И за столом стихли. Никто больше не говорил, не шептался, не стучал приборами о тарелки – все ждали. Чего, решения Гхерры относительно «погостить»?
В этой полной тишине вопрос Белинды прозвучал осторожно:
– Не стеснит ли наше присутствие жителей? Не явится ли неудобным?
Кулум аж выдохнул от почтения.
– Твое присутствие для нас – праздник. Если смеем надеяться, что ты пробудешь с нами несколько дней, мы – счастливый народ.
Трещал костер; пахло жарким, копченой рыбой, маринадами. И еще свежим чуть морозным, щиплющим за щеки ветром. Шумела непокорными и пакостливыми водами река-Виида.
– Пробуду.
Загудели роем все и сразу – с облегчением, радостью, недоверием, счастьем.
Чудо случилось. Чудо продолжается.
День за днем шагая в неизвестность, мы забыли, когда вот так просто сидели, наслаждались, имели возможность расслабиться, передохнуть. Отломить кусочек жирного ароматного мяса, пожевать теплого хлеба, отведать слабой браги и незаметно захмелеть. А где хмель, там и шуточки.
– Слышь, я теперь буду называть ее «Гхерра», когда вернемся.
Тами, склонившись за спиной Белинды, шептала мне на ухо.
– Я тоже.
Мы, пьяные, прыскали со смеху.
– «О, Великая, не передашь ли мне соль? И примешь ли мои дары?»
– «И не задержишься ли в моей обители на часок-другой?»
– «Благослови меня, если корона не жмет…»
Молчание Белинды и застывшая на лице полуулыбка обещали надрать нам задницы.
Белинда
– Я хотела попросить вас: пусть те вещи, которые мне подарили, останутся у вас. Вы одарили меня главным – почтением. Это все, что имеет значение.
– Услышал Вас. Очень щедро, Гхерра, спасибо.
Она сама не знала, зачем зашла к нему, – наверное, просто так. Спросила, где живет Кулум, отыскала круглую бревенчатую избу и теперь с удивлением оглядывала ее изнутри. Похожую на купол, с очагом костра по центру, с воздуховодом, через который видно звезды (и не мерзнет?). Лавка в углу, шкуры, деревянные потертые столы, множество книг. Сухие травы в вязанках; широкие плетеные снегоступы и то, названия чему она не знала, – вероятно, курительные принадлежности шамана, его заклинательные амулеты, призывные барабаны. Диковинно.
Кулум сидел на лавке, набивал трубку. Ей бы идти, но он вдруг спросил:
– Вы покурите со мной трубку?
– Да.
Лин села рядом. И неожиданно для себя спросила:
– Вы же понимаете, что я не Гхерра?
Сама не знала, зачем сказала. Понимала – шаман не выдаст, даже если сознается. Но ответ ее удивил:
– Вы – ее посланница, поверьте, я знаю.
– Я…
– Гхерра всегда приходит к людям в образе отмеченного человека. Великого Воина, собранного, сбалансированного, уравновешенного. Все это в Вас есть.
– Отмеченного…
Повторила Белинда эхом и умолкла.
Кулум на ощупь выбирал табак помельче, аккуратно забивал в трубку, смотрел чуть заплывшим, но по-своему очень ясным взглядом мимо.
– Да, отмеченного. Можно Вашу руку? Пожалуйста.
И она протянула.
Он коснулся тыльной стороны ее ладони едва-едва, но вдруг белым вспыхнул и четко явил себя узор Миры. Она не видела его так давно. И выдохнула завороженно.
– Видите?
– Но то была… совсем другая Богиня… Способная любить и принимать мир таким, каков он есть. Без гнева.
– Верно.
Старик нисколько не смутился. Сунул в рот мундштук, потянулся за тлеющей деревяшкой, долго, со смаком раскуривал трубку. Затянулся лишь раз, протянул гостье – ее черед первый.
Она приняла трубку, как дар. Как когда-то от Мастера Шицу. И колыхнулся внутри дух далеких гор, качнулся вокруг образ Тин-До. Прекрасное ощущение, тягучее, очень родное. Она скучала по нему.
– Любовь – обратная сторона гнева. Его главный и ясный аспект.
«Все сложно, но это так. Как я говорю».
А хитрая вязь все светилась на ладони – Белинда не могла оторвать от нее взгляд. Ни разу не смогла вызвать ее самостоятельно, хоть пыталась не раз.
– Это и есть отметка. Знаете, я живу уже сто сорок два года и очень редко ошибаюсь. Просто поверьте мне на слово.
Кулуму верилось. Как здорово в далеких и незнакомых землях неожиданно ощутить себя дома. И вести этот неспешный разговор с мудрецом. Она съездит в Тин-До по возвращению. Поздоровается.
– Ваше воинское умение выше всяких оценок. Вас ведь учили Боги?
В каком-то роде.
– Мастера из мастеров, это верно.
– И мне не требуется этого видеть, чтобы чувствовать. На наших землях такие не рождаются, увы. Вы пришли издалека… Скажите, Вы помните то место, где родились?
– К сожалению, нет…
Она не знала, почему этот непонятный ответ так впечатлил старого шамана, но он почтенно притих. И в воздухе витало: «Все верно. Гхерра отмечает тех, кто до поры до времени не помнит себя».
Они курили молча; костер напротив чадил вверх. На деревню давно пала ночь; девчонкам выделили небольшой дом, снабдили чистым бельем, водой, купальными принадлежностями.
