пряженном и задумчивом. Жевал губы, часто умолкал. Прямая спина, серебристая форма и тишина невпопад.
Группу распустили быстро, а Мак шепнул на ухо что-то про «вторженца извне», о котором Дэлл толком ничего не понял. Переспрашивать времени не было, Чейзера отвлек вопросом Аарон Канн – стратег-тактик отряда; Дэлл не стал ждать, просто вышел на улицу, какое-то время постоял на крыльце, вдыхая вечерний воздух, наполненный тяжелым и прощальным запахом прелых листьев, и зашагал к «Неофару».
Сел внутрь, завел машину, какое-то время смотрел перед собой, неспособный ухватить, о чем, собственно, думает. Через секунду тряхнул головой, снялся с нейтральной передачи и вывел машину на прилегающую к главному офису Комиссии улицу.
Вечерело.
Серое небо над головой; легкий ветерок, треплющий ветки пожелтевших деревьев. Обычный вечер: прохожие, машины, знакомые дома вокруг, светофор в конце улицы.
И тревожно на душе.
Не одна она все это время старалась не думать. Дэлл тоже старался.
Привык, расслабился, на какое-то время потонул в размеренном ходе вечеров, в отсутствии проблем и мыслей. Меган скользнула в жизнь незаметно и осторожно, словно пугливая лиса, старающаяся не потревожить деревянный дом хозяев, и тенью схоронилась под лавочкой – тихая, приветливая и неприметная. Слившаяся с миром. Его миром.
А завтра истекают четырнадцать дней. Хороших по-своему дней, и нож будет отдан.
Свобода.
Привычной радости не последовало. Лишь вновь колыхнулись в душе тревога и непонятная тяжесть.
На перекрестке Дэлл притормозил машину. Дожидаясь зеленого сигнала, задумчиво рассматривал стоящий впереди темно-красный седан с наклейкой «Выпьем сегодня вечером?» на заднем стекле и болтающейся под самым потолком игрушкой-присоской в виде вихрастого гномика.
Он не останется. Уйдет, заберет нож. Осторожно поднимет дрожащую лису на руки и покажет, где дверь. Все, обратно в лес…
Свобода должна стать свободой, освобождением. Слишком много лет рабства, жизни в принуждении, в пытках, чтобы вот так запросто променять ее на другую клетку, пусть и менее тесную. И более желанную. Спокойную, уютную.
Как же тяжело выбирать. И что-то решать иногда совсем не хочется.
Дэлл вздохнул.
Машина впереди тронулась – лохматый гном с улыбающейся рожей закачался из стороны в сторону. Поплыли по сторонам дома, зашуршали шины. Бездумно прокручивала в который раз одну и ту же строчку магнитола, поставленная в режим ожидания.
Казалось, в том же режиме находился и Дэлл, застывший в этом бесконечном вечере тринадцатого дня навсегда. Хотел поехать домой, но, повинуясь внезапному порыву, остановился у одного из магазинов на широком проспекте.
Ярко горела в подступающих сумерках бело-оранжевая вывеска «Telia-Nord».
Внутри оказалось тепло, почти душно.
– Хотите посмотреть на новые модели? Какой стиль – бизнес, классика, хай-энд? Поступили только вчера… – вопрошал уверенный молодой парень-продавец, одетый в обтягивающую майку с логотипом.
– Мне не для себя. Для женщины…
– О. – Продавец удивления не выказал, хотя взгляд его привычно скользнул по правой руке и безымянному пальцу без кольца. Дэлл поморщился. – Вот здесь… Стенд у стены. Выставлены самые красивые, на любой вкус. Белые, розовые, в стразах, в золоте.
Дэлл едва удержался от того, чтобы поморщиться еще раз. В этой части магазина, глядя в наглые глаза продавца, а затем и на стойку с разноцветными чехлами, разукрашенными цветами и сердечками, он чувствовал себя неуютно.
– Что-нибудь хорошее по функционалу, но не броское. Не надо розового.
– Конечно, понял вас. Какой суммой располагаете? Возможен кредит…
– Не нужно кредитов. Сумма любая.
Парень деловито кивнул и достал из кармана маленький ключ от прозрачной стенки. Открыл замок-защелку, привычно распахнул дверцу.
– Давайте посмотрим…
Пятнадцать минут спустя «Неофар» притормозил у другого магазина. На пассажирском сиденье лежал свернутый пакет с небольшой коробкой внутри.
Как объяснять? Зачем? Откуп?
Нет, не откуп.
Хорошая вещь нужна в хозяйстве, сама Меган не разорится.
Мигнули впереди задние стоп-сигналы – с парковки начал сдавать назад белоснежный автомобиль, дорогой, чистый, переливающийся под огнями вывесок. Сдал и едва не уткнулся багажником в бампер застывшей позади машины. Водитель – мужчина средних лет в очках – бросил короткий высокомерный взгляд на «Неофар» и вывернул на дорогу. Парковочное место освободилось.
Очень вовремя.
Зачем спесь, вдруг подумалось Дэллу, когда одно нажатие на курок за секунду сменяет любое выражение лица на предсмертную маску, а мягкое нажатие на кнопку может привести в работу детонатор, и самая дорогая машина взлетит на воздух, превратившись в уродливую груду металла?
Он проводил взглядом дорогое авто и его водителя. А через секунду забыл о них.
Лился из окон магазина теплый желтый свет, падал на тротуар, смягчая серость, делая ее уютной. Внутри разглядывали товар покупатели.
