Я посмотрела ему прямо в глаза.
— Перед отправкой в Крым я думала, что хуже смерти ничего не бывает. Вскоре я поняла, что так считают только сопляки. Антон погиб, я могу с этим смириться. Люди на войне неизбежно гибнут. Да, это был чудовищный разгром. Такое тоже время от времени случается. В Крыму такое не раз бывало и раньше.
— Четверг! — взмолился Лондэн. — То, что я сказал, это же правда!
Я озлилась:
— Кто знает, что есть правда? Правда — то, что нам кажется удобнее всего. Пыль, жара, шум! Что бы ни случилось в тот день, сейчас правда — то, что люди читают в книгах о войне. То, что ты рассказал военной следственной комиссии! Может, Антон и ошибся, но не только он один ошибся в тот день!
— Я видел, как он показал не на ту долину, Четверг.
— Он никогда не сделал бы такой ошибки!
Такого гнева я не испытывала десять лет. Военачальники умудрились уйти от ответственности, а мой брат останется в истории и народной памяти как человек, который погубил Третью Уэссекскую легкую танковую бригаду. Командир и Антон — оба погибли в сражении. И рассказать о случившемся мог один только Лондэн.
Я встала.
— Опять убегаешь, Четверг? — сардонически произнес Лондэн. — И так будет всегда? Я надеялся, что ты стала мягче, что мы когда-нибудь сможем выпутаться из этого, что в нас еще осталось достаточно любви…
Мой взгляд должен был обжечь его — столько ярости вспыхнуло во мне.
— А верность, Лондэн? Он же был твоим лучшим другом!
— Я все равно сказал то, что сказал, — вздохнул Лондэн. — Однажды тебе придется смириться с тем фактом, что Антон прокололся. Такое бывает, Четверг. Такое бывает.
Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга.
— Сможем ли мы когда-нибудь справиться с этим, Четверг? Мне обязательно надо знать, и как можно скорее!
— Скорее? С чего такая срочность? Нет, — ответила я. — Нет, нет, никогда! Извини, что потратила впустую твое чертово драгоценное время!
Я выскочила из кафе вся в слезах, злая на себя, на Лондэна, на Антона. Я думала об Орешеке и Тэмворте. Нам всем надо было дождаться подкрепления; мы с Тэмвортом лопухнулись, когда полезли в это дело, а Орешек — когда отвлек на себя врага, куда более сильного и физически, и ментально, чем он сам. Все мы поддались возбуждению погони — импульсивный порыв, которому поддался бы и Антон. Однажды в Крыму я и себя возненавидела за эту импульсивность.
Я вернулась в «Finis» около часу ночи. Уикенд имени Джона Мильтона закончился дискотекой. В лифте грохот музыки слышался глухо, и под этот глухой ритм я поехала наверх, привалившись к зеркалу и ища утешение в прохладе стекла. Не надо было мне возвращаться в Суиндон, поняла я со всей очевидностью. Надо утром поговорить с Виктором и как можно скорее перевестись отсюда.
Я открыла дверь, сбросила туфли, рухнула на постель и уставилась на полистирольные плитки потолка, пытаясь смириться с выводом, который я всегда подразумевала, но с которым боялась столкнуться лицом к лицу. Мой брат прокололся. Никто никогда прежде вот так просто не ставил меня перед этим фактом. Военный трибунал говорил о «тактических ошибках в ходе сражения» и «общей некомпетентности». Почему-то это «прокололся» звучало убедительнее — все мы порой ошибаемся, одни чаще других. И лишь когда цена считается в человеческих жизнях, эти ошибки замечают. Будь Антон пекарем, который забыл положить в выпечку дрожжи, ему бы все сошло с рук, а ведь он бы точно так же — просто прокололся.
В размышлениях я постепенно задремала, и вскоре пришел сон, тревожный и болезненный. Я снова оказалась у дома Стикса, только на сей раз у черного входа, рядом с перевернутой машиной, и со мной были офицер Скользом и остальные следователи из ТИПА-1. Присутствовал и еще один человек — Орешек. Посредине его морщинистого лба зияла уродливая дыра, он стоял скрестив руки и смотрел на меня так, словно я отняла у него игрушку и он явился искать у Скользома хоть какого-то удовлетворения.
— Вы уверены, что не просили Орешека прикрыть вас? — спросил Скользом.
— Абсолютно, — ответила я, глядя на обоих.
— Просила-просила, не сомневайтесь, — бросил Ахерон, проходя мимо. — Я сам слышал.
Скользом остановил его.
— Да? Что именно она сказала?
Ахерон улыбнулся мне и кивнул Орешеку, который в ответ поздоровался.
— Стойте! — перебила я. — Как вы можете ему верить? Этот человек — лжец!
Ахерон принял оскорбленный вид, а Скользом принялся сверлить меня ледяным взглядом:
— Это всего лишь ваше голословное утверждение, Нонетот.
Я закипела от ярости и от несправедливости происходящего. Мне страшно хотелось заорать, и я чуть было не заорала — но вдруг проснулась оттого, что кто-то тронул меня за руку. Это был человек в темном плаще. У него были густые темные волосы, резкие черты сильного лица. Я сразу узнала его.
— Мистер Рочестер?
Он кивнул. Склады Ист-Энда куда-то исчезли. Мы стояли в хорошо обставленной комнате, тускло освещенной масляными лампами и неровным светом пламени в большом камине.
