где-то оно всё-таки должно быть, – заметил мистер Дрейман.
- Это чтобы банки не жульничали, – пояснил мистер Шест, и в его голосе грохотала железная уверенность, верный признак, что источником этой информации было самое знающее существо на свете – Один Мужик Из Бара.
- Но я-то думал, вы поняли, что золото не нужно! – сопротивлялся Мокрист.
- Верно, сэр, верно, – успокоил его Шест. – Конечно, не нужно. Просто пусть лежит себе тихонько в банке, и всё.
- Гм, ну может вы объясните мне, зачем нужно золото? – настаивал Мокрист.
- Чтобы банки не жульничали, – снова сказал Шест, уверенный, что истина утверждается путем многократного повторения. Согласные кивки подтвердили, что это и есть общее мнение улицы Десятого Яйца. Пока золото где-то есть, банки не жульничают, и всё окей. Мокрист был весьма удручен такой безоговорочной верой в презренный металл. С тем же успехом можно верить, что золото помешает цаплям есть лягушек. На самом деле, никакая сила в мире не может заставить банк быть честным, если он сам не желает того.
Но все равно, для первого раза результат получился неплохой. С этим вполне можно начинать строить новую финансовую систему.
Заморосило. С неба посыпался тот самый мелкий дождик, из-под которого можно надеяться выбраться сухим, если даже у тебя нет зонтика. Ни один извозчик не потрудился заехать на улицу Десятого Яйца, но на углу с Проигрышной у тротуара все-таки стоял наёмный кэб. Сбруя на лошади обвисла, извозчик скорчился в своем плаще, а фонари кареты тускло поблескивали в сумерках. Но, поскольку дождь припустился сильнее, для человека с промокшими ногами это всё равно было отрадное зрелище.
Мокрист поспешил к экипажу, запрыгнул внутрь, и тут из сумрака салона раздался голос:
- Добрый вечер, мистер Губвиг. Я так рада наконец-то повидаться с вами. Меня зовут Пуччи. Уверена, мы с вами подружимся…
- Неплохо, совсем неплохо, – прокомментировал сержант Колон, наблюдая, как Мокрист фон Губвиг со всех ног несётся по улице и скрывается за углом, всё ещё набирая скорость. – Обрати внимание, как ловко, даже не задев за раму, он выпрыгнул из окна кэба, отскочил от вон того подкравшегося парня, и тут же поднялся на ноги, мастерски перекатившись по мостовой. При этом даже умудрился не выпустить из рук собачонку. Не удивлюсь, если он проделывал такие трюки раньше. С другой стороны, для баланса вынужден заявить: не взирая на всё на это, он повел себя как полный дурень.
- Первый же кэб, – согласился капрал Ноббс, сокрушённо покачав головой. – Ай-яй-яй. Не ожидал я такой глупости от человека вроде него.
- Вот и я про то, – поддержал Колон. – Если у тебя есть солидные враги, никогда, ни за что не садись в первый же попавшийся кэб. Широко известный факт. Даже всякие букашки-таракашки, и те об этом знают.
Они понаблюдали, как столь неудачно подкравшийся к окну кэба человек мрачно собирает останки своего иконографа под громкие крики разозленной Пуччи.
- Готов поспорить, что когда построили самый первый кэб, никто не рискнул сесть в него, сарж, - радостно поделился ценным соображением Нобби. – А самый первый на свете кэбмен, наверное, помер от голода, потому что не мог найти пассажиров, не знающих об этом важнейшем правиле!
- Это вряд ли, Нобби. Правило действует только для тех, у кого враги солидные. Для остальных это неважно. Ладно, пошли писать рапорт.
- Кстати, а что означает "солидные враги", а? – спросил Нобби, пока они неспешно брели к Дому Стражи на Требушиной улице, где не без оснований надеялись получить по чашке горячего сладкого чаю.
- "Солидные" значит "большие", Нобби. Это же очевидно, как нос на лице. Особенно на твоем.
- Да уж, Пуччи Мот – девушка весьма солидная.
- А иметь среди врагов семейку Мотов никому не пожелаешь, – поделился мнением Колон. - Каковы ставки?
- Ставки, сарж? – переспросил Нобби с невинным видом.
- Ты наверняка принимаешь ставки. Ты же всегда так делаешь.
- На этот раз парни не желают ставить, сарж. Типа, никто не сомневается, чем дело кончится.
- Ах, вот что. Разумно. Они уверены, что Губвиг будет мертв еще до воскресенья?
- Нет, сарж. Они уверены, что Губвиг победит.
Мокрист проснулся в своей большой мягкой кровати, с трудом сдерживая крик.
Пуччи! Ооох! И в таком виде, который обычно деликатно именуют "дезабилье". Он частенько гадал, что же означает это слово, но никогда не ожидал, что увидит столько дезабилье сразу. Даже сейчас некоторые ответственные за воспоминания клетки его мозга предпринимали отчаянные попытки совершить самоубийство.
Однако тут на помощь пришло легкомыслие. Оно помогло залечить душевные раны, а иначе он не был бы Мокристом фон Губвигом. В конце концов, он выкрутился. О, да. Всё-таки, это было далеко не первое окно, из которого ему довелось выпрыгнуть. А яростный вопль Пуччи был почти таким же громким, как грохот разбившегося о мостовую иконографа. Старая добрая "медовая ловушка". Ха. С другой стороны, этот инцидент произошел как раз во время: давно пора вернуть мозги в привычное состояние циничной готовности к любым неприятностям. А то он что-то расслабился. Год назад ему и в голову не пришло бы сесть в первый же попавшийся кэб. Опасаться последствий, пожалуй нечего. Какой же присяжный поверит, что Мокриста могла привлечь Пуччи? Нет, в суде такое не пройдет.
