[13] Он не понимал внутреннюю потребность в отмычках, у троллей не было слова для мужественности по той же причине, по которой у луж не было слова для обозначения воды. Еще у него была проблема с образом мыслей и действиями почти покойного мистера Бента. Тролли не теряют рассудок, они теряют терпение. Так что Детрит сдался, и тогда это перешло в капитана Моркоу.
Мойст встречался с ним прежде. Моркоу был большим, от него пахло мылом, и его обычным выражением было выражение голубоглазой невинности. Мойст не мог заглянуть за это дружелюбное лицо, просто не мог видеть ничего. Он мог читать большинство людей, но капитан был закрытой книгой в запертом шкафу. И этот человек был всегда любезным, в такой по-настоящему раздражающей манере, присущей стражникам.
Он вежливо сказал „Добрый вечер“, садясь напротив Мойста в маленьком кабинете, который неожиданно стал комнатой для допроса.
— Могу я начать, сэр, с того, чтобы задать вам вопросы о трех людях внизу в подвале? И о большой стеклянной… штуковине?
— Мистер Хьюберт Кувырком и его помощники, — ответил Мойст. — Они изучают экономическую систему города. Они не замешаны в этом. Если подумать, я в этом тоже не замешан! И фактически, нет никакого этого. Я уже все это объяснял сержанту.
— Сержант Детрит думает, что вы слишком умны, мистер Липвиг, — сказал капитан Моркоу, открывая свой блокнот.
— Ну, да, я полагаю, он так думает о большинстве людей, не так ли?
Выражение лица Моркоу ни на йоту не изменилось.
— Можете объяснить мне, почему внизу стоит голем, который одет в платье и все время приказывает моим людям вытирать ноги? — спросил он.
— Не показавшись сумасшедшим — нет. А какое это имеет ко всему отношение?
— Я не знаю, сэр. Надеюсь выяснить. Кто такая Леди Дейрдра Ваггон?
— Она пишет довольно старомодные книги по этикету и ведению хозяйства для девушек, которым хотелось бы стать такими женщинами, у которых есть время подбирать цветы. Слушайте, это существенно?
— Я не знаю, сэр. Я изо всех сил стараюсь вникнуть в ситуацию. Вы можете мне сказать, почему по зданию бегает маленький песик, владеющий тем, что я назову заводным устройством интимного характера?
— Думаю, это потому, что мой рассудок от меня ускользает, — ответил Мойст. — Послушайте, единственная важная во всем этом вещь — это то, что с мистером Бентом… Произошло скверное потрясение, и он запер себя в хранилище золота. Я должен был быстро его вызволить.
— А, да, хранилище золота, — откликнулся капитан. — Можем мы немного поговорить о золоте?
— А что не так с золотом?
— Я надеялся, что это вы сможете нам сказать, сэр. Я полагаю, вы хотели продать его дварфам?
— Что? Ну, да, я так сказал, но только ради того, чтобы подчеркнуть…
— Подчеркнуть, — торжественно повторил Капитан Моркоу, записывая это.
— Слушайте, я знаю, как все это происходит, — сказал Мойст. — Вы просто заставляете меня говорить в надежде, что я вдруг забуду, где я, и скажу что-нибудь глупое и разоблачающее, так?
— Спасибо вам за это, сэр, — отозвался Капитан Моркоу, переворачивая еще одну страницу своего блокнота.
— Спасибо мне за что?
— За то, что сказали мне, что знаете, как все это происходит, сэр.
Видишь? — сказал Мойст себе. Вот что происходит, когда слишком расслабляешься. Ты потерял преимущество. Даже стражник может тебя обхитрить. Капитан поднял на него взгляд.
— Я скажу вам, мистер Липовиг, что кое-что из сказанного вами было подтверждено беспристрастным свидетелем, который никак не может быть соучастником.
— Вы говорили с Глэдис? — спросил Мойст.
— А Глэдис — это?…
— Это та, которая не успокаивается по поводу грязных ботинок.
— Как голем может быть „ею“, сэр?
— А, это я знаю. Правильный ответ такой: как голем может быть „им“?
— Интересный момент, сэр. Тогда это объясняет платье. Просто интересно, какой, по вашему мнению, вес золота может вынести голем?
— Не знаю. Пару тонн, может быть. К чему вы ведете?
— Я не знаю, сэр, — жизнерадостно ответил Моркоу. — Командор Ваймс говорит, что, когда жизнь дает тебе мешанину спагетти, просто тяни, пока не обнаружишь тефтельку. Вообще-то ваша версия произошедшего согласуется, в той мере, насколько он понимал события в то время, с версией, представленной нам мистером Непоседой.
— Вы говорили с собакой?
— Ну, он председатель банка, сэр, — ответил капитан.
— Как вы поняли, что… А, у вас есть оборотень, да? — сказал Мойст, ухмыляясь.
— Мы это не подтверждаем, сэр.
— Все знают, что это Нобби Ноббс, знаете ли.
— Правда, сэр? Боги. В любом случае, ваши объяснения за действия этим вечером приняты во внимание.
— Хорошо. Спасибо. — Мойст начал было подниматься.
— Тем не менее, объяснения ваших действий ранее на этой неделе — нет, сэр.
Мойст снова сел.
— Ну и? Я и не должен за них отчитываться, так?
