- Но и вы почти не едите, мистер Космо. Только хлеб и вода!
- Это помогает мне думать. Так ты хочешь…
- Они все любят его, мистер Космо! Он просто говорит с людьми, и они тут же в него влюбляются! И он действительно намерен упразднить золото. В чем же тогда останется истинная ценность? Он говорит, это все ради города, но на самом деле отдает нас на милость политиков! Снова его трюки!
- Выпей немного бренди, полегчает, - посоветовал Космо. - Твои слова – чистое золото, но что же нам делать?
Гнут помедлил. Он не любил семейку Мотов. Они оплели банк, словно ядовитый плющ, но они хотя бы не пытались отменять заведенный порядок вещей, и они верили в золото. И не были глупцами.
Определение "глупости", которое использовал Маволио Гнут, большинство других людей сочли бы излишне широким. Смех был глупостью. Театр, поэзия и музыка были глупостью. Одежды, имевшие иной цвет кроме серого, черного, или, на худой конец, цвета некрашеной ткани, были глупостью. Изображения несуществующих предметов были глупостью (в изображении существующих предметов он просто не видел нужды). Типичным состоянием бытия была тотальная глупость, которую следовало преодолевать всеми силами смертной души.
Миссионеры пуританских религий признали бы Маволио Гнута идеальным кандидатом для обращения в свою веру, да вот беда: он считал религию чрезвычайной глупостью.
Не глупостью были числа. Числа объединяют все сущее. Не глупостью было золото. Моты верили в числа и в золото. Мистер же Губвиг обращался с числами так, словно это игрушки, а золото почитал не более чем обычным свинцом на каникулах! Это было хуже глупости, это было "недопустимое поведение", грех, который он с огромным трудом вырвал из сердца в результате многолетней битвы с самим собой.
Губвига надо убрать. Гнут проложил себе путь наверх с самого дна, в отчаянной борьбе с многочисленными собственными недостатками, и нельзя допустить, чтобы этот… тип теперь насмехался над всем его трудом! Нет!
- Сегодня в банк зашел один человек, - сказал Гнут. – Очень странный. Он, кажется, знал мистера Губвига, но звал его Альбертом Блестером. Говорил так, словно знаком с ним многие годы, и мистеру Губвигу это явно пришлось не по душе. Скралс, так его назвал мистер Губвиг. Очень старая и грязная одежда. Он притворялся священником, но я в этом сильно сомневаюсь.
- Поэтому ты назвал его странным?
- Нет, мистер Космо…
- Для тебя просто Космо, Малькольм. Оставим церемонии.
- Гм… хорошо, - сказал Маволио Гнут. – Нет, дело не в этом. Это из-за его зубов. Такой, знаете ли, протез, который постоянно двигается и постукивает, когда его владелец говорит, время от времени издавая "хлюп".
- А, старая модель, с пружинами, - сказал Космо. – Очень хорошо. И Губвиг был встревожен?
- О, да. Он сказал, что не знает этого человека, но назвал его по имени. Странно, правда?
Космо улыбнулся.
- Да, это странно. И тот человек ушел?
- Ну, да, сэр… мистер… Космо, - ответил Гнут. – А я направился сюда.
- Ты поступил правильно, Мэтью! Если тот человек придет опять, не мог бы ты проследить за ним, и выяснить, где он живет?
- Если смогу, сэ… мисте… Космо.
- Молодец!
Космо помог Гнуту встать из кресла, пожал ему руку, почти провальсировал с ним к двери и выпроводил гостя наружу, проделав все это одним плавным балетным движением.
- Поспеши обратно, мистер Гнут, ты нужен банку! – сказал он, закрывая дверь. – Какое все-таки странное создание, как полагаешь, Барабантт?
"Лучше бы он перестал меня так называть, - подумал Бывший. - Он что, вообразил себя Ветинари? Как называют тех рыбок, что повсюду следуют за акулами, оказывая всякие мелкие услуги, чтобы не быть сожранными? Это я, я так себя веду, просто плыву рядом, потому что это безопаснее, чем пытаться бежать".
- Как Ветинари стал бы искать плохо одетого человека, новичка в городе, с плохими вставными зубами, а, Барабантт?
"Пятьдесят долларов в месяц и полный пансион, - подумал Бывший, очнувшись от своего морского кошмара. – Не забывай об этом. И через несколько дней будешь свободен".
- Он часто пользуется услугами Гильдии Нищих, сэр, - сказал он вслух.
- Ах да, конечно. Займись этим.
- Понадобятся деньги на расходы, сэр.
- Да, Барабантт, я осознаю этот факт. Всегда расходы. А по другому вопросу?
- Скоро, сэр, очень скоро. Тут Клюква не справится, сэр. Мне приходится раздавать взятки на самом высоком уровне. – Бывший кашлянул. – Молчание дорогого стоит, сэр…
Мокрист провожал Ангелу Красоту к Университету в гробовом молчании. Но ничто не разбилось и никого не убили, это главное.
Как будто придя к некоторому выводу после длительных размышлений, Ангела Красота сказала:
- Я ведь работала в банке, ты знаешь. И, что интересно, там ни в кого не швыряли ножом.