Он встал, оделся и с надеждой прислушался, не подает ли признаков жизни кухня? Не обнаружив таковых, он сам себе сварил черный кофе.
Вооруженный большой кружкой, Мокрист побрел к себе в кабинет, где в лотке для бумаг мирно дремал мистер Хлопотун, а на столе стояла большая черная шляпа.
Ах, да, он же собирался ее немного усовершенствовать!
Мокрист полез в карман, и достал купленный в "Боффо" горшочек с клеем, для удобства пользования снабженный крышкой с кисточкой. Аккуратно обмазав клеем черный цилиндр, он принялся как мог равномерно посыпать его золотыми блестками.
Он всё еще был поглощен этим занятием, когда в поле его зрения появилась массивная фигура Глэдис, вызвавшая в комнате эффект наподобие солнечного затмения. Она принесла ему сэндвич с яйцом и беконом (два фута длиной и одну восьмую дюйма толщиной), а также утренний выпуск "Таймс".
Мокрист застонал. Он опять на первой полосе. Вот так всегда получается, а всё из-за его слишком тренированного языка, который сразу же обгоняет мысли, ст0ит лишь глазам заметить открытый блокнот.
Гм… на второй полосе снова был он, Мокрист. И в редакторской колонке. Черт, и карикатура тоже про него. Даром что несмешная, как обычно.
Первый Оборванец: "Чем Анк-Морпорк отличается от н'обитаемого острова?"
Второй Оборванец: "К'гда ты на острове, можно хотя бы не бояться акул!"
Два раза "ха".
Рассеянный взгляд Мокриста опять вернулся к редакторской колонке. Вот они-то обычно получались очень забавными. Их писали на полном серьёзе, исходя из предположения, что этот мир стал бы куда лучше, если бы им управляли журналисты. Обычно… Что? Что это такое?!
"Пора подумать о ранее невозможном… в затхлых хранилищах банков наконец-то повеяло ветром перемен… несомненный успех обновленного Почтамта… марки уже стали деньгами де факто… требуются свежие идеи… пора дать дорогу молодежи…"
Дорогу молодежи? И кто это пишет? Редактор "Таймс" Вильям де Словье - ровесник Мокриста, но при этом поучает всех с таким апломбом, словно из него уже песок сыплется!
Понять, что же он действительно имеет в виду порой было непросто: приходилось продираться сквозь тяжеловесный слог его заметок. Однако в данном случае, сквозь густой туман придаточных предложений явно проступало мнение "Таймс" о том, что в целом, с учетом всех обстоятельств, в отдаленной перспективе так или иначе Мокрист фон Губвиг может оказаться как раз тем человеком, который нужен для этой работы.
От бронзовых завитушек на столе отразился красноватый свет, и Мокрист понял, что Глэдис находится прямо у него за спиной.
- Вы Слишком Напряжены, Мистер Губвиг, – сказал она.
- Ага, точно, – пробормотал Мокрист, опять перечитывая колонку редактора. О боги, этот парень пишет так, словно высекает свои слова в камне.
- В Журнале Для Женщин Была Интересная Статья О Массаже Спины, – настойчиво продолжила свою мысль Глэдис.
Позже Мокрист решил, что должен был распознать нотки надежды в ее голосе. Но ему в тот момент думалось о другом: "Не просто высекает, а словно вырубает на века".
- Он Весьма Хорош Для Снятия Напряжения, Вызванного Суетой Современной Жизни, – продекламировала Глэдис.
- Ну что же, прекрасно, – сказал Мокрист, и провалился во тьму.
Когда Пегги и Эймсбери привели его в порядок, со щелчками вправив суставы на положенные места, Мокристу странным образом и вправду полегчало. Наверное, в этом был определенный смысл. Наверное, только так можно понять, что кратковременная ломота в спине просто ерунда по сравнению с чудовищной болью изломанного тела.
- Мне Очень Жаль, – сказала Глэдис. – Я Не Ожидала Такого Эффекта. В Журнале Сказано, Что Пациент Испытает Лишь Приятную Расслабленность.
- Не думаю, что для этого нужно завязывать человека узлом, – проворчал Мокрист, потирая шею. Глаза Глэдис разочарованно потускнели, и он был вынужден добавить: – Теперь мне и правда гораздо лучше. Так приятно смотреть вниз и видеть при этом свои ступни, а не пятки.
- Не слушай его, ничего страшного не произошло, – по-сестрински утешила голема Пегги. – Мужчины всегда столько шума поднимают из-за самой пустяковой боли.
- Они Словно Большие Дети, – заявила Глэдис.
Последовала глубокомысленная пауза.
- А этого ты где нахваталась? – спросил, наконец, Мокрист.
- Данную Информацию Мне Сообщила Кассирша Гленда.
- С этой минуты, я запрещаю тебе…
Большие двери кабинета распахнулись. Сквозь них донесся шум, раздававшийся с нижних этажей, и на волне этого шума, в комнату, словно какой-то аудиосерфер, вплыл мистер Гнут, мрачный, но при этом слишком свежо выглядящий для такого раннего времени суток.