- А как мы установим интересующее нас обстоятельство? Есть у нас какой-либо предмет, носящий отпечатки пальцев Ансена ? - спросил Кручинин.
- По-моему, нет, - в нерешительности ответил Грачик.
- Посмотрим, - ответил Кручинин. - Если не трудно, принеси-ка наши рюкзаки, они хранятся у хозяйки в чулане.
- Ваш и мой?
- Нет, твой, мой и Оле.
Грачик молча отправился исполнять поручение. Кручинин взял обе карты, по всем правилам составленные Грачиком на основании дактилоскопических отпечатков на клеенке и кастете. Внимательно, квадрат за квадратом, дробь за дробью, он проверил формулы, проставленные Грачиком для каждого пальца, и сверил окончательный результат. Кручинин слишком хорошо знал, какое значение будет иметь эта улика для суждения о виновности Оле Ансена. И вот, задумчиво глядя на эти карты, он вдруг снова замер, словно прислушиваясь к какой-то собственной, едва прозвучавшей в сознании мысли. Потом встрепенулся и, поспешно отыскав лупу, устремился к окну, где лежала клеенка. Перенеся ее на стол, под самую лампу, он принялся сызнова исследовать.
Когда через четверть часа распахнулась дверь и Грачик втащил в комнату три рюкзака - среди них и огромный, как дом, рюкзак Оле, - Кручинин, не отрываясь от работы, поманил к себе молодого человека.
- Смотри!.. Да нет же, сюда, сюда... - и ткнул пальцем в клеенку на расстоянии примерно полуметра от следа, уже изученного Грачиком.
В косом свете лампы Грачик разглядел едва различимый, но все же неоспоримый след руки.
- Правая рука того же самого человека, который стоял у стола. Он опирался двумя руками... Понял?.. Это раз. И второе: выведенные тобою дактилоскопические формулы верны, но так же верно и то, что след правой руки на клеенке оставлен не тем человеком, который держал кастет. Гляди-ка, руки разного размера, и рисунок совсем иной: короткие, толстые - тут, а там...
Несколько мгновений Грачик, ошеломленный этим открытием, молча смотрел на учителя. Потом медленно, словно через силу, проговорил:
- Значит... их было двое? Двое из трех: Оле, кассир, пастор!.. Двое из трех... Это не менее ужасно.
- Если ты сравнишь след пальцев правой руки на кастете со следом на клеенке, то сразу убедишься, что эти следы принадлежат разным людям. Не говоря уже о том, что размеры их не совпадают, - а это, кстати говоря, оба мы проглядели, рассматривая следы, - очень характерный папилярный узор, видимый на клеенке, вовсе отсутствует на кастете. В свою очередь на клеенке нет ни одного пальца с левой дельтой завиткового узора, ясно видного на кастете... Есть возражения?
- К сожалению, нет, - с грустью ответил Грачик.
- Эмоции потом!.. Давай сюда рюкзак Оле. Начнем с него. - И Кручинин принялся распаковывать рюкзак Оле. - Сколько раз из этого мешка доставался кофейник, в котором он варил нам кофе. Сколько раз ты сам лазил в этот рюкзак за консервами, галетами и прочими радостями походной жизни, пока мы шли сюда...
Они внимательно разглядывали все, что было в мешке. Один за другим откладывали в сторону предметы одежды. На них нечего было искать следы. Зато особенное внимание уделялось всему металлическому и стеклянному. Кручинин долго вертел под лампой никелированную коробочку с бритвой Оле.
- Когда человек, побрившись в походных условиях, укладывает бритву, трудно требовать, чтобы его пальцы были совершенно сухи. А прикосновение влажного пальца, да если еще он немного в мыле, рано или поздно заставляет поверхность металла корродировать... Вот тут что-то подходящее уже есть, - с удовольствием установил Кручинин и взялся за лупу. - Правда, не все пять пальцев, но нам достаточно и двух.
Наблюдая друга, Грачик мог сказать, что осмотр его не удовлетворяет. Кручинин поворачивал коробку и так и сяк. Наконец сказал:
- Вероятно, этой бритвой пользовался еще кто-то, кроме Оле, и, может быть, именно этот "кто-то" оставил нам свою визитную карточку. Вот будет хорошая загадка!
Отложив бритву, он принялся за осмотр других предметов. По тому, с какой досадой он отбрасывал их один за другим, Грачик понимал, что нужные следы не находятся. Но тут посчастливилось ему самому. Он с торжеством протянул Кручинину старую походную сковородку - ту самую, на которой Оле столько раз поджаривал хлеб для своих спутников. Как ловко он это делал, и как вкусен бывал по утрам этот пропитанный жиром хлеб с кружкой горячего кофе, сваренного все тем же Оле!
И вот... Теперь их интересовало только то, что на закоптелой поверхности сковороды виднелись отпечатки нескольких пальцев. Это могли быть только или их собственные отпечатки, или следы пальцев Оле.
- Даже заранее, по размеру этой лапы, можно сказать, что следы принадлежат твоему любимцу Оле, - сказал Кручинин с уверенностью и принялся за обработку изображений следов, чтобы их можно было сличить со следами, оставленными на кастете и клеенке.
Нередко приходилось Грачику видывать Кручинина в затруднении, но почти никогда не отмечал он на его лице выражения такой досады, как сейчас. Однако Грачику некогда было думать над отвлеченностями такого рода: Кручинин приказал поскорее обработать и исследовать следы на сковородке и на бритвенном приборе.
