– Спасибо, Руперт, что провели со мной этот день, было очень приятно… Мы же еще увидимся?
Потянуло внезапно к этой женщине. Через нельзя, не могу, через все социальные и идеологические запреты! Она почувствовала, как он дрожит, застыла, впилась в его лицо взглядом блестящих глаз. И вдруг сама задрожала, стала тяжело дышать, лицо приблизилось – просто неприлично близко, ближе некуда… Он жадно целовал ее, забыв о последствиях, Софья подставляла губы, что-то отрывисто шептала, обвила его руками за шею. Они перебрались за порог, захлопнулась дверь, навалилась темнота. Голова пылала. Зачем он это делал? Но остановиться было невозможно – и никто этого не хотел. Страсть накрыла, как бетонный саркофаг. Яростно целовались, давали волю рукам, куда-то пятились. Смутно помнился порожек, кровать, застланная покрывалом. Загорелся ночник, Софья сдавленно смеялась, когда он пытался сдернуть покрывало на пол, пришла на помощь…
Голова отключилась, работали другие центры принятия решений. Он всякого ожидал от себя, но только не такого! Вроде выпил совсем немного вина… Полночи страстно занимались любовью, не могли оторваться друг от друга, а когда иссякли силы, просто лежали, обнявшись. Контролировать себя было трудно, но как-то удавалось. С разрешения Софьи Михаил покурил на кухне, а она в это время приводила в порядок скомканную кровать, затем снова сплелись в объятиях под дрожащим светом ночника…
Утром было стыдно, не хотелось просыпаться, открывать глаза. Но пришлось. Штора была частично отдернута, в спальню проникал утренний свет. Настенные часы показывали половину одиннадцатого. Стыдно, товарищ майор, очень стыдно! Но эти печальные глаза, которые смотрели, казалось, прямо в душу… Софья лежала рядом под одеялом, гладила его руку и так смотрела, что в душе все переворачивалось. Возможно, она понимала, что с этим парнем что-то не так, но все же рискнула, отдалась целиком… Он придвинулся, обнял женщину. Лежали долго, целую вечность. В душе творилось что-то мрачное, трещали моральные устои, переворачивались представления.
– Позавтракаем? – предложила Софья.
– Прости, – пробормотал он. – Сегодня есть кое-какие дела…
– Хорошо, я тоже хотела прибраться…
Она проводила ночного гостя до двери, запахнув халат. Ни о чем не спрашивала, не просила. Только смотрела в глаза с непроходящим изумлением, поцеловала на прощание.
Спотыкаясь, он добрался до дома, поздоровался с соседками, которые смотрели строго и принципиально (по крайней мере, фрау Штайгер), заперся в квартире. Дел особых не было, Рихард в городе кропал статью о загнивающей «Герте». Информацию о майоре, скорее всего, передал, но ответ придет только через сутки. Он слонялся из угла в угол, не мог найти себе место. Взялся пылесосить крохотные комнаты, но быстро надоело. Включил телевизор – выключил. Программы телепередач в Союзе нравились больше – там хотя бы лица были родные. Пожарил цыпленка табака на сковородке, придавив его кастрюлей с водой (способ приготовления подсмотрел у тещи), поковырялся вилкой в костях. То, что не доел, убрал в холодильник. Безбожно курил, сидя у открытой форточки, смотрел, как завитки дыма удаляются на улицу.
В три часа пополудни терпение лопнуло. Почему он должен себя сдерживать? Сила притяжения работала безжалостно, ноги понесли к заветному крыльцу. Софья открыла – в просторной рубахе, оставшейся от покойного мужа, в трико, закатанных до колена, на голове косынка наподобие пиратской банданы. Она и вправду занималась уборкой. Задрожала, отступила в комнату. Он ворвался – как на передний край обороны противника, заключил ее в объятия. Софья расслабилась, повисли руки, засмеялась.
– Не выдержал, Руперт?
Он был страшно зол на себя – безобразно счастлив. Тоже смеялся, вертел ее в каком-то нелепом танце, поступательно продвигаясь к кровати. Уборка могла подождать. Все повторилось – два часа вылетели из жизни. Потом ползали по полу, смеялись, собирали разбросанную одежду. Софья прыгала, пытаясь ухватиться за «бандану», свисающую с люстры.
– Ну, все, – устало сказала она. – Пойдем полдничать, я что-нибудь приготовлю.
Софья стояла у плиты, лила тесто в сковородку, когда напротив дома остановилась машина. Она вытянула шею, чтобы посмотреть в окно. Михаил насторожился, выглянул на кухню. Под окнами стоял черный фургон фирмы «Мерседес». Кольцов напрягся, невольно потянулся к куртке на вешалке. Но ничего угрожающего не происходило. Из машины вышли двое в штатском – какие-то незаметные, серые. Пот заструился по спине, но что-то подсказывало, что они по другому поводу. Субъекты осмотрелись, двинулись по дорожке к крыльцу и через минуту уже находились на кухне.
– Вы кто? – Софья испуганно попятилась.
«Дверь могли бы и закрыть, – мелькнула мысль. – Но что бы это дало?»
– Софья Брюстер? – строго спросил субъект.
– Да, это я… – женщина сглотнула.
– А вы? – субъект повернулся к Кольцову.
