мольцев, вузовцев, в школах на уроках, в колониях для социально опасных детей, у рабкоров и селькоров, посмотреть на женщин-делегаток, на мусульманок и т. д. и т. д. Это — серьезнейшее дело. Когда я об этом думаю, у меня волосы на голове шевелятся от волнения»[14].
В мае 1928 года Москва торжественно встречала Горького. Ему уже 60 лет, но он по-прежнему жадными глазами умудренного годами писателя смотрит на жизнь. Уже в июле он отправляется в длительную поездку по стране. В следующем 1929 году — новое путешествие. И вот — в журнале «Наши достижения» весь 1929 год печатаются очерки Горького «По Союзу Советов».
Очерки Горького «По Союзу Советов» занимают в нашей литературе особое место. Это художественное открытие нового мира, сделанное величайшим писателем современности. Они написаны в конце двадцатых годов, когда социалистическое строительство в Советской стране делало лишь первые шаги, когда советский народ лишь начинал строить первую пятилетку. То, что для нас стало привычным, тогда только складывалось.
Перед читателем развертывается широкая панорама. В первом очерке Горький рассказывает о Баку, о Тифлисе, об Армении, о Поволжье, о Казани, о Нижнем Новгороде, о Сормовском судостроительном заводе, о бумажной фабрике на Балахне. Во втором — о Курске, о трудовых колониях, о работе А. С. Макаренко, о крестьянской коммуне «Авангард» на Украине, о путешествии по степному краю, о встречах с детьми в разных городах страны. В третьем — о митинге в Петрограде в 1917 году, где выступал бородатый солдат, о Днепрострое. В четвертом — опять о детях, о Мурманске. В пятохм — о Соловках.
Очерки Горького — это не записи путешественника, знакомящегося со всем, что попадается ему по дороге. Нет, это страстное художественное исследование жизни, стремление осмыслить ход истории, увидеть, как гибнет, сопротивляясь, старое, как растет в мужественной и трудной борьбе новое. Это рассказы о людях, которые, переделывая природу и строй социальных отношений, сами переделывают себя.
Известный писатель Стефан Цвейг в одном из писем к Горькому очень удачно определил одну из важнейших черт горьковского творчества. По мнению австрийского писателя, Горький умеет нарисовать «великий образ народа, образ нации», умеет воспринять Россию «как своего рода мир, как единую стихию». Стефан Цвейг совершенно справедливо утверждает, что для изображения России, прошедшей через очистительный огонь революции, не пригоден «метод фиксации деталей, случайно выхваченных»[15], что необходимо дать широкое и всестороннее изображение жизни нового мира.
Эту задачу выполнял Горький в своих публицистических статьях, беседах, выступлениях конца двадцатых годов, в которых органически сочетается голос взволнованного, требовательного и восхищенного писателя с эпическими картинами жизни родной страны, в очерках «По Союзу Советов».
В одной из позднейших работ Горький говорил, что советский писатель должен знать три действительности: действительность прошлого, настоящего и будущего. Эту задачу Горький выполнял и в цикле очерков «По Союзу Советов». Жизнь родной страны встает в них как бы в трех временных измерениях. Отсюда пафос историзма в произведениях Горького — так было, так есть, так будет, говорит писатель.
«Не зная прошлого, — подчеркивал Горький, — невозможно понять подлинный смысл — настоящего и цели будущего». Читатель очерков Горького как бы сам присутствует при движении истории. Он становится не только зрителем, но и участником исторического процесса, вместе с писателем исследует жизнь, видит в ней борьбу, успехи и поражения. Эти очерки вселяют в человека два чувства — ощущения закономерностей развития истории и роста простого человека.
Зорким взглядом художника писатель охватывает не только широкий круг виденных им географических точек от Кавказа до Белого моря, от Днепростроя до Поволжья. Перед читателями проходят люди разных профессий: рабочие, крестьяне, интеллигенты, партийные работники, много детей, — это будущее страны. Это люди не только разных профессий и разных возрастов. Это люди разной судьбы, индивидуальной психологической складки, с разной степенью понимания происходящих событий. Каждого из них Горький внимательно рассматривает, стараясь понять, как он относится к жизни, к истории, которая вторглась в повседневную жизнь, как он умеет и хочет делать историю.
Горький видел удивительную технику, которую осваивали и создавали советские люди. Но не она в первую очередь интересовала писателя. «Мне показывали котлы, трубы, объясняют, что куда потечет и откуда вытечет, но — виноват! — признается писатель, — я слушаю невнимательно, потому что мне совершенно необходимо знать, что говорят и думают бородатые люди».
Человек в центре внимания Горького. Писатель для Горького — это прежде всего человековед.
