— И чтобы казаться, хм, целостнее, вы придумали эту незатейливую ложь. Перед кем вы хотели выглядеть лучше, Крейг? Передо мной? Если так, то вы законченный идиот. Вы действительно думаете, что я не знаю, каково это — быть женатым на своей работе? Вы меня удивляете, Крейг.
— Я привык быть первым во всём, — учёный закусил изнутри щёку. — Признаться, поначалу вы показались мне заносчивым тупоголовым фараоном. Злобной ищейкой, готовой растерзать любого непонравившегося. Не скрою, у меня достаточно предвзятое мнение о наших силовых структурах…
— И что заставило вас изменить своё мнение? — Джентри и впрямь стало до смерти любопытно. Он даже не захотел рассматривать вполне себе заманчивую идею отлупцевать Крейга за такие грубые слова.
Крейг раскинул руки, как бы охватывая всю гостиную целиком.
— Всё это, мистер Джентри. То, как вы живёте, ваш дом, ваша милейшая домохозяйка, даже этот ваш оборванный приятель Спунер… Поверьте, этого оказалось достаточно. Я умею зреть в корень. Вы хороший человек, мистер Джентри, хоть и всячески пытаетесь это скрыть. Играете в крутого и жёсткого сыщика, грубоватого стража правопорядка, который за словом и револьвером в карман не полезет. Но я вижу, что таится глубоко внутри вас.
У старшего инспектора «загорелись» уши. Он поглядел в бесстыже невинные глаз учёного и ему захотелось немедля стукнуть того по лбу. Ишь ты, какой прозорливый. Видит он, что там у него внутри. Ага, как же.
— Даже боюсь спрашивать, что вы там рассмотрели глубоко внутри меня, — Джентри с нарочито безразличным видом помешивал остывающий чай.
— А это знание пусть останется глубоко внутри меня, — Крейг спрятал улыбку, мигом раскусив открытую игру полицейского.
Джентри промолчал, с остервенением колотя ложечкой по стенкам фарфоровой чашки. Пожалуй, хватит с него на сегодня и чаю и словесных баталий. Не говоря уже о сыплющихся ото всюду неприятностей. Утро вечера мудренее.
— Завтра я доставлю вас в Блумбери, Крейг. Чего бы мне это не стоило.
— Будете привлекать коллег?
— Нет, — не раздумывая ответил Джентри. — Мои коллеги сыграют свою роль. Но в нашей с вами постановке они не будут задействованы. Только мы вдвоём. Сузим круг, насколько это возможно. И теперь я буду решать, на чём и когда мы отправимся на испытательный полигон ОСУ.
_________________________________________________
— Ты знаешь, сегодня, впервые за долгое время я почувствовала себя прежним человеком, — призналась Генриетта. Она сидела, уперев локти в коленки, положив подбородок на ладони. Рассыпанные по плечам золотистые волосы обрамляли миловидное личико девушки, придавая сходство с невинным ангелом.
— Прежним? Ты о чём вообще, подруга? — Спунер, лёжа на соломенном тюфяке, лениво пожёвывал спичку.
— Да, прежним. Тем, кем я была раньше. Я почувствовала себя нужной и необходимой. На миг мне показалось, что я вновь нахожусь в своём доме, в кругу семьи. Я больше не ощущала себя грязной никчёмной шлюхой.
Джек приподнялся на локте, с немалым удивлением поглядывая на сидящую в продавленном кресле с протёртой до дыр обивкой девушку. Вот это номера она отмачивает в последнее время! То оказывает помощь в поимке опаснейшего маньяка, то выдаёт совершено заумные философские рассуждения о смысле жизни. Никак тронулась на почве всех этих переживаний, всерьёз забеспокоился Спунер. А что? Он слыхал, что люди и из-за меньших проблем слетали с катушек.
— Э-э-э, милашка, ты чего это такое тут выдала сейчас?
— Прости, тебе, возможно, и не понять меня… Ты славный мальчик, Джек, но ты и не знал другой жизни. Ты, сколько себя помнишь, был беспризорником. А я… Я раньше… У меня раньше всё было по-другому. Всё.
Спунер с отвращением фыркнул, еле сдержавшись, чтобы не плюнуть в сидевшую к нему вполоборота девушку. Нет, ну надо же! Посмотрите, как мы заговорили! Он, значит, привёл её в свою наилучшую нору, надёжно спрятанную от чужих глаз, приютил на ночь, и что в благодарность? Конечно, его берлога не гостиница уровня Семи башен или Алмазов королевы, но в коморке сухо, с потолка не капает, в забитые досками и листами жести окна не дует, даже печка есть, которую Спунер протапливал по особым случаям запасами наворованного с грузовой баржи угля. Этой наступившей промозглой туманной ночью, когда холод кусал за ноги, а сырость проникла под исподнее, был как раз один из таких случаев. Так вот, он, выходит, все условия создал этой грудастой красотке, а она его носом в его же дерьмо тычет?!
— Ну да, куда уж нам… Мы то люди простые, подзаборные. То же мне нашлась прынцесса голожопая, — заворчал Спунер, подсовывая ноги поближе к пышущему в открытой железной печи пламени. Печки вполне хватало, чтобы обогреть небольшую комнатёнку, расположенную в одном из заброшенных полуразрушенных домов Нижнего Раневола, затерявшегося среди сонма таких же развалин в районе Пирсов. Цивилизация стремительно покидала эти негостеприимные места, чем не упустил воспользоваться малолетний проныра, устроив себе в одном из покинутых домов уютное жилище, о существовании которого никто, кроме Джентри, не знал. Это была лучшая нора Джека. Именно поэтому он привёл сюда Генриетту, решив не возвращаться в прежнее логовище.
