Хозяйка нажарила рыбы, и мы поужинали вдвоём. Потом пришёл пьяный дядяня и в обуви сразу залез в кровать. Должно быть, на новой работе ему уже дали аванс.
Хозяйка открыла дверь и сказала храпящему дядяне:
— Мой муж всю жизнь пил и от этого умер. Я не потерплю алкоголь у себя в доме. Я не потерплю пьяных в своём доме.
Она с силой захлопнула дверь. Раскраснелась и вообще разнервничалась. Кинула посуду в раковину, потом подошла ко мне и схватила за волосы:
— Я что, должна за тобой и посуду мыть?! — спросила она. — Давай жри и вали спать!
Проснувшись ночью, дядяня перепутал туалет со спальней хозяйки и, сонный, в темноте, нассал на неё. Прямо ей на кровать нассал.
Она очень долго кричала и сказала, что позвонит в милицию и скажет своему сыну, чтоб он побил дядяню, но всё обошлось, и на следующее утро мы переехали в трёхэтажный довоенный дом на Бородинской. Я украл хозяйскую удочку, и дядяня сказал:
— Правильно сделал.
Каждое утро на Бородинской стояла большая жёлтая бочка с пивом, и я, провожая дядяню, видел, как он долго боролся с собой, но потом жажда одерживала над ним верх, и он устремлялся, что твой гончий пёс, к бочке и опрокидывал перед работой три стакана пива. На Бородинской было еще два круглосуточных винных магазина. Теперь нередко дядяня по ночам бегал за кагором в винный и, тихонько слушая музыку, пил себе в углу. А я делал вид, что сплю, и через прищуренный глаз и одеяло наблюдал за спитым и очень храбрым дядяниным лицом.
Когда я следующий раз пришёл ловить рыбу к спасательному домику, река поднялась еще сильней и теперь затопила дорогу и ступеньки, ведущие на пляж. Мне пришлось снять сандалии и закатать штаны.
Из домика вышел неизвестный мне пожилой человек. У него была волосатая седая грудь. Таких высоких людей я еще не видел в жизни: в старике было больше двух метров росту.
— Ты что тут делаешь, пацан? — спросил он.
— Я здесь ловлю рыбу.
— Пляж закрыт. Не видишь, как река поднимается?! Скоро весь город затопит! — сказал он. — Посторонним сюда вход запрещён.
— А Витя мне разрешал… — ответил я и положил удочку на деревянный пол.
— Хм… Витя… — сказал старик и посмотрел на небо. — Если сегодня не дай бог пойдёт дождь, то нижний город наверняка затопит…
— А где Витя? — спросил я.
— Его убила баба по пьяни прямо в этом домике, — сказал он.
— Зачем она это сделала? — спросил я.
— Кто знает. Может, ревновала. Все беды в этом мире случаются из-за баб. Бабы — это источник бед на нашей планете. Пацан. Так и знай — все войны развязывались из-за баб.
— Можно, я буду ловить рыбу здесь? — спросил я.
Он удивлённо уставился на меня:
— Разве тебе хочется ловить рыбу возле места, где недавно убили человека? — спросил он.
— Не знаю. Мне всё равно.
— Тогда давай. Действуй. А я тут посижу, посмотрю, сколько ты словишь. Пацан.
И старик сел на табурет. Надел очки и развернул газету.
— Слышишь, пацан. Тут написано, что река еще будет подниматься, и город может затопить через два дня. Людям, которые живут в нижнем городе, советуют собирать бебехи и убегать куда повыше.
— Что такое бебехи? — спросил я.
Рыба вообще не клевала. Из головы у меня не выходил Витя и его рассказы про дальние плаванья.
— Бебехи — это лахи, — ответил старик. — Шмотки-то есть. А ты где живёшь? — спросил он.
— На Бородинской.
— Это же в Яме. С родителями?
— С дядяней. Мы только недавно приехали в город.
— Вот как… — сказал старик.
— Скажите, а женщину, которая убила спасателя, поймали?
— Нет. Её до сих пор ищут. Чёрт возьми этих баб. Сколько у меня их было, и я рад, что ни одну из них не полюбил. Никогда не связывайся с бабами всерьёз! — посоветовал он.
— Значит она где-то в городе… эта женщина? — спросил я.
Он:
— А чёрт его знает, где она бродит. Наверняка её скоро поймают и упрячут в тюрьму. Ладно, давай вали отсюда, а то уже поздно.
Я посмотрел на пляж. Там не было ни одного человека.
— Вы тоже ждёте женщину? — спросил я.
— Не мели херню, я просто хочу спать, и тебе не нужно здесь оставаться одному. Скоро будет темно, и пойдёт дождь.
Я взял банку, скрутил удочку и собрался уходить. Дождь действительно начал капать. За высоким сосновым лесом вспыхнула молния, и раздался ужасно громкий треск.
— Подожди, малой! — крикнул мне старик. — Я хочу показать тебе одну штуку, которую показываю всем своим новым знакомым.
Старик повернулся ко мне задом. Стал раком и спустил джинсовые шорты.
Прямо на заднице у него была наколота печка. А на обеих ягодицах — кочегары с лопатами, полными угля. И когда старик тряс ягодицами, кочегары по очереди закидывали уголь в печь. При этом он дико ржал и кричал мне:
— А! Ну что, видал такое?! Видал где-нибудь такое?! Ага!
Еще раз ударила молния, и дождь пошёл сильнее.