— Это может помочь нам, сэр.
— Чем это вам поможет?
— Это может помочь нам понять, почему в хранилище нет золота, сэр. Маленькая деталь в великой картине мира, но это довольно сложная загадка.
В этот момент где-то рядом залаял мистер Непоседа…
Космо Роскошь сидел за столом, сложив пальцы домиком перед губами, наблюдая, как Криббинс ест. Немногие люди, у которых был выбор, когда-либо делали это больше тридцати секунд.
— Хороший суп? — спросил он.
Криббинс, сделав последний долгий булькающий глоток, опустил миску.
— Высший сорт, — ваша светлость, — он достал их кармана серую тряпку и…
Он собирается вытащить свои зубы, прямо сейчас, за столом, подумал Космо. Поразительно. Ах, да, и в них все еще есть кусочки морковки…
— Не колеблитесь, свободно чините свои зубы, — сказал он, когда Криббинс достал из кармана погнутую вилку.
— Я так ш ними$7
Пружины зазвенели, когда он одолел их вилкой и, очевидно, оставшись довольным, с трудом засунул их назад на свои серые десны, потом с чавканьем водрузил зубы на место.
— Так-то лучше, — объявил он.
— Хорошо, — произнес Космо. — А теперь, ввиду характера ваших заявлений, которые Стукпостук тщательно записал и вы подписали, позвольте спросить вас: почему вы не отправились к Лорду Ветинари?
— Я жнавал людей, избежавших петли, сэр, — ответил Криббинс. — Это не слишком сложно, если подготовиться. Но я никогда не слышал о подобном человеке, который прямо на следующий день получил бы теплое местечко. И правительственную работу тоже. Потом он вдруг штановится банкиром, не меньше. Кто-то пришматривает за ним, и я не думаю, что это полная сострадания фея. Поэтому если бы я отправился к Ветинари, я бы поштупил немного глупо, верно? Но у него ваш банк, а у вас нет, что весьма прискорбно. Так что я к вашим услугам, шэр.
— За определенную цену, не сомневаюсь.
— Ну, да, кое-какая плата бы помогла, да.
— Вы уверены, что Липовиг и Спэнглер — это одно и то же лицо?
— Дело в улыбке, сэр. Ее никогда не забудешь. И у него есть этот дар болтать с людьми, он заставляет людей хотеть делать все так, как ему надо. Это как магия, мелкий неблагодарный гаденыш.
Космо уставился на него, а затем сказал:
— Дайте преподобному пятьдесят долларов, Стук… Досихпор, и направьте его в хороший отель. Такой, в котором может быть в наличии горячая ванна.
— Пятьдешят долларов? — прорычал Криббинс.
— А затем, пожалуйста, продолжайте заниматься тем маленьким приобретением, хорошо?
— Да, сэр. Конечно.
Космо притянул к себе лист бумаги, окунул перо в чернильницу и принялся неистово писать.
— Пятьдешят долларов? — вновь спросил Криббинс, потрясенный столь маленькой расплатой за грехи.
Космо оторвал взгляд от бумаги и посмотрел на человека так, будто увидел его впервые и не обрадовался этому новшеству.
— Ха, да. На данный момент действительно пятьдесят долларов, преподобный, — успокаивающе произнес Космо. — А утром, если ваша память будет столь же хорошей, мы все посмотрим в богатое и праведное будущее. Позвольте мне вас не задерживать.
Он вернулся к своим бумагам.
Досихпор схватил Криббинса за руку и решительно вытянул того из комнаты. Он увидел, что писал Космо.
ВетинариВетинариВетинари ВетинариВетинариВетианри
ВетинариВетинариВетинари ВетинариВетинариВетианри
ВетинариВетинариВетинари ВетинариВетинариВетианри
ВетинариВетинариВетинари ВетинариВетинариВетианри…
Пришло время трости-клинка, подумал он. Забрать ее, передать, схватить деньги и бежать.
В Отделении Посмертных Коммуникаций было тихо. Там и в лучшие времена никогда не было шумно, хотя, когда постепенно затихали звуки университета, всегда можно было услышать слабые, незначительные голоса, просачивающиеся с Того Света.
Беда в том, подумал Хикс, что у слишком многих его предшественников не было никакой жизни за пределами отделения, где социальные навыки не были приоритетными, и даже будучи мертвыми, у них не совершенно не получалось зажить полной жизнью. Так что они околачивались около отделения, не желая покидать это место. Иногда, когда они чувствовали себя полными сил и Труппа Сестричек Долли занималась новой постановкой, Хикс выпускал их красить декорации.
Он вздохнул. Вот в чем была беда работы в ОПК, никогда нельзя быть в полной мере боссом. На обычной работе люди выходили на пенсию, несколько раз забредали на место старой работы, пока там еще был кто-то, кто их помнил, а затем они скрывались в вечно наполняющемся прошлом. Но здесь прежние работники, похоже, никогда не уходили…
Была такая пословица: „Старые некроманты никогда не умирают“. Когда Хикс рассказывал ее людям, они спрашивали „…и?“, и ему приходилось отвечать: „Я боюсь, это все. Просто „старые некроманты никогда не умирают““.
Хикс как раз убирал все на ночь, когда из своего тенистого угла подал голос Чарли:
— Кто-то живо пробирается сюда. Ну, я так сказал,