- Извини, я забыл предупредить тебя. Но зато своевременно оттолкнул в сторону.
- Способ, которым ты внезапно швырнул меня на пол, совершенно вскружил мне голову, должна признаться.
- Послушай, я извиняюсь, окей? И Эймсбери тоже! А теперь, может, все-таки расскажешь, в чем дело? Вы нашли четырех големов, так? И что, удалось вам их откопать?
- Нет, туннель обрушился до того. Я же говорила тебе, мы зарылись на полмили, под миллионы тонн песка и грязи. Судя по этим отложениям, когда-то в горах образовалась природная ледяная дамба, которую потом прорвало и затопило половину континента. Сказания о городе Гм утверждают, что его смыло наводнением, так что все сходится. Големов просто унесло прочь селевым потоком, который остановился только у меловых холмов морского побережья.
- А как вы узнали, где именно надо копать? Это же… страшная глухомань!
- Как обычно. Один из наших големов услышал пение. Представь только. Они пролежали под землей шестьдесят тысяч лет…
Во тьме вечной подземной ночи, под страшным всесокрушающим давлением глубин… голем пел. В этом пении не было слов. Песня была старше слов, старше, чем все языки мира. Это был зов самой глины, и он разносился под землей на многие мили. Он путешествовал по рудным жилам, заставляя кристаллы в огромных пещерах звучать в унисон, он звенел вдоль рек, никогда не видевших солнца…
…а потом поднялся от земли вверх, вибрируя в ногах голема из Траста Големов, который волок фургон с углем по единственной в этом районе проезжей дороге. Прибыв в Анк-Морпорк, голем рассказал о песне Трасту. В конце концов, это и было одной из важнейших задач Траста: искать потерянных големов.
Города, королевства, целые страны – все исчезало со временем. Но големы, изготовленные древними жрецами из обожженной глины и оживленные священным огнем, были практически вечны. Когда им больше не отдавали приказов, когда не нужно было носить воду или рубить дрова, потому что страна погрузилась, например, на дно моря или город самым неудобным образом засыпало пятидесятифутовым слоем вулканического пепла, они просто останавливались и ждали новых распоряжений. Они были всего лишь собственностью. Каждый голем действовал только в соответствии с инструкциями, начертанными на небольшом свитке, помещенном ему в голову. Рано или поздно, камень рассыплется песком. Рано или поздно, поблизости возникнет новый город. Придет день – и будут новые приказы.
Големы не понимали, что такое свобода. Они были всего лишь предметами, некоторые до сих пор несли на своей глине отпечатки пальцев давно умерших создателей. А созданы они были только для того, чтобы кому-то принадлежать.
У Дорфла, первого освобожденного голема, появился план. Он очень много работал, круглые сутки, потому что не нуждался в отдыхе, и, в конце концов, накопил достаточно, чтобы купить другого голема. Два голема много работали, и купили третьего… так возник Траст Големов, который покупал големов, разыскивал големов, погребенных под толщей земли или воды, а потом снова помогал големам выкупать самих себя.
В быстро растущем городе големы ценились на вес золота. Они соглашались на скромную плату, но зато получали ее постоянно, потому что работали без остановок. Хозяевам это все равно было выгодно – более сильный, чем тролль, более надежный, чем вол, более выносливый и умный, чем дюжина тех и других вместе взятых, голем вполне мог приводить в действие все машины на целом небольшом заводе.
Особой любви окружающих они этим не заслужили. Всегда была причина не любить големов. Они не пили, не ели, не ругались и не смеялись. Они работали. Если где-то вспыхивал пожар, все окрестные големы бросались тушить огонь, а потом немедленно возвращались к своим прерванным занятиям. Никто не знал, почему существа, рожденные в огне, ведут себя именно так, но и это вызывало в людях всего лишь чувство какой-то смущенной обиды. Невозможно ощущать благодарность к созданию с неподвижным лицом и пылающими глазами.
- И сколько их там захоронено? – спросил Мокрист.
- Я же сказала. Четверо.
Мокрист ощутил некоторое облегчение.
- Ну и хорошо. Вы молодцы. Может, устроим сегодня праздничный ужин по такому поводу? Ну, из чего-нибудь, что не очень по вкусу моей собачке? А потом, кто знает…
- Тут, возможно, есть загвоздка, - задумчиво предупредила Ангела Красота.
- Не может быть!
- Перестань, - Ангела Красота вздохнула. – Послушай, гмцы были первыми создателями големов, понимаешь ты это? Легенда големов гласит, что гмцы их изобрели. В это нетрудно поверить. Какой-нибудь жрец засунул в печь подношение богам, сказал нужные слова, и глина вдруг ожила. Это было их единственное изобретение. Других им не потребовалось. Големы строили их город, големы обрабатывали их поля. Гмцы знали, что такое колесо, но использовали его только в детских игрушках. Колеса им тоже были не нужны, понимаешь ли. И оружие не нужно, если вместо стен город охраняют големы. Даже лопаты им были ни к чему…
- Ты ведь не хочешь сказать, что они создавали гигантских боевых големов?
- Очень мужская мысль.