— Ваша рука зажила, мисс Нонетот? — спросил он.
— Да, спасибо, — ответила я, повертев для наглядности кистью.
— Не стоит из-за них беспокоиться, — он показал на Скользома, Ахерона и Орешека, которые о чем-то спорили в самом углу комнаты близ книжного шкафа. — Они вам снятся, так что они не настоящие, не обращайте внимания.
— А вы?
Рочестер мрачно, натянуто улыбнулся. Он стоял, облокотившись о каминную доску, и медленно крутил в руке стакан с мадерой.
— Начнем с того, что я никогда и не был настоящим.
Он поставил стакан на мраморную доску, щелкнул крышкой серебряных карманных часов и, посмотрев на циферблат, вернул их на место одним плавным движением.
— Время поджимает, я это чувствую. Я могу рассчитывать на вашу стойкость, когда настанет час?
— Что вы имеете в виду?
— Не могу сказать. Я не знаю, как я сумел сюда попасть и как вы сумели встретиться со мной тогда. Помните, вы были маленькой девочкой? Когда мы с вами случайно столкнулись в тот зимний вечер?
Много лет назад в Хэворте я вошла в книгу «Джен Эйр», и из-за меня поскользнулась лошадь Рочестера.
— Это было давно.
— Для меня — нет. Помните?
— Да.
— Ваше вмешательство улучшило сюжет.
— То есть?
— Прежде я просто натыкался на Джен, и мы перебрасывались несколькими незначащими словами. Если бы вы читали книгу до того, как попали в сюжет, вы бы заметили. Когда лошадь шарахнулась от вас и поскользнулась, наша встреча с Джен стала более драматичной, вы согласны?
— Но ведь это уже случилось и без меня?
Рочестер улыбнулся:
— Не совсем. И вы были не первой нашей гостьей. И будете не последней, если не ошибаюсь.
— Что вы хотите сказать?
Он снова взял стакан.
— Вы скоро проснетесь, мисс Нонетот, так что мне пора прощаться. Еще раз: могу я положиться на вашу стойкость, когда настанет час?
Я не успела ответить или задать встречный вопрос. Меня разбудил будильник. Я лежала на постели, так и не раздевшись со вчерашнего вечера, свет и телевизор были включены.
Глава 19. ТОТ САМЫЙ НЕПРЕПОДОБНЫЙ ДЖОФФИ НОНЕТОТ
Дорогая матушка,
Жизнь в (вычеркнуто цензурой) весьма забавна. Хорошая погода, кормежка так себе, компания превосходная. Полковник (вычеркнуто цензурой), наш командир, — придурок, каких мало. Я довольно часто вижу Чет. Ты, конечно, велела мне за ней присматривать, но мне кажется, она сама способна о себе позаботиться. Она выиграла соревнования по боксу среди батальонных дам. На следующей неделе нас переведут в (вычеркнуто цензурой). Напишу тебе, как только будут еще новости.
Если не считать одного-единственного посетителя, я была в ресторане совсем одна. Но по иронии судьбы этим посетителем оказался полковник Фелпс.
— Доброе утро, капрал! — радостно сказал он, заметив меня, безуспешно прячущуюся за номером «Совы».
— Полковник.
Он сел за мой столик, даже не спросив разрешения.
— Знаешь, пока меня принимают очень хорошо, — искренне сказал он, взял тост и энергичным взмахом ложки подозвал официанта. — Еще кофе. В следующее воскресенье у нас будет митинг. Ты придешь, я уверен?
— Если только смогу, — вполне искренне ответила я.
— Отлично! — воскликнул он. — Должен признаться, когда мы разговаривали на дирижабле, я уж решил, что ты сбилась с правильного пути.
— Где он пройдет?
— Потише, старушка. У стен есть уши, болтун — находка для шпиона, ну, ты в курсе. Я пришлю за тобой машину. Видела это?
Он показал мне первую страницу «Крота». Как и у всех газет, передовица была почти полностью посвящена грядущему наступлению, которое все считали делом чуть ли не решенным. Последнее крупное сражение состоялось в 75-м, и воспоминания и все уроки той ошибки, похоже, были забыты.
— Я сказал — кофе! — рявкнул Фелпс официанту, который по ошибке подал чай. — Эта новая плазменная винтовка решит все! Я даже собираюсь переделать свою речь и призвать всех, кто захочет начать новую жизнь на полуострове. Начнем вербовку прямо сейчас. Я узнал в офисе министра иностранных дел: нам нужны колонисты, чтобы заселить его, как только русские уберутся.
— Вы что, не понимаете? — устало спросила я. — Это же не конец. Пока наши войска остаются на русской земле, конца не будет.
— Что? — пробормотал Фелпс. — М-м-м? А?
Он подергал слуховое устройство, склонив голову набок, как попугай. Я фыркнула и сбежала.
Было рано, солнце уже встало, но тепла еще не принесло. Ночью шел дождь, и воздух был пропитан влагой. Я подняла крышу машины, чтобы выдуть воспоминания о прошлой ночи и гнев, который вспыхнул во мне, когда я поняла, что не смогу простить Лондэна. Похоже, я никогда не смогу его простить, и это тревожило меня куда сильнее, чем ужасное окончание вчерашнего вечера. Мне исполнилось тридцать шесть. Если не считать десяти месяцев с Филбертом, последние десять лет я была одна. Еще пяток лет такой жизни, и окажется, что я обречена на одиночное существование.