Она скрестила руки: — Тогда мы не сговоримся.
Уайтлоу пожал плечами: — Прекрасно. Я вас арестую.
— Что? Сошлете меня в директорский кабинет.
— Нет, я арестую вас, то есть прочитаю вам ваши права и брошу вас в застенок, под замок, в каталажку, в заключение, в Бастилию, в лондонский Тауэр, на Чертов остров и Алькатрас — я ясно выражаюсь?
— Вы шутите?
— Нисколько…
— Но это не справедливо!
— Ну и что? Вы уже согласились с этим, так на что же вы жалуетесь? — Он похлопал двух своих солдат. — Выбросите ее отсюда, и того другого парня тоже, что казнен раньше. Они автоматически провалили экзамен. — Армии Уайтлоу это было не по нутру, но они затопали по проходу.
Дженис искренне испугалась, смела свои книги и клипборд и вышла.
— Ждите за дверью, пока не закончатся занятия, — сказал Уайтлоу. — Кто еще сомневается в авторитете правительства?
Нет. Никто не сомневался.
— Хорошо. Уайтлоу сел и положил ноги на стол. — Я провалю каждого, кто откроет рот до перерыва. — Он достал яблоко и книгу, открыл ее и начал читать. Время от времени он с хрустом откусывал добрый кусок, напоминая о своем существовании.
Армия смотрела неуверенно: — Нам можно сесть, сэр?
— Конечно, нет. Вы на службе.
Остальные обменялись взглядами. В чем смысл спектакля? Парень, которому Уайтлоу рекомендовал вступить в клуб дебатов, наклонился и прошептал другу: — Он хочет, чтобы мы что-нибудь предприняли.
— Ну, ты и попробуй. Я не хочу, чтобы меня выбросили.
— Разве ты не видишь, что если мы все организуемся…
Уайтлоу внезапно встал, свирепо глядя. — Что такое? Призыв к моему ниспровержению? — Он подошел и, схватив недовольного за рубашку, вытащил его из кресла. — Я не допущу! — Он выволок парня из комнаты.
В короткое мгновение, когда он скрылся за дверью, начался бедлам.
— Он сбрендил…
— … свихнулся…
— … мы можем что-то сделать?
Я встал: — Слушайте! Нас больше! Мы не должны позволить ему…
— Заткнись, Джим. Ты просто вовлечешь нас в еще худщие неприятности!
— Дайте ему сказать…
— У тебя есть идея, Джим?
— Ну, нет… но…
Уайтлоу вернулся и я упал в свое кресло так быстро, что почувствовал жар.
Уайтлоу повернулся к своим войскам: — Что вы за армия? Я покинул комнату меньше, чем на минуту, и, вернувшись, застаю смутьянов из черни, призывающих к мятежу в проходах! Арестуйте и выгоните каждого, кто выражает недовольство — или я выброшу вас самих!
Нас было пятеро.
— Это все?, — взревел Уайтлоу. — Если вы кого пропустили, покатятся ваши головы!
Армия смотрела испуганно. После короткого совещания шепотом, они выхватили еще троих и выстроили под охраной. — Но я вообще ничего не говорил! — Джой Хабр был близок к слезам. — Скажи ему!, — обратился он к брату-близнецу.
— Говорил!, — заорал Уайтлоу, — и тоже выйдешь. Вам обоим лучше уйти, у вас
обоих неприятности!
Нас собралось двенадцать в соседней классной комнате. Мы сидели, мрачно глядя друг на друга. Смущенные, озадаченные и очень переживающие. Мы слышали, как продолжал реветь Уайтлоу. Потом внезапно наступила тишина. Через мгновение к нам присоединились еще трое изгнанников.
— Что он сотворил? Казнил весь класс?
— Нет, объявил национальное молчание, — сказал Пол Джастроу. — Поэтому нас выкинул. Я передал записку. Он сказал, что я публикую призывы к измене.
— Что он пытается доказать?, — посетовала Дженис.
— Тиранию, мне кажется. С этого все началось, помнишь?
— Ну а нам-то что делать?
— Очевидно. Надо восстать!
— О, конечно! Нам не удалось даже рты открыть, чтобы пожаловаться! Как теперь они смогут организоваться?
— Мы можем организоваться, — сказал я. — Здесь. Мы образуем армию освобождения. Другие студенты должны поддержать нас.
— Ты уверен? Он так запугал их, что они наделали в штанишки.
— Что ж, попробуем, — сказал, вставая, Хэнк Челси. — Я за.
— Считай меня, — сказал Джастроу.
Я встал: — Мне кажется, это единственный путь.
Встала Дженис: — Я… мне не нравится это, но я тоже участвую, потому что мы должны показать, что он не может так поступать с нами.
Встали еще двое парней и девушка. — Пошли, Джон. Джой?
— Нет. Я не хочу ни на кого вопить.
— Разве ты не разозлился?
— Я только хочу вернуть свои деньги.
— Пол?
— Он просто снова выбросит нас.
— Подожди, Джим, — сказала Мариетта. — Что ты вообще хочешь, чтобы мы делали? Какой у тебя план?
— Мы пойдем туда и объявим, что диктатуре конец.
— О, конечно, а потом он снова завопит на нас и его армия снова нас выбросит. Он нанял еще двух бандитов.
— Они не бандиты, они просто похожи.
— По мне все футболисты — бандиты. В любом случае их теперь шестеро. Так что ты собираешься делать?
