«Брось, Турецкий, — вступил в диспут внутренний голос, — на фортепиано ты не научился играть, потому что сам не захотел. А вот то, что ты до сих пор английский нормально не выучил, это непорядок. Тут за тебя даже стыдно. Не на китайском же он, в конце концов, разговаривает, а на немецком. А немецкий даже в школах проходят».
«Хорошо, а акцент? Так разговаривать можно только при регулярных контактах с носителями языка. Это еще в школах объясняют».
«Турецкий, откуда ты знаешь про акцент? — продолжал упорствовать внутренний голос. — Ты что, большой специалист? Не смеши, Турецкий, ты немецкий от французского не всегда отличить сможешь. А тут нате, оказывается, ты в акцентах разбираешься».
Не желая спорить со своим внутренним голосом, который, как было прекрасно известно Турецкому, отличался прямо-таки ослиным упрямством, Александр Борисович прогнал все лезшие в голову мысли и сосредоточился на принесенных официантом блюдах.
Первым делом он взглянул на бутылку водки и с удовлетворением отметил, что водка самая что ни на есть русская. Правда, экспортный вариант. Кроме водки на столе стояли три кружки пива, большое блюдо, на котором красиво было уложено бесконечное количество видов сыра, и три порции ароматнейших жареных колбасок.
Внутренний голос окончательно замолчал, и Александр Борисович вместе с двумя другими путешественниками принялись с аппетитом поглощать все, что стояло на столе.
Главным действующим лицом за столом был, несомненно, уральский подполковник. Он не только набивал желудок, но и успевал подливать всем водку, произносить тосты, что-то рассказывать и обмениваться репликами с официантом.
Наконец желудки потребовали передышку, и Александр Борисович удовлетворенно отвалился на спинку стула.
— Слушай, Саша, — неожиданно спросил Солонин, — а чего это вот тот мужик на нас пялится?
— Где? — лениво поинтересовался Турецкий.
— У тебя за спиной. Через два столика. Я уже давно заметил. Мы как только первую рюмку выпили, он с тех пор и смотрит.
«Нехорошо, — подумал Александр Борисович Турецкий. — Очень нежелательно вот так вот взять и встретить какого-нибудь коллегу. Даже и иностранца. Хоть бы Кокушкин в туалет ушел».
Александр Борисович решил не оборачиваться.
— Пусть смотрит, — равнодушно сказал Солонину. — Может быть, он русских никогда не видел.
— Спокойно, ребята, — хлопнул ладонью по столу уже порядком захмелевший Юрий Данилович. — Сейчас я все выясню. Просто пойду и спрошу.
«Совсем весело», — пронеслось в голове у Турецкого. Он хлопнул Юрия Даниловича по плечу:
— Да бог с ним, Юра. Не надо. Давай лучше еще выпьем.
— Нет, я спрошу, — Юрий Данилович решительно поднялся со стула, — надо же выяснить.
Пошатываясь, он двинулся к столику, за которым сидел непонятный господин.
Александр Борисович посмотрел на Витю, и, очевидно, в его взгляде было столько отчаяния, что Солонин сразу все понял.
— Нет, Саша, он непохож на нашего, — зашептал Солонин, склонившись к Турецкому. — Стопроцентный иностранец. И на наших в смысле профессии тоже непохож.
Через столик от них в это время Юрий Данилович вступил в оживленную беседу.
— Что они там делают? — так же шепотом поинтересовался Турецкий.
— Разговаривают. Официанта подзывают, — начал комментировать Солонин, — показывают на наш столик.
— Значит, сейчас придут, — мрачно резюмировал Александр Борисович, искушенный в правилах хорошего ресторанного тона по-русски.
Опытный следователь Турецкий оказался прав, о чем Витя Солонин не замедлил ему лаконично сообщить:
— Идут.
Первым возле столика появился необычайно возбужденный Юрий Данилович.
— Ребята! — радостно сообщил он. — Познакомьтесь. Это Франц. Франц, это мои друзья — Саша и Витя.
Приготовившийся к самому худшему, Александр Борисович поднял голову.
Рядом с Юрием Даниловичем стоял мужчина средних лет. В свободном сером костюме и галстуке.
Незнакомый.
Сообразив, что мужчина действительно незнакомый, Александр Борисович приветливо улыбнулся.
— Вы не поверите, чем он занимается… — так же возбужденно заговорил Юрий Данилович, заставляя Турецкого опять напрячься. — Франц из Люксембурга. Ну вот отгадайте, где он работает?
— В прокуратуре? — мрачно пошутил Турецкий.
— Франц, — заговорил Юрий Данилович по-немецки, — мои друзья решили, что ты работаешь в прокуратуре.
По тому, как гражданин Люксембурга Франц замотал головой, Александр Борисович понял, что в прокуратуре он не работает.
— Франц — шахтер, — сообщил Юрий Данилович. — Представляете, шахтер из Люксембурга? Вы можете себе такое представить? Он услышал, что мы говорим по-русски, и решил угостить нас пивом.
В подтверждение слов Юрия Даниловича к их столику подошел официант с подносом, на котором стояли четыре пенящиеся кружки.