Дэлл вышел из машины, нащупал в кармане брелок от ключей и нажал блокировку. Затем толкнул стеклянную дверь с золотистой надписью «Выпечка О’Равелли» и вошел внутрь. Закачались под потолком, издавая музыкальный перезвон, стальные трубки.
Тортов было много. Белые, воздушные, кремовые, фруктовые, покрытые тяжелой глазурью и орехами, с шоколадным декором поверх шапок.
Какой же взять?
Взгляд упал на апельсиновый. Дэлл задумался: внутреннее чутье подсказало, что не стоит. Пока хватит цитрусовых. Хотелось отступления, шага вбок. Пусть этим вечером ее улыбающиеся губы будут другими на вкус… может быть, вишневыми? Или, когда он коснется их вновь, сохранят сладость амаретто? Или нежный ореховый привкус?
Обслужив других покупателей, мистер Равелли терпеливо ждал, пока высокий мужчина с серьезными глазами, стоящий по ту сторону прилавка, определится с заказом, а когда услышал слова «Клубничный чизкейк», довольно улыбнулся.
Хороший вкус. Отменный свежий чизкейк – выбор, достойный лучших. Десерт на все случаи жизни.
Магазин-кондитерскую Дэлл покинул, держа в руках объемную коробку, перевязанную золотистой лентой, и промасленный пакет пончиков, выданных улыбчивым хозяином в подарок.
Вновь звякнули под потолком, прощаясь, трубки.
Кажется, в этот вечер я накинулась на Дэлла, стоило тому переступить порог собственного дома. Нет, не накинулась – всего лишь шагнула навстречу, чтобы встретить поцелуем, чтобы показать, как сильно скучала, ждала, еще раз дотронуться до любимых, пахнущих осенним воздухом губ. Но этот поцелуй почему-то не прервался, и из легкого «скучала» он превратился в «Хочу. Сильно. Прямо сейчас» и мужской ответ «Иди ко мне…».
Прошуршала картонным дном отодвинутая ногой коробка. Рядом с ней упал на пол пакет; соскользнула с широких плеч кожаная куртка.
Где мы любили друг друга? На чем? Что это за комната, в которой золотистые обои и то и дело попадает в поле зрения затуманенных глаз часть камина? И почему так быстро, словно солнце тянут за веревочку вниз, растворяется меж занавесками закатный свет?
Сильная шея под пальцами – горячая, напряженная, влажная. И слипшийся от пота на затылке ежик коротких русо-пепельных волос…
А после был чизкейк.
И несмотря на то что зыбкие, уползающие на дно невидимого пруда, оставшиеся часы вместе тоже были, хотелось, чтобы их не было. И чтобы кошмар, принявший четкие очертания в голове, уже воплотился в жизнь, только бы не ждать его наступления. Так молчаливым затравленным взором неизлечимо больной человек просит, умоляет врача о пощаде – об отключении системы искусственного поддержания жизни: «Не тяни. Дай умереть быстро… не открыть глаза навстречу новому дню, которому порадуется кто-то другой».
Пузатыми сочными боками блестели укутанные в крем глянцевые ягоды.
Съешь меня, порадуйся! Вкусно? Зацени, вкусно ведь?
Наверное. Только вкуса я не чувствовала.
Дэлл заваривал новую порцию чая; звякнула в его руках крышка синего керамического чайника. Заварку ошпарила равномерно журчащая струя кипятка.
Вокруг разливалась псевдо-мирная тишина; каждый из нас опасался неверно сказанного слова, способного отрикошетить по кривой, а оттого мы молчали, залипая всё в той же сахарной вате тишины.
Отменный чизкейк – сочный, мягкий, сделанный кондитером с душой. Наверняка баснословно дорогой.
В голове беспрестанно рождались и умирали десятки неозвученных диалогов, один неприятнее другого.
– Дэлл, я ведь смогу связаться с тобой? Когда ты уйдешь…
«У тебя останется мой номер, – ответит вместо слов его хмурый взгляд, – но ведь ты понимаешь, что права звонить по нему у тебя нет… Ты же понимаешь? Внутри…»
– А… может… ты все-таки думал насчет того, чтобы остаться?
– Остаться? – теперь уже не взгляд. Слова. – Я для того столько лет терпел рабство, чтобы вот так остаться?
И укор в глазах. Искреннее непонимание нездорового женского эгоизма.
«Нет, он так не скажет… ни за что не сказал бы… наверное».
Минуты текли медленно, и желанного облегчения не наступало. Казалось бы, веселись, наслаждайся, впитывай уходящее мгновение, ведь оно не вернется, – вот только силы иссякли. Их хватило ровно на то, чтобы допить вторую чашку чая, расколупать лежащий на тарелке десерт и надеть на лицо плохо скроенную маску благодарного засидевшегося гостя. Которая, впрочем, никого не обманула.
Одного его проницательного взгляда хватило, чтобы мне захотелось пулей вылететь из кухни и скрючиться где-нибудь в углу за шторами, но пришлось вынести, вытерпеть глубокий подкожный скан серо-голубых глаз и не дрогнуть.
Слова прорвались наружу сами собой.
– Помоги…
– Что?
Он быстро подошел, встревоженно всмотрелся в мое лицо, нахмурился – между бровей залегла складка.
– В чем дело?
– Помоги мне уснуть этой ночью… – Таким голосом осужденный просит у палача последнюю сигарету. – Я боюсь, что не смогу…