Дактилоскопия и хлеб
Ни у Кручинина, ни у Грачика почти не было сомнений в том, что на сковородке они нашли отпечатки пальцев Оле. Эти отпечатки сошлись с отпечатками на кастете, но зато не имели ничего общего со следами на клеенке. Это служило новым доказательством тому, что еще кто-то - сообщник Оле, пособник или предводитель - участвовал в убийстве шкипера.
Грачик пошел в своих предположениях и дальше: не является ли след на кастете случайным и вообще является ли кастет орудием данного преступления? Где уверенность, что именно кастетом был нанесен смертельный удар Эдварду Хеккерту? Ведь кастет не носил следов удара... Почему?
- Одним словом, не являются ли следы на клеенке следами убийцы? Не появился ли кастет на месте преступления только для того, чтобы навести следствие на ложный путь?.. - Черты Грачика приобрели просительное, почти заискивающее выражение: уж очень ему улыбалась мысль о невиновности Оле. Ведь если допустить, что я прав, - нерешительно проговорил он, - наш Оле...
- Наш Оле?! Рано, Сурен, слишком рано! - с дружеской укоризной сказал Кручинин. - Когда наконец я приучу тебя к тому, что не следует столь громогласно и с такой самоуверенностью делать предположения!
- Кажется, я еще ничего не сказал, - заметил Грачик.
- Ах, Сурен Тигранович, а твой более чем выразительный вздох? Разве он не выдал все, что было у тебя на уме? Право, не стоит, не только в присутствии других...
- Тут же никого, кроме нас.
- Но я-то ведь не ты. А выражать, да еще столь громко, свои эмоции не следует даже наедине с самим собой. В особенности, когда эти эмоции необоснованны. И вообще ты должен иметь в виду, что преждевременная радость столь же вредна, как и преждевременное разочарование: они размагничивают волю к продолжению поисков.
- А как их узнать, как отличить - преждевременны они или своевременны?
- А ты пережди малость, проверь свои ощущения, убедись в выводах не сердцем, а рассудком.
- Ох, Нил Платонович, дорогой! Всегда рассудок и только рассудок! А как хочется иногда пожить и сердцем! Поверьте мне, друг, сердце не худший судья, чем мозг.
- Только, брат, не в наших делах.
- Значит, вы отрицаете...
Кручинин рассмеялся и не дал Грачику договорить.
- Ради бога без темы о чувствах, об интуиции и прочем! Ведь условились жить по доброй пословице "семь раз отмерь"? Вот ты и мерь теперь: сошлись, не сошлись...
- Любит, не любит, плюнет, поцелует... - насмешливо огрызнулся Грачик.
- Нет, брат, мы не цыгане. - Кручинин похлопал себя по лбу. - Ты вот этим местом должен отмерять. Вот и отмеряй, что может означать сходство одних следов и несходство других... Если допустить твою мысль, будто Оле невиновен, то нужно найти другого убийцу. Он должен быть такого же большого роста.
- Пастор! - вырвалось у Грачика.
Он готов был пожалеть об этом восклицании, но Кручинин одобрительно глядел на него, ожидая продолжения.
- Или... Кассир Хеккерт, - сказал Грачик, - он почти так же велик ростом. Правда, он ходит согнувшись, но... если его выпрямить...
- То он сможет через стол дотянуться до жертвы?
- Да... уж если разбирать все варианты, так разбирать.
- Конечно, - согласился Кручинин. - Но думаешь ли ты, что этот согбенный старик достаточно силен?
- Может быть, и не так силен, как Оле, но слабеньким я бы его не назвал. В нем чувствуется большая сила, настоящая сила.
- Значит, ты думаешь, что должны быть изучены оба эти субъекта?
- Даже скорее кассир, чем пастор, - в раздумье сказал Грачик.
- Брат?! Это было бы ужасно! А впрочем, чего не бывает?!
- Да... чего не бывает, - повторил за ним Грачик. - Этот Видкун мне так антипатичен, что...
- Ну, это, братец, опять твои эмоции! - рассердился Кручинин. - Для дела они малоинтересны. Если изучать, так изучать все. Короче говоря: нам нужны отпечатки того и другого - пастора и кассира. Добыванием их придется заняться тебе.
Прежде чем Грачик успел спросить Кручинина, как тот советует это сделать, не вызывая подозрений, в комнату постучали: хозяйка звала к завтраку.
За столом уже сидели пастор и кассир. Завтрак проходил в тягостном молчании. Хозяйка время от времени тяжело вздыхала. Ее снедало любопытство, но скромность мешала задавать вопросы, а пускаться в рассуждения ни у кого из сотрапезников не было охоты.
Грачик ломал себе голову над тем, каким способом заставить соседей без их ведома выдать свои дактилоскопические отпечатки.
Пастор, казалось, вовсе и не замечал присутствия гостя. Он в задумчивости мял в руке хлебный мякиш. Через стол Грачик видел, что на хлебе остаются четкие отпечатки кожного рисунка пасторских пальцев - указательного и большого. Грачик решил, что пастор, помимо собственного желания, подсказывает выход из затруднений, и ему непреодолимо захотелось протянуть руку и взять этот хлебный мякиш. Но тут пастор стал раскатывать свой шарик по столу лезвием столового ножа. Шарик сделался гладким и перестал интересовать Грачика. Противное ощущение, будто священник зн