отние фотографии продемонстрировали, что человеческое существо может остановить хторра. Миру необходимо знать это. Ты стал весьма полезным орудием. Мы хотим использовать тебя — если ты хочешь быть использованным. Ранее принятое решение теперь недействительно. Можешь поблагодарить Динни за это. Она предоставила тебе достаточно времени, чтобы мы смогли прийти к такому выводу. Хм, — добавил он, — нам стоит завербовать и ее.
Я не знал, чувствовать ли облегчение или гнев. Я сказал: — И это все, что я есть? Орудие? Можете передать им, что я благодарен. Надеюсь, что когда-нибудь сделаю для них то же самое.
Форман уловил сарказм. Кивнул раздраженно: — Хорошо. Ты предпочитаешь быть правым. Ты предпочитаешь упражняться в своей правоте.
— Я злюсь!, — закричал я. — Мы говорим о моей жизни! Для вас это маловажно, но быть съеденным хторром могло бы испортить мне целый день!
— Ты имеешь право на гнев, — спокойно сказал Форман. — На самом деле, я бы встревожился, если бы ты не злился, но то, что тебе надо получить с помощью гнева, не относится к делу. Твой гнев — это твое дело. Для меня это ничего не значит. И как только ты справишься с ним, то сможешь получить работу.
— Я не уверен, что хочу эту работу.
— Ты хочешь убивать хторров?
— Да! Я хочу убивать хторров!
— Хорошо! Мы тоже хотим, чтобы ты убивал хторров!
— Но я хочу доверять людям позади меня!
— Джим, перестань воспринимать это персонально! Любой из нас, все мы, будем пущены в расход, если это приведет остальных ближе к цели устранения заражения. Сегодня наша задача — сопротивление каждой личности, которая не видит, что проблема хторров перевешивает все, и особенно тем, кому вверена ответственность справляться с обстоятельствами. Они стоят на нашем пути. И если они загораживают нам путь, то будут устранены с него. Поэтому не стой на пути. А если стоишь, не воспринимай персонально.
— Мне кажется, все это даже более ужасно, — сказал я. — Чистейшее бездушие.
Но Формана это не произвело впечатления: — О, я понимаю, твои идеалы важнее, чем победа в войне. Слишком плохо. Знаешь, как хторры называют идеалиста? Ланч.
Я глянул не его форму: — И это — просвещенная позиция?
— Да, — ответил он. И не стал распространяться.
Я сказал: — Вы все еще не ответили на мой вопрос.
— Извини. На какой?
— Каково оправдание — желать моей смерти тоже?
Форман пожал плечами: — В то время это казалось хорошей идеей.
— Прошу прощения?
— Ты был похож на пассив, вот и все. Говорю тебе, не воспринимай персонально.
— И это все?
— У-гу, — кивнул он.
— Вы хотите сказать, что просто спокойно решили — пусть будет так?
— Ага.
Я не мог поверить. Я начал возбужденно бормотать: — Вы хотите сказать, что вы — и полковник Валлачстейн — и майор Тирелли — просто спокойно уселись и решили послать меня на смерть?
Он ждал, пока я закончу. Пришлось ждать долго. Потом он сказал: — Да, в точности так и было. Спокойно и без эмоций. — Он встретил мой яростный взгляд без всякого стыда. — Та же спокойно и без эмоций мы решили выпустить хторра в зале полном нашими коллегами. Как спокойно и без эмоций Дюк решил управиться с девочкой в коричневом платье. Да, об этом я знаю тоже. — Он прибавил: — И так же спокойно и без эмоций ты решил управиться с Шоти и четвертым хторром. Здесь нет разницы. Джим. Просто мы отбрасываем истерию и драму. Но с другой стороны, нет разницы, Джим, в том что делали мы, и в том что сделал ты.
Ты взял на себя ответственность, когда впервые взял в руки огнемет. Истина в том, что вещи, которые мы делаем и которые тебе не нравятся, на самом деле те же, которые делаешь ты и которые тебе не нравятся. Правильно?
Мне пришлось признать это.
Я кивнул. Неохотно.
— Правильно. Так дай перерыв людям вокруг тебя. Здесь не легче. Нам просто не нужны драматические вопросы. Поэтому можешь избавить меня от своей проклятой правоты! Если б я хотел быть побитым, я мог бы устроить это гораздо основательнее, чем ты! На самом деле уже устроил. Я знаю аргументы и, наверное, получше твоих! Думаешь, я сам не гулял несколько раз в тот лесочек?
— Я слышу, — сказал я. — Это просто… Ненавижу, как со мной обращаются.
— Я уловил, — сказал Форман. — И это можно понять. Суть дела в том, что агентство задолжало тебе несколько дюжин извинений, мы должны тебе больше, чем сможем заплатить. Но разве от этого что-нибудь меняется? Или дает нам время для решения более важных проблем?
Я перестал подпитывать свой гнев на достаточно долгое время, чтобы рассмотреть его вопрос. Нет, от этого ничего не менялось. Я снова посмотрел на него: — Нет, не дает.
— Правильно. Что мы делаем — плохо. Ты знаешь это. Мы знаем это. Мы думаем, что это необходимо, и суть дела в том, что мы не ожидали нашего разговора. Но сейчас мы ведем его и я ответственен за то, чтобы очистить наслоения, поэтому рассматривай, что я сейчас скажу, как благодарность за вклад, который ты сделал. Внимание! У меня есть для тебя работа.
— Что? — Я сел в посели. — Вы так благодарите меня?
