Тот с искаженным от ярости лицом, проходя мимо адвоката, бросил:
– Я вас убью!
– Одну минуту, ваша честь, – обратился к председательствующему Перри Мейсон. – У меня к свидетелю остался последний вопрос. Пройдите снова на свидетельское место, мистер Гарвин. Прошу вас.
Гарвин в нерешительности остановился.
– Делайте, что вам говорят, – приказал судья Даккер.
Гарвин неохотно прошел вперед и сел на стул.
– Проходя мимо меня, – спросил Мейсон, – вы что-то сказали? Повторите это, пожалуйста.
– О, ваша честь! – воскликнул Гамильтон Бюргер. – Я возражаю. Это не имеет никакого отношения к рассматриваемому делу. Какими бы ни были чувства свидетеля к Перри Мейсону, разумеется, они не могут повлиять на ведение судебного заседания. Я сам не перестаю удивляться, каким образом действует защита.
– Ваши личные чувства тут ни при чем, – заметил судья Даккер. – Не вы же даете показания. Защита имеет полное право указать на любой враждебный выпад со стороны свидетеля.
– Так что же вы сказали? – повторил свой вопрос Мейсон.
– Я сказал, что убью вас, – прокричал Гарвин, – и, клянусь Богом, я сделаю это!
– Это угроза?
– Нет, обещание. Я…
– Вы проведете двадцать четыре часа за решеткой за неуважение к суду, – вмешался судья Даккер. – Зал заседания не место для угроз. Вас уже неоднократно предупреждали. Я понимаю, что свидетель испытывает сильное возбуждение, но тем не менее суд необходимо уважать. Шериф, возьмите обвиняемого под стражу.
Тот подошел к Гарвину и взял его руку.
Гарвин резко встал, и казалось, что сейчас он совсем потеряет контроль над собой, но все же с трудом сдержался и в сопровождении представителя власти вышел из зала.
– Вызовите Еву Эллиот, – попросил Бюргер. Ева Эллиот тщательно подготовилась к тому, чтобы в столь драматической ситуации предстать во всем блеске. Глядя на нее, когда она уверенной и медленной походкой шла вперед, каждый мог безошибочно угадать, что эта женщина не один час провела в салоне красоты.
– Ваш род занятий? – спросил ее Бюргер.
– Я манекенщица и актриса.
– Где вы работали седьмого октября сего года?
– Я работала секретарем у мистера Гарвина-старшего.
– Вы давно у него работаете?
– Около года.
– Скажите, не произошло ли чего-нибудь неожиданного в тот день у вас на работе?
– Произошло, сэр.
– Что именно?
– Постойте, – в очередной раз остановил прокурора судья Даккер. – Несмотря на то, что защита хранит молчание, я хочу указать вам на неуместность показаний свидетеля. Все, что происходило не в присутствии обвиняемой в тот день, не должно влиять на судебное разбирательство.
– Обвинение, – продолжал Бюргер, – хотело продемонстрировать то, чем именно занимался мистер Гарвин в означенный день. Обвинение также хотело продемонстрировать то, что ему было известно и что он мог сообщить обвиняемой.
Судья Даккер взглянул на Мейсона.
– У защиты нет возражений?
– Нет, – ответил Мейсон с улыбкой.
– В таком случае отвечайте на вопрос, – сказал судья, бросив на адвоката недовольный взгляд.
– Так что же произошло? – спросил Бюргер.
– Мистер Гарвин позвонил из Лас-Вегаса и велел дожидаться его приезда.
– Когда он приехал?
– Без четверти девять, на час раньше, чем обещал. Он был весь взвинчен и отказался разговаривать со мной до тех пор, пока не примет душ.
– Постойте, – опять вмешался судья Даккер. – Мистер Гарвин был вызван в качестве свидетеля обвинения, а теперь вы собираетесь дискредитировать его?
– Это был свидетель противной стороны, – ответил Гамильтон Бюргер. – Он полностью на стороне обвиняемой и подтвердил это своими показаниями.
– Тем не менее он свидетель обвинения.
– Защита не возражает, – вставил Мейсон.
– А следовало бы, – проворчал судья.
Мейсон из уважения к судье слегка наклонил голову, но остался сидеть на месте.
– Хорошо, – произнес судья, с видимым усилием беря себя в руки, – поскольку защита не возражает, я разрешаю свидетелю ответить на поставленный вопрос.
– Вы уверены в отношении времени? – повторил свой вопрос Бюргер.
– Абсолютно, – сказала она. – Я не его личное имущество, чтобы со мной так обращаться. Если ему что-то нужно было сказать мне, он мог бы сделать это раньше, а не…
– Постойте, – прервал ее судья Даккер. – Ваши размышления к делу не относятся. Вас просто спросили: вы уверены во времени?
– Абсолютно, – повторила она.
– Теперь, – продолжал свой допрос прокурор, – ответьте мне, не говорил ли вам мистер Гарвин что-либо о мистере Кассельмане?
– Говорил.
– Кто присутствовал при этом?
– Мы были вдвоем.
– Что же он сказал?
– Он сказал: «Я только что разговаривал с человеком, который наверняка убил отца Стефани Фолкнер, и мы договорились встретиться в одиннадцать сегодня вечером».
– Как он поступил дальше?
– Он снял пиджак, и я заметила, что под мышкой в кобуре лежит револьвер. Он отстегнул ее, положил на стол и пошел принимать душ.