Франц оказался свойским и от любезно предложенной русской водки отказываться не стал. Из разговора, в котором Юрий Данилович служил переводчиком, выяснилось, что Франц действительно шахтер, а в Цюрихе он оказался проездом — в отпуск ездил в Канаду. А в России он никогда не был, но очень хотел бы поехать. Он слышал, что русские шахтеры постоянно бастуют, потому что им не платят зарплату. Франц считал, что это неправильно.
— Мы тоже считаем, что это неправильно, — сказал Витя Солонин. — А вот наше правительство, по-видимому, считает наоборот.
— А зачем же вы выбираете такое правительство? — недоуменно спросил простой люксембургский шахтер Франц.
Ответить на этот вопрос никто из сидящих за столом граждан России не смог.
Расстались все самыми добрыми друзьями часа через три. Франц направился отсыпаться в гостиницу, а Александр Борисович с Витей транспортировать окончательно набравшегося Юрия Даниловича в аэропорт. Тем более что через три часа туда должны были подтянуться остальные участники их группы.
…До Кейптауна долетели относительно спокойно. Относительно, потому что через три часа после взлета на соседнем сиденье проснулся осоловевший Юрий Данилович. Мрачно поглядев по сторонам, Юрий Данилович поднялся и медленным шагом направился в хвост салона — в туалет.
О том, что произошло в хвосте салона, Александр Борисович и Витя могли лишь догадываться.
Юрий Данилович вернулся через пятнадцать минут, распространяя вокруг себя сильный табачный запах. В руках он вертел какую-то бумажку. Как выяснилось, это была памятка-предупреждение, в которой говорилось, что курить в самолете запрещается. Самым примечательным было то, что памятка была на русском языке. Внимание Александра Борисовича привлекла фраза, выделенная самым жирным курсивом — в том числе в туалет!!!
— А знаешь, Саша, — глубокомысленно сказал Витя Солонин, когда Юрий Данилович благополучно провалился в сон и они по очереди ознакомились с полезной информацией памятки, — все-таки русских в мире уважают. Вот кто бы мог подумать, что на борту самолета швейцарской авиакомпании, следующего рейсом Цюрих — Кейптаун, имеется специальная памятка на русском языке.
— Значит, были прецеденты, — лаконично ответил Александр Борисович.
3
В Кейптаун Юрий Данилович Кокушкин прилетел в самом подавленном состоянии. Сказывалось выпитое накануне. От его общительности и жизнерадостности не осталось и следа. Опустив плечи, Юрий Данилович стоял в очереди у терминала и исподлобья бросал быстрые взгляды на улыбающихся таможенников.
Впрочем, улыбки таможенников вызывали недоумение не только у Юрия Даниловича.
Жертва бдительности московских милиционеров Витя Солонин беспокойно озирался вокруг. Ему казалось, что южноафриканские таможенники улыбаются исключительно потому, что в группе вновь прибывших русских туристов находится именно Витя Солонин.
Наконец Солонин не выдержал и повернулся к Александру Борисовичу Турецкому.
— Слушай, Саша, — раздраженно спросил он, — а чего они все время улыбаются?
— Не знаю, — пожал плечами Турецкий. — Может быть, им так положено. Может, у них начальство постоянно ходит и проверяет — улыбаются они или нет. И если не улыбаются, то штраф.
— Понятно, — лаконично ответил Солонин и снова посмотрел на таможенника.
Тот сейчас проверял бумаги у какой-то европейской семьи — муж, жена и дочка лет двенадцати.
Быстро справившись со всеми необходимыми процедурами, таможенник стукнул печать и, улыбаясь, протянул документы. Улыбнулся он при этом всем троим по очереди, но эти улыбки отнюдь не выглядели дежурными.
— Странно все это, — недовольно пробурчал Солонин. — Таможенник — и улыбается.
Очередь постепенно уменьшалась. Сквозь терминал прошли Юшин, Гожелинский, остальные члены группы. Вяло проследовал Юрий Данилович Кокушкин. Последними оказались Александр Борисович и Солонин.
У них тоже не возникло никаких проблем.
В ответ на улыбку таможенника Витя Солонин изобразил на лице нечто кислое, что должно было означать — гражданин самой хлебосольной страны на свете Витя Солонин тоже очень рад.
Герасим Севастьянович Бровкин, очевидно слышавший разговор Турецкого и Солонина, улыбаясь, подошел к ним:
— У вас все в порядке?
— Вроде бы.
— Не смущайтесь, здесь все улыбаются. Это нормально. Люди очень гостеприимные.
— Гостеприимные? — подозрительно переспросил Витя Солонин.
— Да, — просто подтвердил Герасим Севастьянович. — Впрочем, не только здесь. Вообще, когда путешествуешь, узнаешь много интересного. В частности, избавляешься от многих стереотипов. Мы в России считаем, что настоящее гостеприимство может быть только русским. Ну максимум кавказским. Мы даже сделали из этого культ. На самом деле подобное отношение не более чем пережиток пропаганды времен «холодной войны». Я об этом кое-что знаю. До сих пор у нас стереотипы, что хорошие люди могут жить только в бывших странах Варшавского Договора. Ну и в некоторых развивающихся. А на самом деле это совсем не Так.
Однако аргументы Герасима Севастьяновича не произвели на Витю Солонина должного действия. Он на всякий случай решил сохранять бдительность по отношению к местным жителям вне зависимости от занимаемого ими положения и подозрительно поглядывал вокруг.