Отлично. Теперь…
Доспехи стражника, похищенные из раздевалки охраны банка, сидели на нем, как перчатка на руке. Он предпочел бы, чтобы они сидели как шлем и кираса. С другой стороны, они вряд ли выглядели лучше на их оригинальном владельце, который сейчас шатался по коридорам банка, облаченный в шикарную, но непрактичную униформу охранника. Все знали, что Стража выдает обмундирование одного универсального никому-не-подходящего размера, а Ваймс одобряет только те кирасы, которые, судя по виду, только что пережили схватку с троллем. Доспехи должны наглядно демонстрировать, что их владелец не зря получает жалование.
Мокрист подождал немного, чтобы перевести дух, а потом направился к большой черной двери и позвонил в колокольчик. Механизм противно задребезжал. В такую ночку они не станут торопиться на улицу.
Он ощущал себя голым и незащищенным, словно улитка без ракушки. Он надеялся, что учел всё, но неприятности были… как же это называлось, он слышал нечто подобное на лекции в Университете… ах, да. Неприятности были фрактальными. В каждой большой неприятности скрывалась куча неприятностей помельче. В общем, всё предвидеть невозможно. Стражника в банке могли внезапно вызвать на службу, и он обнаружит, что его шкафчик в раздевалке пуст. Кто-то мог заметить Мокриста за кражей униформы, Дженкинса могли перевести в другую тюрьму… К черту это всё. Когда время поджимает, остается только нестись вперед и в случае чего быть готовым быстро смываться.
Или, в данном случае, быть готовым взять дверной молоток и дважды грохнуть им в дверь. Потом он снова ждал, пока в двери, наконец, не открылось маленькое окошко.
За решеткой смутно виднелось лицо.
- Чего надо? – спросил раздраженный голос.
- Забираю заключенного. Фамилия Дженкинс.
- Что? Посреди чертовой ночи?
- Ничего не знаю, у меня на руках ордер по форме номер 37, – флегматично ответил Мокрист.
Окошко захлопнулось. Он снова остался один под дождем. Прошло минуты три, прежде чем оно открылось опять.
- Чего надо? – спросил новый, исполненный подозрительности, голос.
О, прекрасно. Это же Беллистер. Мокрист был рад такому обороту событий. То, что он собирался сегодня совершить, должно было ввергнуть в крупные неприятности минимум одного из тюремщиков, а ведь некоторые из них были совсем неплохими парнями, особенно те, кто присматривал за камерами смертников. Но Беллистер был тюремщиком старой школы, одним из тех подонков, мастеров мелких пакостей, которые при каждом удобном случае норовили превратить жизнь заключенного в настоящий ад. Он не гнушался плевать в миски с тюремной баландой и, хуже того, даже не пытался проделывать это незаметно для заключенного. А еще он обворовывал слабых и запуганных. Но в данной ситуации был еще один плюс. Беллистер ненавидел Стражу, и пользовался полной взаимностью. На этом можно было сыграть.
- Пришел забрать заключенного, – пожаловался Мокрист, – и вот уже целых пять минут стою под дождем!
- И дальше будешь стоять, сынок, о да, не сомневайся! Пока я не решу, что тебя можно впустить. А ну, покажи-ка бумаги!
- Тут написано "Дженкинс, Совик", – сказал Мокрист.
- Дай взглянуть!
- Мне сказали, бумаги отдавать только в обмен на з'ключенного, – с равнодушной непреклонностью заявил Мокрист.
- О, да ты у нас законник, как я погляжу? Ну ладно. Эйб, впусти нашего просвещенного друга.
Окошко закрылось, раздалось звяканье, и распахнулась калитка. Мокрист шагнул внутрь. Во дворе дождь лил так же яростно, как и снаружи.
- Мы с тобой знакомы? – спросил Беллистер, склонив голову набок.
- Только на той неделе приступил к службе, – ответил Мокрист. За его спиной дверь снова заперли. Грохот засовов отдался громом у него в голове.
- Почему ты один? – требовательно поинтересовался Беллистер.
- Не знаю, сэр. Лучше вам моих папу с мамой об этом спросить.
- Не надо тут шутки шутить! За узником должны были придти двое!
Мокрист безразлично пожал мокрыми плечами.
- Правда? Меня лучше не спрашивайте. Они сказали, этот уродец не доставит проблем. Можете сами проверить, коли охота. Я слыхал, во дворце его хотят видеть немедленно.
- "Во дворце". От этих слов глаза тюремщика блеснули. Разумный человек не станет мешать прихотям "Дворца". В такую мерзкую ночь послать за узником зеленого новичка было разумно. Сам Беллистер именно так и поступил бы.
Он протянул руку и потребовал:
- Д'кументы!
Мокрист вручил ему отсыревшие бумаги. Тюремщик, шевеля губами, прочел их. Он явно надеялся обнаружить ошибку. Напрасно. Мокрист утащил оригинальные бланки, пока мистер Шпульки готовил ему чашку кофе.
- Его этим утром должны повесить, – сказал Беллистер, разглядывая бумаги при свете фонаря. – Чего другое им вдруг понадобилось?
- Знать не знаю, – ответил Мокрист. – Давайте покончим с этим поскорее, ладно? Моя смена заканчивается через десять минут.
Тюремщик навис над ним.