— Именно. Вот так мы благодарим тебя. Мы даем тебе другую работу.
— Большинство людей по меньшей мере сказали бы вначале: молодчага, ты поступил хорошо!
— О, — сказал Форман, — хочешь, чтобы я вначале погладил тебя и почесал за ушами?
— Ну, нет, но…
— … но да. Слушай, у меня нет времени рассказывать, как ты чудесен, потому что ты в это все равно не поверишь. Сейчас я умерю твою чудесность, чтобы ты больше не волновался о ней. Готов? В том, что ты сделал, есть ли разница для планеты? Вот масштаб, которым измеряется твоя ценность. Понял?
Я кивнул.
— Хорошо. У нас есть для тебя работа. Агенство хочет послать тебя работать. Это говорит тебе о чем-нибудь?
— Э-э, да. Говорит, — сказал я. Я поднял руку. Мне нужно было время обдумать. Я хотел выразиться ясно. — Слушайте, мне кажется, что один из нас должен быть дураком, а я знаю, что вы — не дурак. И я не уверен, что хочу приглашения.
— Прошу прощения?, — вопросительно смотрел Форман.
— Как я узнаю, что когда-нибудь в будущем вы не найдете меня… как это вы выразились? — расходуемым?
— Ты не узнаешь.
— Поэтому гарантии нет, не правда?
— Правильно. Гарантии нет. Тебе нужна работа?
— Нет. — Я даже на задумался над словом.
— Хорошо. — Он начал подниматься.
— Подождите!
— Ты изменил мнение?
— Нет! Но…
— Тогда нам не о чем больше говорить. — Он направился к двери.
— Вы даже не попробовали…
— Что? Убедить тебя? — Он выглядел искренно озадаченным. — Почему я должен? Ты теперь большой мальчик. По меньшей мере, ты хотел убедить нас в этом последние три дня. Ты можешь выбрать или отказаться. Тебе не нужна реклама. И я ничего не продаю.
— По крайней мере не могли бы вы рассказать, что это?
— Нет. Пока не получу твое согласие.
— Согласие?
Он смотрел раздраженно: — Твое обязательство. На что мы можем рассчитывать?
— Убивать хторров. Можете рассчитывать на это.
— Хорошо, — сказал он и вернулся в кресло. — А теперь перестань быть дураком. Мы по одну сторону. Я хочу того же, что и ты. Мертвых хторров. Я хочу послать тебя работать. Ты хочешь работать? Или ты хочешь увиваться вокруг политиков, вроде наших друзей из четвертого мира?
Я уставился на него. Мне это совсем не нравилось. Но я сказал: — Я хочу работать.
— Хорошо. Тогда пойми — время для игр прошло. Это включает твою правоту. Теперь я говорю тебе правду и ты можешь рассчитывать, что я всегда буду говорить тебе правду. — Его глаза сверкали. Выражение напряженное, но искреннее. Я чувствовал себя нагим перед ним. Снова.
Я сказал: — Это очень трудно.
Он кивнул.
— Я не знаю, смогу я вам верить или нет.
— Поэтому не верь, — сказал Форман. — Твоя вера не имеет значения. Истине все равно, веришь ты в нее или нет. Вопрос в том, чем ты хочешь заняться?
— Ну…. — начал я. Я чувствовал, что улыбаюсь. — Мстить должно быть глупо. ..
— И не относится к делу, — улыбнулся он в ответ.
— … поэтому я могу быть полезным.
— Хорошая идея, — согласился Форман. Он наклонился вперед в кресле: — Знаешь, наверное ты забыл, но ты теперь офицер. Ты обманул нас. Никто не ожидал, что ты проживешь долго, чтобы использовать свое звание. Но тебе удалось выжить, поэтому надо создать для тебя подходящее дело.
— У меня уже есть одно.
— Э?
— У меня уже есть дело, — повторил я. — Я работал над экологией Хторра. Очень многие создают гипотезы без достаточной информации. Совсем мало людей действительно собирают ее. У меня был однажды инструктор, который говорил, что если ему предложат выбор между дюжиной гениев для лаборатории и парочкой идиотов, которые могут выполнять полевую работу, он возьмет идиотов. Он говорил, что более важно аккуратно собирать факты, чем интерпретировать их, потому что если вы аккуратно соберете их достаточно много, то их не надо интерпретировать — они объяснят себя сами.
— Имеет смысл. Продолжай.
— Хорошо. Ну, у вас почти никого нет в поле. Война против Хторра еще не ведется, потому что вы, то есть мы — не проявили в ней никакого разума! — Я со значением ткнул себя в грудь: — Это — моя работа! Я — агент разума! Там вы нуждаетесь во мне более всего. Потому что мы еще даже не знаем, с кем или с чем воюем…
Он поднял руку: — Остановись! Ты читаешь проповедь церковному хору, сынок. Я тебя понял. — Он широко улыбнулся. До сих пор я ни разу не видел у него такого радостного выражения. — Знаешь, забавная штука. Мы подобрали тебе именно это дело.
— Правда?
— Правда. — Он кивнул. — Я предположил, что мы по одну сторону?
Я поглядел на него: — Кажется, да.
Он сказал: — Я знаю. Но это пока не чувствуется, не так ли?
— Действительно, пока нет.
— Поэтому я должен сказать тебе вот что. Не надо затрудняться выбором друзей или врагов. Они всегда верят в тебя. Все, что надо выбрать: кого в какую категорию занести. — Он улыбнулся: — Хочешь быть моим другом? — Он протянул руку.