Дома пьяный дядяня валялся на полу в темноте и храпел. Я подложил ему под голову подушку и накрыл одеялом, как делал ни раз. Потом я пошёл на кухню и в темноте приготовил яичницу на сале и сварил чашку вкусного кофе. Вымыв посуду, я притащил матрас на кухню и лёг так, чтоб мне было видно окно. Я наблюдал за разбушевавшимися молниями. Они хлестали небо с ужасающе громким звуком. Казалось, звук этот порвёт мир напополам.
Дождь тарабанил в окна и перешёл в затяжной ливень, который шёл всю ночь.
Наутро я разбудил дядяню и сбегал за кружкой пива к бочке. Бородинскую полностью затопило. Только до нашего дома вода еще не дошла, потому что по сравнению с новостройками он находился чуть выше. Я видел расстроенных паникующих людей, которые выносили из дома всякие вещи — ковры, телевизоры, посуду, зимнюю одежду — и складывали их в грузовики. Люди эти выглядели подавленными и очень ругались.
Один мужчина нёс на руках спящую малютку и ругался:
— Что за твою мать, — говорил он. — Катастрофа!
Одна очень старая еврейка держала в руках скатерть, в которую были завернуты драгоценности:
— Такого наводнения я не помню. Вы не подвезёте меня до Спей? Там живут мои родственники. В Спее. Дочка с мужем. Её муж — большой человек! — сказала она водителю грузовика.
— А мне плевать, кто он такой! — прорычал водитель грузовика и дёрнул с места.
— Мишигины! — крикнула она ему.
Я похмелил дядяню и собрал его на работу. Рассказал ему про то, что женщина убила спасателя Витю, и про то, что скоро весь город затопит. Дядяня держал в зубах сигарету и сидел молча на кровати. Он скривил лицо, потому что сигаретный дым попал ему в глаз.
— Жаль, что у меня нет резиновых сапог, — сказал он. — Больше не ходи ловить туда рыбу. Если там убили человека, то рыба еще не скоро клевать будет.
Он вышел из дома. Потом снял туфли и закатал брюки, чтоб пойти дальше через дорогу.
В нашей парадной жил пацан. Он был калекой и мог передвигаться только в инвалидном кресле. Он, бедолага, совсем не чувствовал своих ног и вырезал на коже карманным ножиком чуть выше колен сердечки и пронзал их стрелами. Он писал: «Славик плюс Оксана равняется любовь». На другом колене писал: «Славик плюс Оля равняется дружба».
— Мне не больно! — говорил он и продолжал вырезать на ляжках разную чепуху. — Я трахал этих девчонок. Только это было не в этом дворе. Раньше мы жили в другом дворе. Там были одни бабы, не то что здесь…
Он презрительно фыркал.
Мы сидели с ним под козырьком, пока шёл дождь. И вода на улице Бородинской прибавлялась у нас на глазах. Теперь вода добралась и до нашего дома.
Я пошёл в дом и положил все наши скудные пожитки на кухонную плиту. Дядянину одёжку, мою одёжку.
— Отвези меня домой! — попросил инвалид Славик. От него воняло мочой и чесноком.
Он выругался, когда увидел, что их тоже затопило. В комнатах плавали ковры.
— Отвези меня в комнату! Налево! — я открыл дверь в его комнату. Там плавала игровая приставка с джойстиками.
— Нет! О нет! — захныкал Славик. — Моя сега! Нет! Только не сега!
Он плакал в комнате, а мне захотелось найти дядяню и смыться с ним из этого города. Я подумал о Славике: а что если родители его сегодня не придут. Тогда он утонет. Этот несчастный калека с чесночным запахом мочи. Мне не было его жаль. Потому что он хвастун.
Нужно найти дядяню! Пробежав один квартал до виноконьячного завода, я встретил дядяню и кинулся ему на шею.
— Дядяня! — взмолил я. — Давай уедем отсюда в другой город. Пока нас не затопило! Пожалуйста, дядяня.
Он нёс два кулька с едой и бутылками.
— Сегодня я не могу уехать, — сказал он и довольно улыбнулся.
— К нам придёт гость.
— Какой гость?
— Вечером увидишь. На крыльце мы встретили инвалида Славика. Он всё еще плакал и причитал:
— Сеееегаа… сега! сееега — из ноздрей у него вылезали зелёные пузыри. Они надувались и лопались. Похоже, его родители еще не пришли.
В комнатах у нас было по колено воды. Но дядяня как будто и не замечал этого. Он расхаживал, напевая себе под нос мелодию, и даже готовил еду на плите. Хотя он в принципе никогда ничего не готовил.
Ближе к десяти пришёл хозяин квартиры. Старый еврей — Ёся. Он только покачал головой и сказал:
— Что же будет! Что же будет! Я поеду в деревню к родственникам. А вы?
Дядяня достал из заднего кармана деньги и протянул еврею.
— Вот оплата за два месяца вперёд, — сказал он и глазом не моргнул.
— Дай бог вам здоровичка, — отблагодарил еврей и ушёл.
Я не узнавал дядяню. Что с ним случилось?! Вода прибывала, а он хлопотал возле плиты. Готовил жаркое и пил вино.
— У нас будет чудесная гостья! — сказал он. Потом пришла женщина и поцеловала дядяню в губы. Цвет лица её был синий. Они стояли по колено в воде и целовались. Электричество уже отключили, и в доме горели свечи. Я сразу узнал эту женщину: это была та самая женщина, что приходила к спасателю Вите. Дядяня смотрел на неё влюблённым завороженным взглядом.
— Иди познакомься с тётей Светой! — попросил он меня.