Обратная сторона без надписей и адреса, а вот на лицевой…
На лицевой обнаружился герб Комиссии и голографическая печать, защищающая некое важное вложение.
Неужели…
Не устояв на ногах, все еще держа конверт в руках, я медленно опустилась на пол у порога и принялась трясущимися руками отрывать боковину.
Неужели?..
Теплый воздух стремительно вытягивался из комнаты наружу, в промозглую зимнюю ночь, пальцы немели от холода, но я не замечала этого. Не закрою дверь – буду мерзнуть во сне… К черту… нагреется снова.
Из конверта показался плотный лист бумаги, испещренный бледными серо-золотыми водяными знаками, и вверху, возглавляя написанный мелкий шрифтом текст, стояла надпись: «Разрешение на Переход».
Лист выскользнул из трясущихся пальцев и упал на пол.
Я судорожно втянула воздух и закрыла глаза, не в силах поверить в произошедшее.
Разрешение на переход.
На четырнадцатый Уровень.
Оно пришло.
Через секунду, не в силах сдержать нахлынувшие эмоции, я резко подскочила с пола, воздела руки к небу и, подпрыгивая на месте в нелепом танце, заорала не своим, срывающимся от волнения голосом:
– ОНО ПРИШЛО!!!
Мой сумасшедший рев вылетел за дверь, раздробился о низкую ограду, обогнул деревья и улетел за дома, прочь.
Сверху хлопнуло окно, а на заметенный парапет приземлилась пустая стеклянная бутылка.
Не разбилась – помешала толстая шапка снега.
Чувствуя себя странно свободной и сумасшедшей, я рассмеялась.
Гулкое помещение, один-единственный стол, стоящий перед ним стул и окно во всю стену. Странная комната. Казалось бы, вошла в неприметное здание в одном из офисных строений в центре города, а теперь сижу вне времени и пространства. Где? Всё еще в Соларе? Или уже на четырнадцатом?
За окном сгустились сумерки, падал тяжелый пушистый снег. Пейзаж внизу будто перестал существовать, размылся.
Я видела этих людей раньше, но вспомнила об этом только теперь: серебристая одежда, неприметные лица, ровные взгляды. Видела во время предыдущих переходов, но отчего-то благополучно забывала об этом почти сразу же.
Сразу же после чего?
Мысли метались и путались. Я нервничала.
Мужчина – не молодой и не старый – сидел за единственным столом и неторопливо проглядывал лист бумаги, который держал в руках.
– …Проницаемость – плюс два, восприимчивость – десять «Б»… Хорошо. Восприятие себя действительно ушло по кривой вверх, внутренний резерв возрос, – негромко, не обращая на меня ровным счетом никакого внимания, монотонно зачитывал человек в форме.
О чем шла речь? Обо мне? Моих параметрах?
Понять бы хоть слово. Глядя в незнакомое лицо, я думала совсем о других вещах: с Чаком и Саймоном попрощалась, честно объяснила, что ухожу дальше. Перехожу. Оба и погрустили, и порадовались одновременно. Квартиру закрыла. Жаль оставлять нажитые вещи? Не жаль. Ничего ценного там не осталось, к Солару я так и не привыкла, хоть и научилась в нем жить. А как только научилась, сразу же зажегся зеленый свет… Ирония судьбы.
– Показатели хорошие, – продолжил говорить представитель Комиссии, которого я втихаря рассматривала вот уже несколько долгих минут, – вас допустили дальше, поздравляю.
Эмоции в его голосе отсутствовали – таким тоном можно было соболезновать об утрате или же сообщать о повышении в должности. Одинаково сухо, сдержанно, ровно.
В голове гулко билась и пульсировала единственная мысль, которую я должна – обязана была – облечь в слова как можно скорее, но пока открыть рот не представлялось возможности. Не перебивать же…
– …Четырнадцатый – один из самых благоустроенных Уровней, языковые барьеры между жителями в центральной части материка отсутствуют, при переселении полагаются бонусы. Вам будет дан выбор: либо получить стартовый капитал наличными средствами, либо выбрать желаемое обучение и дальнейшее трудоустройство по выбранной профессии. У вас есть предпочтения?
– Предпочтения? – переспросила я глупо, силясь следовать за темой разговора, но постоянно упуская ее.
– Предпочтения в выборе будущей профессии?
Я прочистила горло. Скрипнула ножка стула – эхо гулко отдалось от углов пустой комнаты.
– Пока нет.
– В таком случае наличные средства.
Мужчина что-то пометил на бумаге.
Стоило ему замолчать, как не вопрос даже, просьба, кружившая в голове уже несколько часов, вырвалась наружу в виде хриплой фразы:
– Пожалуйста, оставьте мне память.
Серые глаза оторвались от листа бумаги и посмотрели в упор: на плечи будто легли тяжелые ладони – мол, не шевелись, дай посмотреть внимательнее. В горле снова запершило. Я заставила себя продолжить – ведь если не объясню сейчас, то не объясню уже никогда, а это слишком критично. Слишком многое поставлено на карту.
– Я знаю, что память о прежнем Уровне постепенно сотрется из моей головы, так всегда было. Но, пожалуйста, оставьте мне ее. Это очень важно. Слишком важно.
