
– О, пожалуйста. Не самый плохой способ сохранить лицо.
«Тебе ли не знать…»
«Я ему нужен, – подумал Мокриц, расслышав эту никакую-не-угрозу. – Но насколько?»
– Понимаете, я…
– Возможно, твоя светлая голова поможет мне решить одну загадку, господин фон Липвиг. – Витинари вытер губы салфеткой и отодвинул стул. – Следуй за мной. Стукпостук, принеси мне кольцо. И клещи на всякий случай.
Мокриц поплелся за ним. Витинари вышел на балкон и прислонился спиной к балюстраде, отвернувшись от окутанного туманом города.
– Еще довольно облачно, но солнце может выглянуть в любую минуту, согласен? – спросил он.
Мокриц посмотрел в небо. Сквозь завесу облаков просвечивал бледно-золотой, как яичный желток, лоскут. «Что же у него на уме?»
– Да, уже скоро, – решился он.
Секретарь передал Витинари небольшую шкатулку.
– Шкатулка с вашим перстнем, – сказал Мокриц.
– Замечательно, господин фон Липвиг, ты всегда так наблюдателен! Бери его.
Мокриц с опаской взял кольцо. Оно было черным и странным на ощупь, почти как живое. «V» как будто смотрела прямо на него.
– Тебе ничего не кажется в нем необычным? – спросил Витинари, внимательно за ним наблюдая.
– Оно теплое, – ответил Мокриц.
– Верно. Это оттого, что оно сделано из стиксия. Он считается металлом, но я убежден, что это сплав, притом полученный посредством волшебства. Гномы изредка находят его в регионе Локо, и он стоит очень дорого. Когда-нибудь я напишу монографию о его увлекательной истории, но пока упомяну лишь, что, как правило, его предпочитают те, кто по образу жизни и личным предпочтениям передвигается в темноте – и, разумеется, те, кому жизнь без риска кажется неполноценной. Стиксий смертельно опасен. На солнце он за несколько секунд прогревается до температуры плавления железа. Никто не знает почему.
Мокриц посмотрел на затянутое небо. Варено-яичный солнечный свет спрятался за очередной грядой туч. Кольцо остыло.
– Кольца из стиксия – повальное увлечение среди молодых убийц. Обычно в течение дня они носят поверх кольца расшитую черную перчатку. Риск – вот что главное, господин фон Липвиг. Это жизнь со Смертью в кармане. В самом деле, иные люди и тигра за хвост дернут из хулиганства. Конечно, те, кто заинтересован в престиже больше, чем в опасности, носят только перчатку. Как бы то ни было, поздней ночью около двух недель назад единственный в городе обладатель запаса стиксия и мастер по его ковке был убит. Убийца бросил на месте преступления мятную бомбу. Что ты об этом скажешь?
«Не буду смотреть, – думал Мокриц. – Это просто игра. Он нарочно хочет заставить меня дергаться».
– Что-нибудь пропало? – спросил он.
– Стража не знает, потому что, видишь ли какое дело, то, что было украдено, отсутствовало на месте преступления.
– Допустим. Тогда что было оставлено? – спросил Мокриц и подумал: «Он тоже не смотрит на небо…»
– Драгоценные камни и несколько унций стиксия в сейфе, – ответил Витинари. – Ты не спросил, как он был убит.
– Как он?..
– За столом, арбалетным выстрелом в голову. Не правда ли, увлекательно, господин фон Липвиг?
– Значит, это наемник, – предположил Мокриц лихорадочно. – Преднамеренное убийство. Мастер не расплатился по долгам. Может, он был скупщиком краденого и решил кого-то кинуть. Слишком мало данных!
– Их всегда мало, – сказал Витинари. – Мой головной убор возвращается из чистки немного не таким, как прежде, а молодой человек, который там работает, погибает в пьяной драке. Бывший садовник возвращается во дворец под покровом ночи, чтобы купить поношенные сапоги Стукпостука. Зачем? Возможно, мы никогда этого не узнаем. Почему мой портрет в прошлом месяце был украден из Королевской картинной галереи? Кому это выгодно?
– Хм, а почему этот стиксий оставили в сейфе?
– Хороший вопрос. Ключ был у него в кармане. Так какой же мы имеем мотив?
– Слишком мало данных! Месть? Молчание? Он смастерил что-то опасное? Из этой штуки можно сделать нож?
– Ага, уже теплее, господин фон Липвиг. Не оружие, потому что скопления стиксия в размерах, превышающих размеры кольца, имеют свойство спонтанно взрываться. Но он был жадным человеком, это правда.