- Я лучше схожу, проверю, окей? Всего один конвоир, это странно. Тут надо быть поаккуратнее, верно?
"Ооп-ля, – подумал Мокрист, – все идет по плану". Десять минут Беллистер будет пить чай, просто чтобы преподать стражнику урок. Еще через пять минут он обнаружит, что семафор не работает. Всего секунда ему потребуется, чтобы принять решение не тащиться на крышу в такой ливень. И еще секунда, чтобы подумать: "Бумаги в порядке. Я проверил водяные знаки, они на месте, это самое главное…" Итого, двадцать минут, ни больше, ни меньше.
Конечно, он мог ошибаться. Могла произойти любая случайность. Может, Беллистер уже созывал подмогу. Или, может, послал кого-то сбегать за настоящим стражником. Неопределенное будущее. Через несколько секунд все станет ясно.
Я сделал все, что мог.
Беллистер появился через двадцать две минуты. В глубине здания послышались шаги, и перед Мокристом возник Дженкинс, согнувшийся под весом кандалов. Беллистер шагал сзади, иногда подталкивая узника своей дубинкой. Дженкинс не мог идти быстрее, но все равно получал тычки в спину.
- Думаю, в кандалах нет нужды, – поспешно сказал Мокрист.
- Ты их и не получишь, – успокоил его Беллистер. – А все потому, что вы, уроды, никогда не возвращаете их обратно.
- Ну и славно, – сказал Мокрист. - Давайте поскорее, здесь холодно.
Беллистер заворчал. Ему все это не нравилось. Он нагнулся, разомкнул кандалы, и выпрямился снова. Его рука покоилась на плече узника. Вторая, с документами, была протянута вперед.
- Распишись! – велел он.
Мокрист так и поступил.
А потом пришло время маленького волшебства. Вот почему бумагам придавалось такое значение. В скользком мире тюремщиков и полицейских, все решал только habeas corpus: чья рука держит заключенного за шкирку? Кто отвечает за этот конкретный corpus?
Мокрист и раньше проходил через подобную процедуру, правда, в качестве заключенного, поэтому неплохо был знаком с ритуалом. За любым узником тянется бумажный след. Если его вдруг найдут обезглавленным, отвечать на неприятные вопросы будет тот, кто последним расписался за этого человека, пока его шляпа еще покоилась на голове, а не на плечах. Беллистер подтолкнул узника вперед и произнес освященную временем фразу:
- Вам, сэр! Принимайте тело, чтоб оно сгорело!
Мокрист вручил документы тюремщику, положил руку на другое плечо заключенного и произнес:
- От вас, сэр! Принимаю тело, чтоб оно сгорело!
Беллистер с угрюмым ворчанием убрал свою руку. Дело сделано, законы соблюдены, ритуал исполнен, а Совик Дженкинс…
…печально посмотрел на Мокриста, пнул его в живот, вырвался, и припустил бегом по улице, словно заяц.
Мокрист согнулся пополам, и сквозь пелену боли слышал только радостный смех Беллистера, который выкрикивал:
- Ваша пташка упорхнула, милорд! Вы приняли его, как полагается! Хо-хо!
Когда он добрел до комнатки, которую арендовал у "Знать-не-знаю" Джека, Мокрист уже почти не корчился от боли. Он с трудом натянул свой золотой костюм, протер тряпочкой доспехи, сунул их в сумку и снова заспешил обратно в банк.
Войти в него было сложнее, чем выйти. Охрана заступала на службу в тот самый момент, когда сотрудники уходили домой, и поэтому Мокрист, облаченный в свой серый костюм, который превращал его из Мокриста фон Губвига в самого неприметного человека в мире, мог спокойно покинуть здание. Все дело в образе мыслей: ночная охрана приступала к работе, после того, как все уйдут, верно? Значит, тот, кто уходит – не проблема, или, во всяком случае, не их проблема.
Охранник, в конце концов объявившийся, чтобы посмотреть, кто это возится с замком главного входа, доставил некоторое беспокойство, но потом появился второй, чуть более сообразительный, который справедливо указал, что если председатель правления решил посетить банк среди ночи, в этом нет ничего неправильного. Он же, черт его забери, местный босс, верно? Ты что, газет не читаешь? Золотой костюм видал? И у него есть ключ! Подумаешь, сумка. Он же входит, а не выходит, так? Вот если бы он выходил с ней, тогда другое дело… Хо-хо, шутка, сэр! Извините за беспокойство, сэр.
"Просто поразительно, чего можно достичь, если набраться наглости" – подумал Мокрист, желая охранникам доброй ночи. Например, открыть дверь, не имея ключа. Ключ, которым он так усиленно шурудил в замке, был от Почтамта, потому что ключа от банка у него пока не было.
Даже вернуть доспехи на их законное место в шкафчике не составило проблемы. Охранники ушли на свои маршруты, а здание было большим и плохо освещенным. Ночью в раздевалку никто не заглядывал по несколько часов подряд.
В его новых апартаментах все еще горела лампа. Мистер Хлопотун храпел в своем лотке, задрав кверху лапы. Около двери в спальню горел ночник. Точнее, два ночника, красных. Это были тлеющие огнем глаза Глэдис.
- Сделать Вам Сэндвич, Мистер Губвиг?
- Нет, спасибо, Глэдис.
- Мне Не Трудно. В Погребе Есть Почки.