– Вы не смогли бы опознать этот револьвер?
– Нет, сэр, не могу. Я боюсь оружия, но оно в точности похоже на вещественное доказательство номер 30.
– У меня все, – закончил Гамильтон Бюргер, поворачиваясь к адвокату.
– Итак, когда это происходило? – спросил Мейсон.
– Когда он приехал в контору, было без четверти девять.
– И он сказал, что виделся с Кассельманом?
– Вот его точные слова: «Я только что разговаривал с человеком, который наверняка убил отца Стефани Фолкнер, и мы договорились встретиться в одиннадцать сегодня вечером».
Вы хорошо их запомнили?
– Да.
– Но он не упоминал человека по имени Кассельман?
– Ну конечно, он имел в виду Кассельмана…
– Я не спрашиваю, кого он имел в виду. Я спрашиваю, называлось ли имя Кассельмана?
– Нет, не называлось.
– У меня больше нет вопросов, – сказал Мейсон.
– Прошу выйти для дачи свидетельских показаний миссис Гарвин, – громко произнес Бюргер.
Миссис Гарвин, длинноногая, рыжеволосая молодая женщина, совершенно спокойно прошествовала вперед и села на стул. Она улыбнулась присяжным, положила ногу на ногу и выжидающе взглянула на прокурора.
– Вы жена Гомера Гарвина-младшего, который только что проходил свидетелем по делу. Я предъявляю вам вещественное доказательство номер 30 и прошу сказать, не приходилось ли вам видеть его прежде.
– Не могу утверждать, – улыбнулась она. – Я видела револьвер, очень похожий на этот, но я ведь не специалист в этой области.
– Где вы его видели?
– Муж оставил его на туалетном столике.
– Когда?
– Вечером седьмого октября.
– В какое время?
– Примерно в половине одиннадцатого.
– Вы видели этот револьвер восьмого октября?
– Да, сэр.
– И что вы сделали?
– Я позвонила мужу и сказала, что он забыл свое оружие.
– Когда вы ему звонили?
– Когда встала и заметила этот револьвер.
– После того, как ваш муж ушел на работу?
Она улыбнулась и ответила:
– Я новобрачная, мистер Бюргер, и стараюсь правильно воспитать своего мужа, не мешая ему готовить себе завтрак, а сама сплю до десяти.
Присутствующие в зале, включая судью и присяжных, заулыбались. Ее добродушие и прекрасная манера держаться производили необыкновенное впечатление.
– Что вы сделали?
– Муж попросил привезти оружие ему на работу, что я и сделала.
– В каком часу это было?
– Около половины одиннадцатого восьмого октября сего года.
– Вы не знаете, это был револьвер, который мы назвали «револьвером младшего», или же это оказалось вещественным доказательством номер 30?
– Нет, сэр, не знаю. Я взяла револьвер с туалетного столика и отвезла его мужу. Я даже не могу утверждать, что в нем отсутствовал один патрон. Мне только известно, что муж вынул револьвер из кармана, когда переодевался. Это было в половине одиннадцатого. Мне также известно, что эти два револьвера очень похожи. Я также совершенно уверена, что никто в спальню не заходил. Вот и все. Больше я ничего не знаю.
– Ваша очередь, – сказал Гамильтон Бюргер, обращаясь к адвокату.
– Миссис Гарвин, вы весь вечер были дома седьмого октября? – спросил Мейсон.
– Да.
– Вам известно, что ваш муж два раза звонил домой и не получил ответа?
– Он говорил мне об этом.
– И вы надеетесь, что присяжные поверят в то, что вы решили не отвечать на звонки мужа?
– Я крепко спала в это время, мистер Мейсон.
Вы ничего не сказали мужу?
– Нет.
– Почему?
– Как-никак у нас медовый месяц, а муж все время носится по делам, он даже не приехал обедать. Я хотела дать ему понять, что мне это не нравится… я даже рассердилась. Если бы он узнал, что я заснула, поджидая его, он не стал бы так беспокоиться. А я хотела, чтобы он беспокоился, и поэтому не сказала ему, что просто-напросто заснула. Мне кажется, что я убедила его в том, что он неправильно набрал наш номер.
Телефон звонил дважды?
– Да.
– Вероятно, вам пришлось его долго убеждать?
– Не очень. Мне кажется, в первые дни замужества жене легче убедить мужа, чем впоследствии.
– Вы солгали?
– Господи, конечно нет! Я просто предположила, что он ошибся номером. Он же не спросил, спала я или не спала. Ну я и не стала его переубеждать.
– Вернемся к револьверу, миссис Гарвин. В сущности, в нем могло недоставать одного патрона, когда вы отвезли его мужу.
Она мило улыбнулась и ответила:
– В сущности, мистер Мейсон, после того как вы произвели из него выстрел, в нем могло недоставать двух патронов.
– Если учесть, – заметил Мейсон, – что это был один и тот же револьвер.
– Новобрачная всегда должна учитывать, что ее муж честен и правдив.
– У меня все, – закончил Мейсон.
Следующим свидетелем обвинения оказалась Лорейн Кетлл, тощая вдова пятидесяти шести лет, проживающая на первом этаже жилого комплекса «Эмброуз», которая показала, что около десяти часов вечера седьмого октября она видела женщину, спускавшуюся по служебной лестнице от квартиры Джорджа Кассельмана. Приняв ее за воровку, она пошла за ней следом на отдаленном расстоянии.