– Он с кем-то поссорился? – предположил Мокриц. – И да, мне действительно становится теплее, спасибо за внимание! И для чего вам щипцы? Поднять кольцо, когда оно провалится сквозь мою ладонь??
Света становилось больше. Мокриц уже видел слабые тени на стене, чувствовал пот, струйкой сбегающий по позвоночнику…
– Интересная мысль. Дай мне кольцо, – сказал Витинари, протягивая шкатулку.
«Ха! Все-таки это был спектакль, чтобы меня напугать, – подумал Мокриц, бросив злополучный перстень в шкатулку. Я даже не слышал никогда о стиксии! Наверняка он все это придумал…»
Мокриц почувствовал жар и увидел, как кольцо, падая в шкатулку, вспыхнуло ослепительно-белым. Крышка захлопнулась, и перед глазами Мокрица осталось фиолетовое пятно.
– Удивительная вещь, не находишь? – спросил Витинари. – Было безрассудно с твоей стороны все это время держать его в руках. Я же не чудовище.
«Нет, чудовище не стало бы играть таких шуток с моей головой, – подумал Мокриц. – По крайней мере, пока она все еще у тебя на плечах…»
– В общем, по поводу Сычика. Я не думал… – начал он.
Но Витинари жестом прервал его:
– Не понимаю, о чем ты, господин фон Липвиг. Я пригласил тебя сюда в качестве действующего председателя Королевского банка. Я – а правильнее сказать, город хочет взять полмиллиона долларов под двухпроцентную ставку. Но ты, конечно, вправе отказать мне.
Столько мыслей бросилось наутек из головы Мокрица, что осталась только одна: «Нам понадобятся банкноты покрупнее…»
Мокриц примчался в банк и прямиком направился к двери под лестницей. Ему нравилось в подвале. Здесь было свежо и тихо, если не считать бурления Хлюпера и чьих-то криков.
Последнее было лишним, да?
В голове у него плескались розовые яды невольной бессонницы, но он снова перешел на бег.
Бывший Сычик сидел на стуле. На его гладко выбритом лице красовалась остроконечная бородка. На голове у него был надет металлический шлем. От шлема бежали проводки к светящемуся щелкающему устройству, к которому мог быть причастен только Игорь. В воздухе пахло грозой.
– Что ты делаешь с этим несчастным? – закричал Мокриц.
– Я меняйт ему мыфли, гофподин, – ответил Игорь и потянул здоровенный рубильник.
Шлем зажужжал. Клямс заморгал.
– Щекотно, – сказал он. – И на вкус почему-то как земляника.
– Ты бьешь молнией прямо ему в голову! – воскликнул Мокриц. – Это варварство!
– Найн, гофподин. Варвары так не умейт, – невозмутимо ответил Игорь. – Я вфего-навфего вынимайт у него вфе плохие вофпоминаний и фохраняйт их… – Он сдернул покрывало с большой банки, наполненной зеленой жидкостью, в которой болталось что-то продолговатое, утыканное проводками, – …здефь!
– Ты перекладываешь его мозг в… репку?
– Это турнепф, – ответил Игорь.
– Удивительные у них способности, не правда ли? – произнес голос сбоку Мокрица. Он посмотрел вниз.
Клямс снял шлем и широко ему улыбнулся. Он весь лучился и казался полон сил, этакий усовершенствованный продавец обуви. Игорь даже костюм ему пересадил.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Мокриц.
– Прекрасно!
– Что это было?
– Сложно объяснить, – сказал Клямс. – Но на слух было как малина.
– А, ну в таком случае все в порядке. Но ты точно хорошо себя чувствуешь? Ты в себе? – не унимался Мокриц, выискивая подвох. Где-то он должен был быть. Но Сы… Экзорбит выглядел счастливым, уверенным в себе и энергичным, как выглядит человек, готовый взяться за все, что подкинет ему жизнь, и выжать из этого максимум.
Игорь сворачивал проводочки с самодовольным видом – там, где подо всеми шрамами, вероятнее всего, было его лицо.
Мокрицу стало немного стыдно. Он был убервальдским пареньком; как и многие другие, он преодолел перевал Вилинус в поисках богатства – поправка: чужого богатства – и не имел никакого права подхватывать модные равнинные предрассудки о клане Игорей. В конце концов, они ведь просто нашли практическое применение тому, что проповедовали и многочисленные жрецы: а именно, что тело – лишь громоздкий покров из дешевых материалов, обтягивающий неосязаемую вечную душу, и,