– Это мать сделала. Хотела подарить Уриманне на двадцать первый день рождения, но… сами знаете.
– Я отдам.
– Это Кохва. Она держит в доме мир, гармонию и покой. Наши женщины знают в этом толк. А это от меня…
И он достал небольшой круглый медальон на цепочке. Красивый, будто кованый, с камушком по центру.
– Я заговаривал его, как мог, как умел. Пусть ей на удачу. Оберег.
Лин осторожно принялся змейку-цепочку в ладонь. Подумала о том, куда спрятать, чтобы точно не потерять.
– Передам.
Они молчали. И слышалось в этом молчании больше, чем в словах: «Спасибо за все. Едва ли мы ожидали увидеть в своем селе Богиню. Но Вы подарили нам честь учиться у Вас воинскому искусству. Более того – принесли вести о дочери».
– Мы придем вместе.
Эти слова вырвались у Белинды, прежде чем она успела захлопнуть рот. А после подумала – а зачем захлопывать?
Что? Не вопрос вслух, но изумленный взгляд черных глаз.
– Не буду говорить, когда. Но мы придем.
И Торнум вновь стал не главнокомандующим местной армией, не самым славным воином селения – просто отцом.
– Можно… я скажу об этом Ариме?
– Можно. Только… может, не нужно? Лишняя надежда, понимаете?
– Нет. Это придаст нашей жизни новый смысл.
Он верил в то, что говорил. Они потеряли этот самый смысл много лет назад, а теперь вернули его.
– Пусть пройдут годы – мы дождемся.
– Не годы, нет. Может, следующей весной. Думаю, она будет рада.
Убирали со стола – глухо позвякивали опустевшие деревянные тарелки. Смеялись те, кто принял хмеля на грудь; стемнело. Скоро в дом вернутся девчонки – Торнум знал об этом. Поэтому добавил чуть спешно:
– Вы ей скажите, что мы не сердимся…
«Что мы будем ждать. Что любим».
Она слышала слова без слов.
– Я скажу.
Он поднялся. Кивнул ей на прощанье.
А после зашагал обратно, но что-то изменилось в его походке. Из нее исчезла тяжесть.
Она уже слышала голоса Тами и Мег, когда обогнула дом с обратной стороны и, как тень, отправилась прочь. Внезапно поняла, что тревожило ее за ужином, что незаметно царапало сердце и наводило тревогу. Слова Кулума: «Нужен стойкий духом человек. Любящий того, чем разум поврежден…»
Стойкий духом.
Стойкий…
Уже в полной темноте под светом высыпавших звезд Белинда шагала к дому шамана.
Меган стойкая. Временами. А временами нет – и не угадаешь.
Ей хотелось спросить и услышать подтверждение – «нет, ей ничего не грозит».
Пусть он скажет, что процедура безопасна. И тогда Лин будет мирно спать без волнений.
Пусть подтвердит…
Между косяком и дверью оставалась щель – она заглянула в нее до того, как постучать. И увидела, что старик сидит перед костром, покачивается и стучит в бубен. Будто в такой же, какой принес ей Торнум, – свою собственную иехванну. Песня длинная, слова непонятные; а рядом камень-набалдашник для «анти-цэлле» – слушает, напитывается.
«Нет, нельзя прерывать…»
Ей пришлось уйти ни с чем.
И по пути назад Лин думала: а правда ли, что костер танцевал вместе с песней? Или показалось?
(2CELLOS – The Show Must Go On)
Белинда
Вот и день «Икс».
Кулум не позволял им войти внутрь собственной хижины.
Солнечный полдень – самое время, чтобы творить «светлые» заклятья. Он еще с утра все приготовил: широкую скамью, горный камень, древко, сотворил «круг». На скамье теперь лежала Меган, а вокруг светилась сфера, забирающаяся «нечто» из Мег и помещающая это в хрусталь.
– Нельзя входить! Нельзя нарушать ход работы заклятья. Сфера сама решит, сколько взять, сколько оставить. А войдем – разрушится целостность!
Лин нервничала. Светло, ясно, ярко, а внутри муторно.
Заклятье, работая, издавало странный звук – протяжный, очень высокий, едва дребезжащий. У Белинды сводило от него скулы.
И еще от того, какой мирной и бледной выглядела лежащая на лавке Меган. Спокойной, отрешенной, спящей.
«Будто покойник».
Эту мысль пришлось прогнать пинком – таким яростным, что хрустнула воображаемая коленка.
– Вы уверены, что все пройдет хорошо?
«Свист» нарастал. Будто работала в деревне сразу сотня телевизоров.
Шаман нервничал тоже. Незаметно, но все же.
– Конечно, ее любовь очень тесно переплетена с жизненной энергией, это нездорово. У других разделение четче. Но я предупредил ее, что в какой-то момент последует вопрос: «Продолжить?» Это защитный… барьер от того, чтобы передать слишком много «себя» камню. И, если вдруг ей покажется, что она чрезмерно ослабла, она должна ответить «нет»…
– Она ответит «да»… – выдохнула Тами испуганно. – «Не там, где нужно».
И стали колом посреди дороги слова старой Мирхи.
– Кулум, нужно остановить процесс!
Они с Тами поняли это одновременно: Меган получит то, что желает, сейчас. Но какой ценой?
– Нельзя…
Старик стоял у двери намертво, как истукан.