Еще в 1926 году он писал Веронскому: «Очень доволен тем, что Вы, первый, так резко подчеркнули мою человекоманию…» История породила Человека. «Кроме этого чуда, — подчеркивал Горький, — иных чудес на земле не было, нет, не будет, а этому чуду расти тысячи веков»[16].
Горький глубоко верил в творческие силы рядового советского человека. «Всякое дело человеком ставится, человеком славится» — этот эпиграф к циклу «Рассказов о героях» раскрывает основную идею творчества Горького конца двадцатых — начала тридцатых годов. С этим эпиграфом перекликается замечательная статья Горького «О «маленьких» людях и великой их работе», открывающая журнал «Наши достижения» и имеющая глубоко философское значение. Эта статья предшествует первому очерку из цикла «По Союзу Советов».
«Маленький», то есть рядовой человек советской земли, стал выполнять «великую работу» и в процессе созидательного труда сам перестал быть маленьким. Рядовой советский человек становился Человеком с большой буквы — в этом Горький видел величайшее завоевание нашей революции.
Этого героя своего времени, деятеля и борца, активно перестраивающего жизнь, Горький и стремился изобразить в цикле очерков «По Союзу Советов». В очерках Горького высится почти эпическая фигура «бородатого солдата», вступившего в 1917 году после одного из митингов в спор с обывателем. Это крестьянин, поверивший в правду большевиков, это человек, твердо уверенный в том, что все на земле создается трудом народа, что народ может все на земле перестроить, — срыть горы, если они ему будут мешать, заставить реки течь туда, куда укажет человек труда.
Воспроизводя эту сцену, Горький писал: «Мне… очень дорог и важен этот солдат, в котором проснулся человек — творец новой жизни, новой истории. В моей панихиде прошлому он должен был петь басом». И не случайно, что Горький вспомнил об этом человеке на строительстве Днепровской станции «Здесь, любуясь дерзкой работой людей, — отмечал писатель, — все. время вспоминаешь прошлое, и это очень помогает правильной оценке настоящего». Люди, совершившие великую революцию, строящие новый мир, подлинные герои очерков Горького. Сколько их! Горький рассказывает о руководителях нефтяных промыслов: Румянцеве, Баринове, Серебровском, об организаторе крестьянской коммуны Лозницком, о педагоге Макаренко, о безымянном инженере на Днепрострое, о десятках других интересных людей…
Как справедливо отмечали критики, принципы изображения советского человека, его основных черт и свойств в очерках несколько иные, чем в других жанрах — рассказах и повестях. «Типическое, — пишет исследователь, — выражено и дано тут не в едином образе, раскрывающем свойства многих людей, а в серии портретов реальных лиц, в каждом из которых мы видим отдельные черты социалистической личности»[17]. В очерках Горького очень много людей. Каждый из них поразил писателя «лица необщим выраженьем», и в каждом из них он увидел нечто общее, что объединяет строителей первого в мире социалистического государства. Из этих десятков портретов вырастает синтетический гигантский портрет почти эпического героя — хозяина и строителя страны социализма.
Обрисовке отдельных людей сопутствуют лирико-публицистические обобщающие характеристики. Так, например, на Днепрострое Горький разговаривал с инженером, который рассказывал ему о том, что и как будет построено там. И вот уже Горький рассуждает о человеке, изменяющем землю. Горький встретился с известным впоследствии педагогом Макаренко, тогда еще не опубликовавшим «Педагогическую поэму». После беседы с ним Горький снова делает обобщение — это, вероятно, думает он, новый тип педагогов, хорошо чувствующих свою ответственность перед будущим. И так во всем — от конкретных наблюдений мысль писателя тянется к широким обобщениям.
Характеристика цикла очерков была бы не полна, если бы мы не остановились еще на одном очень важном образе. Это образ самого автора. Перед читателем встает образ советского писателя, вооруженного марксистско-ленинским мировоззрением, то есть рассматривающего явления жизни не с болотной кочки зрения, а с высокой точки зрения научного мировоззрения, образ исследователя, поднимающего самые острые вопросы социологии, философии, морали, искусства.
«Я — свидетель тяжбы старого с новым, — определяет свою позицию писатель. — Я даю показания на суде истории перед лицом трудовой молодежи, которая мало знает о проклятом прошлом и поэтому нередко слишком плохо ценит настоящее, да и недостаточно знакома с ним».
Горький видит, что в стране идет борьба, и он активно участвует в этой борьбе. Писатель радуется светлому, но не закрывает стыдливо глаз и на дурное. Но он с возмущением говорит о тех литераторах, которые не видят и не хотят видеть ничего светлого. «Разница между ними и мной, — замечал он, — только в том, что я не боюсь мерзостей жизни и не очень люблю писать о них, ибо писал об этом много. А затем я непоколебимо верю в победу новых сил жизни. Они, — говорит он о некоторых литераторах, — оценивают силу погибающего выше силы растущего нового, у них больше внима