Последние слова я уже прошептала, едва не склоняясь под пристальным взглядом человека в форме. До чего же странная у них манера смотреть, не смотреть даже – сканировать, ввинчиваться, проникать.
– Хотите ли объяснить причины подобной просьбы?
Глухо стукнуло сердце.
– Не хочу. – И добавила смущенно: – Извините. Личные причины.
Мужчина какое-то время смотрел на меня, затем неопределенно кивнул и вновь уткнулся в бумагу.
«Посмотрим», – показалось, произнес он. Но уверенности не было. Лишь надежда, слепая и обжигающая надежда на лучшее.
Я не должна ничего забыть. Не имею права.
В памяти всплыл знакомый образ – Дэлл.
Перед тем как уйти, он оставил мне альбом.
«Посмотрите», – бросил через плечо и был таков. В комнате сделалось неестественно тихо. Падающий за огромным окном снег лишь подчеркнул отсутствие звуков – осталось лишь собственное дыхание и оглушающая нервозность. Напротив желтела абсолютно чистая поверхность стола, за которым недавно сидел человек в форме, – и на ней ни единого предмета: ни ручки, ни бумаг, ни даже скрепки.
Оставят ли память? Пойдут ли на уступки?
Я открыла лежащую на коленях папку на первой странице и сразу же уткнулась взглядом в фотографию центральной площади незнакомого города. «Клэндон-Сити. Столица» – гласило пояснение снизу.
Сердце вновь предательски громко ударилось о ребра.
Они позволяют мне выбрать город…
Под дрожащими вспотевшими пальцами тут же зашелестели страницы. Где же, где же, где… Тот самый, единственный, нужный…
Да успокойся, ты доберешься из любого. Купишь билет и доедешь. Самолетом, поездом, самокатом, на своих двоих…
Мысль осталась незавершенной, потому что в этот момент я увидела изображенный на площади театр, широкий проспект и фонари вдоль дороги – знакомое место, некогда отпечатавшееся в памяти. Нордейл.
Когда пять минут спустя представитель Комиссии вернулся и спросил: «Выбрали?», я кивнула с таким энтузиазмом, что хрустнули шейные позвонки.
Выбрала, конечно. И кто бы сомневался, что́ именно.
Нордейл не изменился – остался всё тем же сказочно-волшебным. Укрылись снегом улицы, укрылись по-особенному, мягко, чисто, пушисто. Даже мороз здесь ощущался ласковым, и в первые недели жизни на новом месте я полной грудью вдыхала запахи города, в которые долгие месяцы стремилась попасть. Города из прошлого, города из снов. Города, вдруг сделавшегося настоящим.
Небольшая двухкомнатная квартира, любезно и совершенно неожиданно предоставленная мне Комиссией в качестве бонуса за «восприимчивость 10 „Б“» (кто бы знал, что это такое), располагалась в западной части города, в двадцати минутах от центра, и являлась теперь моей собственностью, чему я радовалась по-щенячьи бурно. Две просторные комнаты на втором этаже десятиэтажного дома, меблированные и светлые, – хоромы по сравнению с каморкой в Соларе. Чего еще можно было желать для полного счастья? На счету лежала приличная сумма, выданная в соответствии с финансовой программой по поддержке новичков, въехавших в Нордейл, а впереди расстилались необъятные горизонты неисследованных возможностей. Сотни дорог, тысячи тропинок, по которым можно пойти, осталось лишь выбрать…
Память осталась при мне, но будто не вся. Нет, я помнила события, произошедшие в Соларе, помнила работу, друзей, Дэлла, вот только боль ушла, словно кто-то изъял ее из сердца. Воспоминания больше не тяготили – они, словно легкий теплый сквозняк, касались сознания легко и ненавязчиво. А отсутствие при этом боли в сердце явилось неожиданным изменением, радостно воспринятым мной. Не иначе как работники Комиссии все же поколдовали при переходе, а может, так действовал чудотворный воздух самого Нордейла – не разобрать.
Так или иначе, сидя на мягком диване в гостиной с чашкой чая в руках, я часто думала о новой жизни: куда теперь податься, на что бросить силы, в чем заново обрести себя? Просматривала газеты, что покупала в киоске у дороги, пыталась нащупать что-то свое, способное увлечь, вдохновить, придать новый смысл существованию.
Новый Уровень. Новая эпоха.
Связь с Дэллом сохранилась. Та тонкая нить, что соединила нас, рваться не спешила. Он здесь. Ходит по этим улицам, ездит по этим дорогам, возвращается в знакомый особняк. Чем-то занимается, о чем-то думает. Рядом. Почти осязаемо близко. И несмотря на то и дело возникающие порывы вдруг сорваться и во что бы то ни стало отыскать его, я сдерживалась. Прибивала себя невидимыми гвоздями к месту, закрывала глаза и старалась успокоиться. Зачем искать того, кто не ищет тебя?
Любила. Да. Любила так, что распирало грудь, мутилось в голове, так, что иногда сгибало пополам, – но от поисков все равно удерживалась.
Время всё расставит по местам. Не твое не удержать, как ни старайся. Твое найдет тебя само.
Я в Нордейле, а это уже много.
Глава 2
Казалось бы, в чем разница? Но он так и не смог привыкнуть.