«Сто сорок два года…» Кулум выглядел лет на семьдесят. Если она хоть что-нибудь еще понимала в возрасте стареющих людей.
Табак пах хвоей, корой, немножко чаем, как ей показалось. Вкусный, крепкий. Наверное, «специальный», тоже извлеченный для особого случая.
Руки Кулума – жилистые, с выпуклыми венами, морщинистые – принимали трубку неторопливо, уважительно.
Затягивались по очереди.
– Прежде чем Вы покинете мое жилище, – а я очень рад Вашему визиту, – могу ли я спросить, что за цель ведет вас к Урмонам? Не сочтите за дерзость.
– Спрашивайте все, что считаете правильным. Отвечу. Если смогу.
Шаман кивнул. Лин нравились его глаза небесно-голубого цвета. Безоблачные, как у ребенка, как небо весной.
– Так вышло, что к ним нас ведет беда. Она случилась не со мной, но с Меган, моей спутницей. В руки ее… супруга, – браслет выдал на местном языке именно это слово, – попала очень нехорошая вещь, изготовленная Урмонами. Зовется она Цэллэ.
– Проклятый факел…
И впервые в безоблачные глаза закрались низкие серые облака.
«Он знает». Ей стало легче.
– Да. Теперь он заражен, и его дух… угнетен. Так вышло, что мы узнали о том, что противоядие изготовить возможно. И потому мы держим путь на другой берег.
– Ясно.
Шаман долго молчал, прежде чем заговорить снова.
– Урмоны недоброжелательны. И гости нечасто почитают визитами их места.
– Мы об этом слышали. Но выхода у нас нет. К тому же проходным билетом сюда нам служило обещание о том, что мы достанем бубен «иехванну», который тоже придется просить у них. Понимаю, что будет сложно, но нам приходится надеяться на лучшее.
Длинные седые волосы, серое подпоясанное одеяние – сплошное, как платье. На ногах поношенные сапоги; рядом деревянная трость.
– Цэллэ – та еще дрянь.
Кулум протяжно вздохнул. Затем поднялся, отдал ей трубку, наощупь добрался до старого сундука, откинул крышку, принялся что-то искать.
– Для того чтобы изготовить противоядие, вам понадобится горный кристалл – чистый, без вкраплений. У меня есть такой, сохранился с очень давних времен.
Сердце Лин забилось быстрее.
– И еще рукоять из столетней Хвои, в которую била молния. Сейчас, я найду… Вот.
И он достал точно такой же конус, какой был приделан к завернутой в тряпку вещи, ныне покоящейся в сумке Мег.
– Но это не все. Еще нужен будет дух стабильного и уравновешенного человека. Очень сильного человека.
– Мой подойдет?
Белинда не колебалась ни минуты – мелькнувшая в ее голове мысль о том, что, возможно, придется отдать жизнь ради друга, не вызвала ровным счетом никаких эмоций. Так она научена, таким она видит смысл жизни. В помощи. В принятии всего, что грядет. И, если нужно… Вот только Бойд…
– При всем моем уважении к Вам, Гхерра, – старик вернулся с вынутыми из сундука предметами и опустился рядом на лавку, – нет.
Покачал головой. Пояснил:
– Видите ли, нужен не просто дух сильного человека. Но дух, напитанный тем, что придает жизни смысл, – любовью. Желательно к тому, чей разум поврежден Цэллэ. Среди вас есть такой человек?
– Есть.
Мег.
– Тогда… все возможно.
Горный кристалл вызывал неприятные ассоциации. Она видела его на фото – «голову» фонарика. Прозрачный, чистый, не очень ровный и тяжелый. Его двойник будет пульсировать целебным светом, она надеялась.
– Кулум…
– Да?
– Могу я Вас просить?
– О чем пожелаете.
– Пожалуйста, дайте эти вещи, – и она указала на камень и рукоять, – нам с собой. Можно?
«Вдруг у Урмонов нет свободных? И вдруг это станет препятствием на пути изготовления противоядия?» Нельзя рисковать.
– В обмен мы готовы оставить вам золото или что попросите.
– Ничего не нужно.
Старик улыбнулся – мягко, тепло. Немного грустно.
– Но хотите совет?
Лин молча кивнула; выбросила вверх ворох искр треснувшая щепка. Угли здесь переливались оранжевым, знакомым – почему-то это казалось хорошим знаком.
– Не ходите к Урмонам. Не нужно вам.
И печально склонилась темноволосая голова. Когда ежик отрастет и станет длинным, она подстрижет его опять – боевая привычка.
– Увы. Нужно.
– Нет.
Они смотрели друг на друга долго. Белинда напряженно, Кулум сквозь нее и заодно сквозь все пространство мира – прозрачно, безмятежно.
– Почему?
– Почему? – голубые глаза хранили загадку, которую она никак не могла разгадать. И маяком горела на ее ладони звезда Миры. – Потому что… мы тоже Урмоны.
Это означает…?
Означает?
– Вы тоже… можете… – она не верила тому, что слышала, тому, о чем думала. И так безбрежно и ярко засияла надежда. – … изготовить антидот для Цэллэ?
Кулум улыбался.
(Alexandre Desplat – New Moon (The Meadow))
– Он сказал: потребуется время. Кристалл нужно заговорить светом дня и ночи. Где-то два дня…