– Нет смысла врать, герр Эберхарт, – добавил Кольцов, – работай я на БНД, к чему этот цирк? Вызвал бы подкрепление и отвез вас в камеру. Вас сдал, по моему мнению, ваш сообщник Отто Вайсман. Он не предатель, просто не выдержал физического давления.
– Кто еще с вами? – Глаза мужчины шныряли по закоулкам, он находился в сильном напряжении.
– Вы невнимательно слушаете, господин Эберхарт. Со мной никого нет, я сам чудом вырвался из капкана и сейчас нахожусь в интересном положении. В вашем доме засада. Они убили вашу собаку и какую-то женщину, ждали вас. Но пришли мы с коллегой, и их планы развалились. Перестаньте напрягаться, герр Эберхарт, я вам не враг. Вы просили связного – он перед вами. Штази здесь нет. Давайте отойдем в темноту, мы слишком заметны у этого фонаря.
Мужчина колебался, кусал губы. Он никому не верил, и в принципе Кольцов его понимал. В последний час герр Эберхарт пережил потрясение. Пусть он человек рискованной профессии, замыслил преступление по местным законам, и все же чувства понятны – в доме засада, ты загнан и окружен, и куда можно убраться с этой чертовой подводной лодки?! Эберхарт попятился, не вынимая руки из кармана, двинулся прочь, озираясь на каждом шагу. Кольцов последовал за ним. Уж теперь он этого парня не потеряет, не имеет права! Эберхарт прошел метров тридцать, свернул за кустарник. Здесь было темно, вполне приватно. У дороги горели фонари, проезжали редкие машины.
– У меня в кармане пистолет, – предупредил немец.
«Сомневаюсь», – подумал Михаил, но не стал возражать.
– Одно неверное движение, и я стреляю, господин незнакомец. Докажите, что вы именно тот, за кого себя выдаете. Знание пароля не убеждает. – Эберхарт отступил на пару метров.
Служебное удостоверение было спрятано в тайнике за подкладкой, в том месте, где ткань уплотнялась. Последняя ночь в Восточном Берлине была посвящена портняжным работам. Подкладка отрывалась с небольшим усилием. Напряглась рука Эберхарта в кармане. Он забрал удостоверение, отошел в зону недосягаемости, щелкнул зажигалкой. Долго изучал документ, а Михаил жадно разглядывал его лицо в зыбком пламени. Немец тяжело и прерывисто дышал – волновался, обрюзгшее лицо лоснилось от пота. Со зрением у него было не очень, и он поднес чекистские корочки ближе к глазам, прищурился. У человека были проблемы со здоровьем, он страдал одышкой.
– Вы опытный человек, – сказал Кольцов. – Много лет работаете с нашим братом, можете отличить поддельный документ от настоящего.
– Хорошо… – Эберхарт облегченно выдохнул, вернул корочки. – Скажите что-нибудь по-русски.
Кольцов сказал. И не просто сказал, а от всей души, по полной парадигме – трехэтажным и выше. Накопилось на душе. И всякие немцы его еще экзаменуют, вместо того чтобы поверить на слово! Досталось всем – чужой стране, службе федеральной разведки, лично господину Эберхарту – провались он к такой-то матери со своим неверием! И плевать на тонкую душевную организацию этого субъекта!
– Достаточно, герр Эберхарт? – сменил он злобный тон на учтивый. – Или что-то еще? Станцевать калинку с лезгинкой? Зачитать наизусть моральный кодекс строителя коммунизма?
– Нет, спасибо, я вам верю… – Эберхарт шумно выдохнул, взялся за грудь.
– Вам плохо? – насторожился Михаил.
– Нет, нормально… Сердце иногда пошаливает, доктор говорит, что мне нельзя волноваться. Возраст уже не тот, опять же эта проклятая жировая масса, от которой так и не смог избавиться… Вы уверены, что Лэсси и фрау Розенталь мертвы?
– Кажется, понимаю, о ком вы говорите… Мне жаль, но это так. Собака и женщина находились в доме, когда вторглись люди из БНД. Они действовали без подготовки, за домом не следили, полезли внутрь, не зная, что их ждет, то есть проявили полную профессиональную несостоятельность. Собака, видимо, залаяла, женщина подняла крик… Мне жаль, – повторил Кольцов. – Эта несчастная, которую они задушили…
– Мой боже, какая неоправданная жестокость… – пробормотал Эберхарт. – Наши люди не могли так поступить, я ничего не понимаю… Фрау Розенталь проживает на моей улице, очень добрая одинокая женщина. Муж умер от разрыва аорты, сын погиб четыре года назад в результате несчастного случая – он служил в армии ФРГ, скончался на полигоне в результате случайного подрыва боеприпаса… У нее есть ключ от моего дома, за умеренную плату она выводит погулять Лэсси, а также стирает и раз в неделю делает уборку. Мне некогда этим делом заниматься, да я и не знаю, с какой стороны подходить к пылесосу… – Он справился с волнением, глубоко вздохнул.
– Давайте уточним, герр Эберхарт. «На берегу», так сказать, во избежание возможных недоразумений. Вы работаете в разведывательном центре на Фельдештрассе, готовы сотрудничать с нашей страной. Ничего не поменялось? Вы владеете секретной информацией, которую согласны предоставить нашей стороне?
– Вы даже не представляете, какой информацией я владею, – усмехнулся Эберхарт. – Она сравнима с теми сведениями, которые доступны руководству центра в лице герра Баумана и нашим заокеанским кураторам – тому же Алану Робинсону или его заместителю Джеку Портеру…
– Ваша мотивация меня пока не волнует. Обсудим это позднее, если вы настроены обсудить данный вопрос. Полагаю, идеология здесь не замешана. Каким образом вы собирались предоставлять нам информацию? Это устные сведения, копии с документов, микропленка?
– Зачем же микропленка? – усмехнулся Эберхарт. – Шпионской аппаратурой пользуются наши агенты в вашей стране – например, в секретных инженерных организациях, которые вы называете почему-то «ящиками», – последнее слово Эберхарт произнес по-русски. – Лично я имею возможность использовать обычную аппаратуру, не припомню случая, чтобы меня обыскивали. В силе все перечисленные вами способы. Впрочем, сомневаюсь насчет копий с документов, это несколько смахивает на нахальство.
– Согласен. Вас интересуют деньги?
– Договоримся, – уклончиво отозвался немец. – Всех интересуют деньги. Даже тех, у кого они есть. Но я нежадный, бешеную оплату требовать не собирался. О чем мы с вами говорим, господин Кольцов? – Эберхарт негромко выругался. – Все кончено. За мной ведется охота. Возвращаться домой нельзя, на работе я уже не появлюсь – по крайней мере, в прежнем качестве. Из города меня не выпустят – у всех пограничников будет мое фото. А внешность мою, сами понимаете, изменить трудно. Хранить секретные документы дома или в других местах не имею привычки. Вы разговариваете с обреченным человеком, господин Кольцов. Мне осталось недолго гулять. Вы еще можете вырваться – вы молодой, мобильный, хорошо соображаете, а вот я…
– А вот падать духом, герр Эберхарт, не советую. Уверен, у вас прекрасная память, и она фиксирует пусть не все, но наиболее важные сведения. С соображением тоже все в порядке. Вам ведь удалось уйти от своих коллег.
– Всего лишь счастливая случайность. О том, что Вайсмана схватили и допрашивают, мне стало известно в четыре часа пополудни. Его не сразу раскололи – вы правы, Вайсман не предатель. Но и не герой. За какие идеалы он должен сносить удары по голове? Я чувствовал, чем это кончится, ушел с работы, сославшись на недомогание, сел в машину, поехал в Шпандау. Там ее оставил, вернулся на метро, до темноты сидел в библиотеке Врослау – там никто не тревожил, и было время подумать. Дворами и переулками вышел к своему дому, надеясь, что ничего страшного не произошло…
– Не отчаивайтесь, герр Эберхарт, вам помогут. И если понадобится, вывезут в восточный сектор. Даю слово офицера. В Западном Берлине, особенно на окраинах, много мотелей и небольших гостиниц, там мы сможем провести ночь, а потом навестим советскую резидентуру. Сразу ехать туда опасно – наши адреса тоже могли оказаться под ударом. Нужно всё проверить, понаблюдать, а делать это в темноте сложно. Прочесать за ночь большое количество мелких гостиниц БНД не сможет…
– Нет, это риск, – покачал головой Эберхарт. – Гостиницы исключены. В трех кварталах к западу от Потсдамерплац есть квартира моего хорошего знакомого. Когда-то мы работали вместе, сейчас Хьюго отошел от дел, занялся бизнесом, уехал на год в Брюссель. Он человек одинокий, оставил мне ключи от квартиры. Они всегда на связке вместе с моими ключами. Иногда я туда заезжаю – проверить, всё ли в порядке. В доме нет ни растений, ни животных, частые визиты не нужны. Это трехэтажный жилой дом на несколько квартир, в жилище моего знакомого ведет отдельная дверь с заднего двора.
– Это прекрасно, – сказал Михаил. – Но вас будут искать, вы об этом забыли? Поднимут адреса ваших знакомых, родственников.
– Про Хьюго никто не знает, – возразил Эберхарт. – Когда мы водили с ним знакомство, я работал в отделе по восточным секторам на Айхерштрассе. Это другая организация, другие люди. Теоретически до жилища Хьюго они доберутся, но для этого потребуется неделя. Там безопасно, поверьте. Пойдемте на соседнюю улицу, господин Кольцов, там есть стоянка такси…
Глава девятая
В машине Эберхарт беспокойно ворочался, сунул в рот какую-то таблетку, долго пытался ее проглотить, чему препятствовала сухость во рту. Кое-как проглотил, немного успокоился. Вышли за квартал до нужного места, двигались дворами, чтобы не попасться соглядатаям. Эберхарт отдувался, отмахивался от вопросов о самочувствии. Со здоровьем он явно не ладил, а последние события еще больше усугубили его состояние.
Город не вымер, иногда попадались люди, проезжали машины. Двое мужчин, идущих по своим делам, любопытства не вызывали. С фасада нужный дом не осмотрели, да и не хотелось – прошли через задний двор, Эберхарт поднялся на второе по счету крыльцо. Дверь не запиралась, отворилась с легким скрипом. Короткий коридор, вертикальные выступы в стене, что-то вроде ниши. Между массивными «пилястрами» находилась дверь в жилище. Вход был обособлен – в чем имелись свои плюсы и минусы. Эберхарт погремел ключами, впустил «гостя из заграницы». Включил свет и в изнеможении опустился в прихожей на пуфик, с наслаждением вытянул ноги.