Шесть человек начали отвечать одновременно, но Хэнк Челси поднял руку и сказал: — Нет, подождите, она права! Нам нужен план! Давайте, попробуем так: мы откроем все три двери аудитории одновременно, это всех поразит. Потом, перед тем, как он что-нибудь скажет, девушки должны подойти к солдатам, нет, послушайте меня. Спорю, они не захотят бить девушек. Все, что надо сделать, послать по девушке на солдата. Она должна крепко обнять его, поцеловать и сказать, чтобы он присоединялся к нам…
— Да, а потом что?
— … и что мы будем платить им вдвое больше, чем он!
— Он платит им теперь по три кейси.
— Нет, они присоединяться к нам. Но только если каждая девушка возьмет по парню. Схватите его за руку и начните говорить с ним. Говорите, что хотите, и не отпускайте, пока он не согласится присоединиться к нам.
— Ага, правильно, мистер Большой Кулак. Значит, ты посылаешь женщин делать грязную работу. А что же будут делать мужчины?
— Мы должны подойти к боссу и потребовать обратно национальное богатство.
Мы обсуждали план несколько минут, за это время к нам присоединились еще двое изгнанников. Они вошли в революцию почти сразу и предложили несколько улучшений в атаке. Мы были почти готовы к действиям, когда Джой Хабр презрительно фыркнул и сказал: — А что, если кто-то пострадает? Как насчет этого?
Это ненадолго остановило нас и мы снова начали продумывать план. Но Пол Джастроу сказал: — Ну и что? Это ведь война.
— Нет, он прав, — сказал Хэнк. — Может, Уайтлоу все равно, если он причинит ущерб, но мы-то хотим быть армией освобождения. Мы не должны никому повредить.
— Пока они не доиграются, — пробормотал Джастроу.
— Нет, даже тогда, — огрызнулся Хэнк.
— Кто назначил тебя главным? Я этого не делал!
— Хорошо…. — поднял руки Хэнк. — Мы проголосуем…
— Нет!, — сказал я. — У нас есть план. Мы готовы идти! Армия не голосует!
— Теперь голосует!, — сказал Джастроу.
— Но не во время войны! Кто хочет голосовать?
— Я хочу снова обсудить план войны…
— О, ужас! И так начинается революция! Пусть лучше будет парламентская битва. Подождите, у меня в сумке есть экземпляр «Правил парламентских дебатов».. .
— Маккарти, заткнись! Ты — осел!
— Да? Тогда почему тебе можно молоть чепуху?
— Эй, подождите, мы отвлеклись от цели! Мы забыли, кто наш настоящий враг! — Хэнк Челси шагнул между нами. — У нас есть план! Давайте выполним его! Хорошо?
Джастроу скептически взглянул на протянутую руку Челси. — Мне это не нравится…
— Э-э, Пол, пошли, — сказали Мариетта и Дженис, потом подхватил еще кто-то, Пол явно был в замешательстве, пожал плечами и сказал: — Ладно, — и мы пошли и вторглись на курс глобальной этики мистера Уайтлоу.
Он был готов.
Все столы были сдвинуты, образуя баррикаду на полкомнаты. Королевство Миопия построило линию Мажино.
Мы остановились и посмотрели друг на друга.
— Я слышала о паранойе, но это уже явное сумасшествие!, — сказала Дженис.
— Да. Я говорил, что это не сработает, — проворчал Пол.
— А теперь что нам делать?, — сказала Мариетта.
Мы стояли, обмениваясь взглядами. — Мы сможем это снести?
— Надо попробовать, — сказал я. — Но не думаю, что это способ, которым мы решим проблему.
— Окей, мистер Мегабайт, — сказал Пол Джастроу. — Каково твое предложение?
— У меня его нет. Я просто сказал. Я не думаю, что физический способ — это ответ. Мне кажется, надо использовать наши мозги. — Потом я замолчал, осознав, что сквозь барьер смотрю на Уайтлоу. Он что-то набирал на клипборде, но приостановился и рассматривал меня с легкой усмешкой. — Э-э…. — попытался я продолжить, но связь мыслей нарушилась. — Устроим совещание. В холле. У меня есть идея.
Мы промаршировали в холл. Я сказал: — Мне кажется, нам надо войти и попытаться провести мирные переговоры.
— Он не станет с нами договариваться.
— Станет, — сказал я.
— Почему ты так уверен?
— Потому что они не смогут выйти отсюда, пока не договорятся с нами. У нас та сторона аудитории, где двери. Я не думаю, что они захотят карабкаться с третьего этажа.
Несколько секунд все в тишине оценивали мою идею. Было почти видно, как зарождался смех.
— Да, пошли. Есть у кого платок? Нужен белый флаг.
Мы промаршировали обратно и объявили: — Мы пришли с миром. Мы хотим достичь соглашения.
— Почему я должен говорить с вами? Вы — шайка радикалов и подрывных элементов, выброшенных из системы, потому что не хотели сотрудничать с нею.
— Это система не работает, — сказала Дженис. — Мы хотим лучшую.
— Да, — сказала Мариетта. — Такую, в которой мы были бы частью.
— Вы уже часть системы. Вы — бунтовщики. Нам нужны бунтовщики для примерного наказания.
— Но мы больше не хотим быть бунтовщиками!
— Очень плохо, — сказал Уайтлоу из-за барьера. — Вы — создатели трудностей. Ваша единственная роль — быть бунтовщиками. Вы годитесь только для этого. — Мы видели его улыбку.
— Вы должны взять нас назад, Уайтлоу…. — сказал Пол Джастроу.
— Что? Я ничего не должен!
— Нет, должны, — сказал я. — Вы не сможете выйти из аудитории, пока мы не выпустим вас.