– Это мой хороший знакомый, – быстро сказала Софья. – Мы вместе проводим время, он живет в этом поселке… А что, позвольте спросить…
– Федеральная разведывательная служба, – пояснил субъект, предъявляя удостоверение БНД. – Не возражаете, фрау Брюстер, если мы осмотрим помещения?
– Да, пожалуйста, – Софья растерянно всплеснула руками. – Здесь и смотреть-то нечего…
Михаил начинал догадываться, в чем дело, но молчал как рыба. Сердце забилось учащенно. За пару минут федералы осмотрели комнаты, включая спальню с перевернутой кроватью, усмехнулись. Один из посетителей вышел на крыльцо, подал знак людям в машине. Откатилась дверь, вышел еще один «штатский», а за ним – рослый кучерявый субъект, при виде которого сердце чуть не выскочило из груди. Неужели не зря? Рослый субъект был подтянут, моложав, представителен, хотя и одевался довольно просто. Он сильно волновался, породистое лицо отражало сонм эмоций. Ахнула Софья, машинально переходя на русский:
– Боже мой, Алексей… – И все окончательно встало на свои места.
Субъект держал огромный букет роз. Он, как-то торопясь, подпрыгивая, прошел по дорожке, ворвался в дом. И в следующий миг Софья повисла у него на шее, радостно смеясь, а Поплавский от неожиданности чуть не выронил букет. Сестра расцеловала его в обе щеки, отстранилась, смерила взглядом, осталась довольна. Видимо, брат не изменился, а если и изменился, то в лучшую сторону.
– Леша, ты откуда? А кто эти люди? – Софья ничего не понимала.
– Так надо, моя хорошая, так надо, не обращай внимания, эти добрые люди меня охраняют…
Он смеялся – вроде непринужденно, но все же вопросительно косился на незнакомца. Обнимашки и глупые вопросы продолжались. Один из «штатских» отобрал у Поплавского букет, поставил в банку и плеснул туда воды из графина.
– Прости, родная, я ненадолго, у меня не больше часа, – сетовал горячо любимый брат. – Но я еще приеду, обязательно приеду… А это кто? Представишь меня своему молодому человеку?
– Господи, это Руперт, мой хороший друг… – Софья смеялась, похоже, в этот день она была на вершине счастья. – Он живет через два дома… Руперт, это мой брат Алексей… О господи, ты же не понимаешь по-русски… – Она стала неуклюже переводить, продолжала смеяться. Михаил, сделав простодушную физиономию, энергично закивал. Поплавский его не знал, это точно. Не мог знать! Предатель помялся, протянул руку. Михаил страстно ее пожал.
– Очень приятно, очень… Сонечка, переведи своему приятелю, что мне очень приятно… – У Поплавского был ломающийся бархатистый голос. Сотрудники секретной службы, помявшись, вышли на крыльцо. Двое остались там, третий двинулся в обход здания – к заднему крыльцу.
– Сейчас я тебя покормлю, братец… – Софья засуетилась, бросилась к шкафам. – Сядем, и ты мне обо всем расскажешь…
– Знаете, Софи, я, наверное, пойду, – промямлил Кольцов. – У вас такое событие, брат приехал, зачем я буду вмешиваться в ваши семейные дела?
– Руперт, перестань, ты нам совсем мне мешаешь! – воскликнула женщина. – Побудь с нами, тоже поешь!
– Нет, спасибо, это не совсем этично. Мы же увидимся вечером?
Он учтиво пожал руку Поплавскому – тот привстал со стула. Глаза по-прежнему смотрели настороженно – впрочем, без опаски. Лицо предателя было перед глазами, хватило бы одного удара, чтобы отправить его в нокаут… и что дальше? Михаил приветливо улыбнулся, вышел на улицу. Агенты БНД проводили его строгими взглядами и вновь вернулись к исполнению своих обязанностей. Гравий хрустел под ногами. Следовало отдышаться. Что он мог сделать? Остаться? В присутствии постороннего Поплавский ничего не скажет. Он и так ничего не скажет, наплетет какую-нибудь чушь про зверства чекистов, про то, как добрые дяди вырвали его из лап советского режима. Уж придумал, поди, историю, чтобы не шокировать сестру. Расчеты оказались верны. Примерно неделю Поплавский находился в Западном Берлине, и только сегодня появилось время посетить сестру. Сотрудники БНД плотно опекают подопечного. Но настолько ли плотно? Здесь не фронтовая полоса, их только трое, есть пища для размышлений…
Он вошел в свое жилище, сбросил ботинки. Дверь запирать не стал – чему быть, того не миновать. Снова мотался из угла в угол, выстраивая в голове фантастические планы. Ничего не выходило, оставалось только ждать. Включил телевизор, завалился на кровать. По каналу SAT-1 показывали мелодраму с Софи Лорен – судя по качеству пленки, новую. Актрисе недавно исполнилось 48, но смотрелась она прекрасно. Супруга Настя однажды жаловалась: «Представь, как я буду выглядеть в сорок восемь лет с такой жизнью. Представил? Теперь забудь…» Этот фильм хотя бы не раздражал. Но вникнуть в происходящее на экране не удавалось.
Софья ворвалась в дом примерно через час – довольная, возбужденная, прыгнула к нему в кровать, стала стаскивать с себя одежды. Он начал выбираться из койки.
– Ты куда? – спохватилась женщина.
– Телевизор выключить…
– Так вот же пульт. – Она потянулась к угловатой штуковине, лежащей на тумбочке, что-то нажала, и экран погас. Засмеялась: