Я выключил мобильник и сообщил Кате о готовящихся изменениях в деловой документации. А потом дал Полю задание ознакомиться с поступившим электронным письмом и отыскать номер телефона, принадлежащего Виктору Симонову по прозвищу Саймон. А потом набрал искомый номер.
Я ждал приветствия типа «Аллёу-у, ко-о-отик!», и произнести его должен был жеманный пронзительный голос, безуспешно пытающийся изобразить женские обертоны. Вместо этого в трубке раздался рокочущий бас:
– Да, слушаю.
– Господин Симонов?
– Он самый. А вы – кто?
Я представился и объяснил причину своего звонка. Попросил о встрече.
– Да ради бога! – сказал бас. – Мы могли бы встретиться с вами в «Кентавре».
Честно говоря, меня слегка передернуло. Оказаться в клубе для геев в разгар вечера, среди завсегдатаев – это была еще та перспектива.
– Мы могли бы встретиться и в другом месте.
– А-а-а… – сказал он. – Ну да… Простите!
– Что если я к вам домой подъеду?
– Хорошо. Пожалуйста. Приезжайте. – Он назвал мне свой адрес.
Улица маршала Казакова. Это у нас где-то в районе Автова.
– Немедленно выезжаю. Я сейчас на Голодае.
– Понятно. Будете не раньше чем через полчаса. Жду.
В трубке послышались короткие гудки.
Я вернулся в приемную.
Катя все еще пребывала в тесных отношениях с компьютером, однако подняла голову и вопросительно посмотрела на меня.
– Обед отменяется. Я поехал на срочную встречу. Что будет дальше – пока не знаю.
– Хорошо. Будь осторожен! Куда ты едешь? Оставь адрес.
Черт возьми! Раньше она таких вопросов не задавала.
– Трус не играет в хоккей! – Я постарался, чтобы в голосе моем не было ничего, кроме легкомыслия.
– Оставь, оставь! Ты сам говорил… Береженого бог бережет.
Я продиктовал адрес художника и пообещал отзвониться, когда наша встреча закончится. Мной вдруг овладело нетерпение. Этот книжный график наверняка ведь знал что-нибудь такое, чего не знала даже Полина Шантолосова. С надеждой на обретение этого знания я и покинул свой офис.
19
В подъезде нужного дома дорогу мне преградила консьержка. Как обычно, ею оказалась бабушка пенсионного возраста, пухлощекая, очкастая и приветливая. Интересно, почему на такую работу не идут молодые девицы?.. Впрочем, понятно – почему. А Арчи Гудвин умеет охмурять и старушек. Женщина – она и есть женщина, сколько бы лет ей не исполнилось. Это давно доказано.
Консьержка поинтересовалась, куда я иду.
Я объяснил, лучезарно улыбаясь. Не обращая внимания на мою улыбку, старушка позвонила хозяину. И только получив от него добро, пропустила. Я вошел в лифт и поднялся на нужный этаж. Лифт был старый, механический. Он то и дело поскрипывал и пощелкивал, словно разговаривал сам с собой на неведомом машинном языке.
Саймон оказался обладателем двухкомнатной квартиры. То есть меня-то пригласили только в мастерскую, где он работал, но ведь должна же быть еще и спальня. Спальни бывают даже у обычных людей, а тут…
Две стены мастерской были увешаны незнакомыми картинами. Я не слишком разбираюсь в живописи, поэтому оценить их не мог. Третью стену украшали фотографии различных зданий. Я узнал, в частности Спас-на-Крови. Снимки показались мне странными – изображения фасадов были не прямые, а какие-то искривленные. Наверное, искажены на компьютере. Однако эти, будто бы плывущие по воде, изображения завораживали. Должно быть, Саймон был хорошим художником.
Меня усадили в кресло возле низенького столика, на котором лежал журнал с названием «Вестник Российской академии художеств», и предложили чувствовать себя как дома. Ишь какая женская заботливость!
– Книжной графикой я зарабатываю на жизнь, – пояснил Саймон, заметив, как я разглядываю холсты. – А это вроде как для души. Кроме портретов. Те, разумеется, писаны на заказ.
Он был крупным человеком – такому скорее кайло в руках держать, чем кисть. Впрочем, графики тоже вроде бы с компьютером больше работают, со всякими там «Фотошопами»… Как бы то ни было, он оказался совсем не таким, какими я представлял себе геев. Даже несмотря на услышанный в трубке бас, мне виделся худенький мальчоночка с накрашенными губами и подведенными глазками, разодетый в дамское цветное тряпье. А тут – эдакий бычара, которого скорее представишь себе на бандитской разборке! И никакого халата, заляпанного краской. Хотя тут мои фантазии меня обманули – в халатах, заляпанных краской, ходят маляры, а не художники.
– И какие книги вы оформляли? – спросил я, чтобы найти хоть какие-то точки соприкосновения.
– Всякие. В основном, попсу. Звездолеты, полуобнаженные принцессы, бородатые рыцари с двуручными мечами. Но было и кое-что посерьезнее. Подарочное собрание сочинений Шекспира, например, изданное «Геликоном». В десяти томах… Или восьмитомник братьев Стругацких, выпущенный эксмошниками в серии «Классики фантастики». Там, правда, только обложки мои, а иллюстрации сделаны Андреем Карапетяном. Был такой питерский художник, который работал конструктором…
– А вот это зачем? – Я кивнул на стену с фотографиями. – Тоже на заказ?
– Нет, это тоже для души. А знаете, как делается?
Я пожал плечами:
– Сфотографировали, а потом на компьютере обработали, в каком-нибудь «Фотошопе».
– Ничего подобного! – гордо глянул он на меня. – Никакого компьютера, никакого «Фотошопа». Снимки живые, сделаны обыкновенным цифровиком. Просто сняты не сами здания, а их отражения в воде, ну и потом перевернуты на сто восемьдесят градусов. Потому и выглядят, будто их изогнуло.
Я присвистнул и посмотрел на него с невольным уважением. Это же надо было додуматься – так снять фасады обыкновенных питерских домов!
– Не желаете ли кофе?
Я, все еще не знавший, как перейти к конкретному деловому разговору – ну не вязался у меня этот парень с образом гея! – согласно кивнул. Он ушел на кухню, а я принялся разглядывать картины. Да уж, далеко не звездолеты, принцессы и рыцари с мечами… Питерские пейзажи (я узнал костел на Среднем проспекте и Никольский собор), портреты каких-то дамочек бальзаковского возраста (мимо которых я прошел бы, не оглянувшись), а вон и вовсе натюрморт, главным героем которого является блюдо с переспелыми неаппетитными персиками… Не понимаю я такого художества. Мне, например, всегда нравились картины Ильи Глазунова, которого многие почему-то на дух не выносят. К примеру, та же Катя…
На столе стоял компьютер, и валялось несколько черно-белых распечаток. Вот тут присутствовала и весьма аппетитная принцесса с обнаженным торсом, и бородатый гном с молотом, похожий на пивной бочонок прошлого, и звездолет, смахивающий на совковую лопату без черенка.
Я взял распечатку с принцессой в руки, пригляделся. Имелось в этой девице что-то странное.
Скрипнула дверь, в комнате появился хозяин с подносом, на котором разместились турка, две чашки, две ложечки, сливочник и сахарница, взятые по крайней мере из трех разных сервизов.
Мне пришлось вернуть принцессу на место.
– Я, знаете ли, по-старинному завариваю.
– Ну и отлично! – сказал я. – Я вообще чистый предпочитаю. Даже без сахара. Любопытные у вас картинки…
Он скривился в улыбке, в которой не было ни малейшего признака благодарности за комплимент.
– Да ладно вам! Вы ведь не картинки мои пришли разглядывать. Задавайте вопросы.
Черт, ну не так он себя вел, совсем не так!
– Хорошо, – сказал я. – Как говорится, будем откровенны до грубости… Насколько мне известно, вы были любовником Петра Бердникова, на ту пору председателя совета директоров компании «Бешанзерсофт».
– Секундочку! Я бы выразился иначе. Любовник это когда по любви, а у меня к нему никакой любви не было.
Ого, какое заявление!
– Он вас что, принуждал?
Саймон мотнул головой:
– Нет, все делалось по доброму согласию. Считайте, я был мальчиком по вызову, только вызывал меня мужик, а не дама бальзаковского возраста. Он мне платил. Ради таких денег можно и в «Кентавре» посидеть, и мужика вместо дамы поиметь.
Я едва не поперхнулся.
Ого, какая откровенность! И ведь ни капельки стыда или хотя бы ощущения неудобства!
– Вы хотите сказать, что вы – не гей?
– Разумеется. Я самый обычный гетеросексуал. Для удовольствия я трахаюсь с девчонками. А это было нечто вроде дополнительного приработка. И весьма хорошего. По крайней мере, после смерти Петра мне пришлось подтянуть поясок.
– То есть он был… он был вместо женщины?
– Разумеется. Он был пассивный. Или как там они называются?.. Маша?.. Мурка?..
Я был потрясен.
Сложившаяся в моем мозгу картина рушилась, словно карточный домик. О какой ревности тут может идти речь?
– У него крыша была не в порядке, – продолжал Саймон, размешивая ложечкой сахар. – Я думаю, в конце концов он бы закончил операцией по перемене пола… Да вы пейте кофе-то!
Оказывается, мой кофе все еще стоял на подносе и вид имел абсолютно нетронутый.
Черт! Вот и новый мотив появляется. Перемена пола человеком подобного положения – это скандал в благородном семействе. Такое можно и не допустить… У Полины Шантолосовой должны быть веские причины не доводить мужнин «адюльтер» до такой развязки.
– Скажите, Виктор, а что он был за человек?
Саймон сделал пару глотков, размышляя. Взялся за свою чашку и я.
– Вы знаете, при всем идиотизме ситуации, человек он был неплохой. Любовью своей мне не докучал. Ему это требовалось два раза в неделю. Обычно мы встречались в «Красном кентавре» во вторник и в субботу.
Я вспомнил, что авария произошла в понедельник.
– Потом перебирались в заранее заказанный номер в гостинице. Гостиницы бывали разные. В номере я его и… На ночь никогда не оставались, он платил наличкой и уезжал домой.
– О делах он вам не рассказывал? Враги у него имелись?
– Нет, о делах речи не было никогда. Один-единственный раз он заговорил как-то о жене, о том, что налаженная жизнь рушится, что они со студенческих лет вместе, что фирму вместе создавали. Что у нее любовник появился, и это все из-за него, Петра. Что он бы и рад все вернуть назад, да не может, потому что против природы не попрешь. По-моему, он был несчастный человек, хотя на вид и не скажешь.