Генриетта повернулась к улёгшемуся на матраце прямо на полу Спунеру и тихо сказала:
— Джек, прости меня… Я ничего плохого не имела в виду. Я всего лишь хотела сказать, что я каждую ночь вспоминаю о своей прошлой жизни и проклинаю нынешнюю. Ты бы знал, как я ненавижу себя и то, во что я превратилась… Я же не была такой, понимаешь. Не была!..
Потрясённый воришка увидел, как из васильковых глаз девушки побежали хрусталики слёз. Лицо Генриетты исказила судорога, подбородок затрясся, и Джек понял, что сейчас она разревётся в лучших традициях актрис театральных трагедий.
— Стоп-стоп-стоп, подруга! Охолонь! Не вздумай мне тут потоп устраивать. Ты чё? Я на тебя не обижаюсь, брось! Если бы я обижался на всех и за всё, то мне бы никакого здоровья не хватило. Не реви, говорю!
— Я… Я не р-реву… — сглатывая слёзы, прогундосила Генриетта, резко отворачивая лицо в сторону. Отблески печного огня заиграли золотом на её волосах. В тёмной комнатушке это выглядело так, будто вокруг головы ночной бабочки вспыхнул огненный яркий нимб. Джек невольно залюбовался ею. Хороша, бесовка!
— Хочешь вина дёрнуть? — Джек был готов пойти на крайние меры, даже пожертвовать одной из спёртых в винной лавке бутылок вполне себе неплохого Леро прошлогоднего урожая. К тому же, Генриетта была первой девушкой, которую он пригласил к себе в гости. Тем более на ночь. Следовало вести себя по-джентельменски и соблюдать все правила этикета. Правда, в понятии Джека и общепринятых нормах эти правила существенно расходились. — Да не реви, Генри!.. Да что с тобой? В чём дело то? Тебя кто-то обижает? Наезды какие или что? Так не томи, рассказывай, всё как есть. Чему могу помогу. У меня, как ты уже поняла, связи очень даже не хилые. Так что если чё, в обиду не дадим. Мы с Джейсоном лучшие кореша. Я тебе не говорил, нет?
Ответом ему были приглушенные всхлипывания. Генриетта, сгорбившись, спрятала лицо в ладошки. Джек досадливо крякнул. Эх, да что это с ней? Что за тайны остались в прошлом этой симпатичной девахи, раз малейшее воспоминание о них заставляет её рыдать в три ручья? Впрочем, Джек давно подозревал, что со златовлаской не всё так просто.
— Хочешь мне что-нибудь рассказать? — напрямик спросил Джек, складывая руки на животе. Пузо, поле сытных кушаний в особняке миссис Монро до сих пор довольно урчало, в кои-то веки не подавая бунтующих позывов. Спунер был вечно голоден. — Ты что-то скрываешь, я знаю. Меня не проведёшь, крошка. И ты до чёртиков боишься полицейских. Будь я проклят, если не прав. Ты меня чуть ли не силком уволокла через чёрный ход, как только появились констебли. А я между прочим хотел ещё дождаться Джейсона. Ты мне, блин, все планы спутала!
— Прости… Прости, Джек. Мне нельзя встречаться с полицией. Нельзя, понимаешь?
Джек несколько секунд внимательно изучал заплаканную мордашку Генриетты, покосился на её бурно вздымающуюся в разрезе глубокого декольте грудь и твёрдо сказал:
— Нет, подруга, вот этого я как раз не понимаю.
— Меня наверняка ищут, — Генриетта вытерла со щёк подсыхающие слёзы. — Меня должны искать. Я уже одиннадцать месяцев прячусь в самых низах города… С прошлого года. И я умираю от страха всякий раз, как вижу полицейского. Джек… Ты обо мне ничего не знаешь.
— Мне кажется, настал именно тот час, когда пришла пора тебе чуток выговориться, — Джек резко сел на матраце и протянув руку, ласково коснулся затянутой в чёрный чулок лодыжки девушки. — Рассказывай. До утра далеко, ночь длина, и у нас полно времени.
Васильковые глаза ночной бабочки налились подозрительностью.
— Что это было, мистер Спунер? Чья рука только что дотронулась до моей ноги?
Джек демонстративно оглянулся и шмыгнул носом.
— Ты здесь видишь ещё кого-нибудь, кроме меня? Ты чё? А-а-а… Понял. Ты никак решила, что я пытаюсь того… Подкатить к тебе? Так что ли?
Всем видом изображая праведное негодование, воришка сложил руки на груди. Генриетта, помявшись, пробормотала:
— Прости, но мне показалась, что ты хотел именно этого… Чего-то большего, чем позволяют рамки приличий…
— Все твои беды на улице от большого ума! — наставительно сказал Джек. — Ты разве не знаешь, что все районные проститутки смеются с тебя?..
— Вот уже не думала, что ты настолько сведущ в моих проблемах! — вспыхнула Генриетта, покрывшись густым румянцем.
Джек откинулся на матрац, искоса посматривая на девушку.
— Ты чертовски хороша собой, подружка и могла бы зарабатывать хорошие деньги. Если уж так сложилось, что ты вынуждено изменила свою жизнь, нужно было научиться извлекать максимум выгоды из новой. А ты за год работы окромя славы самой строптивой и глупой, прошу прощения, шлюхи, ничего не заработала! Только без обид.
Генриетта угрюмо молчала, кусаю полную нижнюю губку.