– Прервете заклятье – убьете ее точно!
«Черт!»
– Нас предупреждали, понимаете? Пророчеством…
– Все пока идет хорошо…
Солнечный полдень. И этот ужасный дребезжащий звук, который впервые на памяти Лин заставлял жителей отсиживаться в домах.
Никто не работал на улице, не пел, не славил день радостью.
– Дайте мне посмотреть на нее…
Для того чтобы заглянуть в щель, Тами опустилась коленями прямо на снег и сравнялась с местом, где дверь отходила от косяка более всего и щель была шире.
– Она такая… бледная…
Меган
Мой мир теперь состоял из золотых искр. И невнятного, но приятного пения, вызывающего во мне самые светлые чувства. Любовь. К Дэллу, к этому миру, ко всему. Все уже хорошо, потому что прямо сейчас творится «лекарство». Мы вернемся с ним домой, все наладится, вновь засияет радостью. Уже скоро…
Я не понимала, о чем предупреждал меня шаман, – лежать было хорошо, удобно. И, кажется, все легче становилось тело. В этом странном пении мне вспоминалось самое лучшее: первая с Дэллом встреча, его глаза, касание пальцев, улыбка. Нечто неуловимо счастливое, легкое, словно перышко.
Что-то творилось снаружи, но я не обращала на это внимание. Я перетекала в сон – один из лучших в жизни; рядом красиво светился набалдашник нового факела – целебного.
И, значит, я спокойна. Вот только устала, как будто ослабла… мне бы отдохнуть.
Искры, светлые чувства, искры, нежность, искры, свобода…
Почему-то распахнулась дверь – не вовремя.
Стоящий на пороге старик теперь кричал: «Скажи – НЕТ! Ты должна сказать нет!»
Тами с белым от страха лицом, Белинда, рвущаяся внутрь…
И в этот самый момент нечто мягкое, ласковое спросило меня изнутри: «Продолжаем?»
Конечно… Почему я должна говорить «нет»? Ведь все хорошо. Моя любовь становится лекарством, Дэлл будет здоров… А мне бы отдохнуть. Но есть еще силы. Только смущает эта странная невесомость…
Совершенно не вписывались в мое мирное состояние перекошенные от ужаса лица.
– Скажи «нет»!
– Меган, скажи «нет»!
Почему?
Почему я всегда слушала других и никогда не принимала собственных решений?
Поддалась сначала Дрейку, теперь должна поддаться шаману.
Нет, сейчас момент моих решений. Моих – ни чьих-то.
– Да, – тихо ответила я тому, кто спрашивал. – Да.
И меня накрыло полнейшим покоем, почти безразличием.
Вот я почему-то под крышей, уже не на лавке; набалдашник сияет белизной, как прожектор, как упавшая с неба звезда.
И плачет Тами… Зачем она скребет ногтями по лавке? Зачем сидит прямо на земле? Ведь все хорошо?
– Меган, нет, Меган…
Зачем меня звать? Я здесь… Просто почему-то слишком легкая, бестелесная, что ли?
Серовато-белая, как пепел, кожа Белинды, и клянется старый шаман, что «он обо всем предупреждал, но ее любовь… она зачем-то отдала себя всю…»
А как еще нужно себя отдавать? Наполовину?
Я знала одно: все получилось. Все хорошо.
И еще: мне пора.
Тамарис
Это письмо она никогда бы не написала Рэю.
«… все это время мы шли в надежде на лучшее. И все складывалось так хорошо – эта деревня, шаман, все цацки, чтобы создать противоядие. Все. Шло. Хорошо. Понимаешь? Все… А после Меган исчезла прямо на лавке… Умерла. Рэй, она умерла. Кулум сказал: так не умирают, так «переходят» – да какая разница? Как же так случилось? Как? Что мы скажем, когда вернемся? Что? Как вообще возвращаться без нее? Мы с Лин вдвоем…»
И добавила мысленно: лучше бы там была я.
Меган… Меган… В их хижине на кровати до сих пор лежали ее вещи – Тами предстояло их собрать, сложить в «ее» рюкзак, повесить его на себя. Потому что их хозяйки больше нет.
Тамарис не смогла.
Опустилась до доски возле кровати, зарыдала, зажимая рот ладонью.
Лин стояла посреди комнаты, словно не зная, куда двинуться, что делать. И еще никогда Тами не видела такого пустого, смешанного с ужасом выражения ее глаз.
Белинда
Эта деревня стала для нее пустой. В один-единственный момент. И навсегда отпечатался в памяти момент: Меган в виде луча света, перетекающая в набалдашник.
И все – родного человека больше нет. Есть лекарство – да к черту бы его! Выздоровел бы Дэлл, Дрейк не позволил бы ему умереть. Напрасная жертва, слишком высокая цена.
Она ведь знала – Мег нестабильна. Она чувствовала, что нельзя. Но не остановила…
Плакала Тами, Лин не могла ее успокоить, потому что не могла заставить себя двинуться с места.
Ей бы откатить время назад, ей бы в другую реальность, где всего этого не случилось. Ее учили принимать, но принимать больше нечего, когда человека нет. А принимать текущие обстоятельства – все равно, что восхититься вкусом чужой тошнотворной блевотины.
– Мы… должны… идти.
– К..куда?
– Обратно. В Нордейл.
«Вдвоем?» – ужасалась Тами взглядом.