– Что?
– Ты, – сказал Нейт, – идешь со мной.
– Куда? Зачем?
– На танцы.
– На танцы?
– Да, на танцы, – нетерпеливо повторил парень. – Сегодня будут танцы. И ты идешь со мной. В смысле не со мной, а мы идем туда вместе.
– Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь, – пробормотала Стиви.
– Танцы. Вечером. В Гранд-Хаусе. Идут все. Уже началось. Пошли.
– Не могу, – сказала она.
Нейт вздохнул и покосился на приоткрытую дверь.
– Слушай, тут такая штука. Похоже, ты потихоньку сходишь с ума. Я в своей жизни ни разу добровольно не ходил на танцы. Но сейчас иду, потому что ты мой друг, понятно? И с тобой происходит что-то странное. Ясное дело, я не хочу туда идти. И ты не хочешь. Я делаю это для тебя, для твоего же блага. Это первый и единственный раз, когда я предлагаю что-то подобное. Опасное занятие, Фродо, выходить из своей двери, но когда-нибудь ты должен будешь покинуть этот гребаный Шир. Если мы друзья, вставай и пошли. И лучше отнесись к этому серьезно, пока не растеряла всех друзей.
Он протянул ей руку.
– Я смотрю, ты не шутишь.
– Не шучу.
Она взглянула сначала на разложенные на полу списки, потом на Нейта.
– Ты галстук надел, – задумчиво произнесла она.
– Знаю.
– Это обязательный атрибут для танцев?
– Откуда я знаю? Я что, похож на тусовщика?
Стиви чувствовала себя куском бетона, прикованным цепями к полу. Но, глядя на Нейта, на его попытки вытащить ее из норы, она чувствовала, как эти цепи слабеют. Она поднялась, отряхнула толстовку от пыли и смущенно улыбнулась.
– Ну, как я?
– По-моему, ты выглядишь хорошо. Это не значит, что ты выглядишь хорошо. Это значит «идем уже, пока не потерял терпение тебя уговаривать».
Это была странная прогулка до Гранд-Хауса. Издалека Стиви видела разноцветные огни, мягко мерцавшие в длинных окнах бального зала.
– Так чем ты сейчас занимаешься? Отчего ты такая… странная? – спросил Нейт.
– Пытаюсь вычислить убийцу Хейза, – ответила она, глубже засовывая руки в карманы толстовки.
– Ну-ка скажи еще раз, – вскинулся Нейт.
– Пытаюсь вычислить убийцу Хейза, – повторила Стиви.
– Ты прикалываешься надо мной?
– Вовсе нет.
– Ты что, напилась?
– Нет, – сказала она. – Сухой лед в туннель положил не Хейз, и я могу это доказать.
– Как это?
Стиви остановилась под портиком Гранд-Хауса и рассказала Нейту все, что ей удалось выяснить.
– Теперь понятно, почему тебя так штормит, – пробормотал он.
– Еще как, – отозвалась она.
Что-то пролетело над башенкой, скорее всего, летучая мышь. В «Эллингэме» было полно летучих мышей. Стиви и Нейт проводили ее взглядом.
– Так ты собираешься рассказать обо всем Ларри или еще кому-нибудь? – помолчав, спросил Нейт.
– Думаю, надо подождать.
– Зачем? Чего ждать?
– А вдруг я сделаю что-то не так и ошибусь? Школу вообще тогда могут закрыть. Если все-таки это был несчастный случай и Хейз сам все устроил, мы в порядке. Но если там был кто-то еще, у нас всех будут проблемы.
– Но что-то же там случилось! И у тебя есть доказательства, что Хейз был ни при чем. Ты что, хочешь сама найти того, кто там был? Потому что не хочешь возвращаться домой?
– Я хочу найти того, кто там был, потому что я хочу его найти. И потому что не хочу возвращаться домой. Но, по-моему, сейчас я собираюсь на танцы. Со своим другом.
Она взяла его под руку.
– Ты сделал это ради меня, – сказала она.
– Да, я это сделал, только не надо обольщаться. И как теперь идти на танцы после всего, что ты рассказала?
– Просто войти внутрь, – сказала Стиви. – Потому что ты притащил меня сюда и потому что внутри может быть ответ.
– Ты это серьезно? – тихо спросил Нейт. – Точно не разыгрываешь меня?
– Я тебя не разыгрываю. – Она покачала головой.
– И ты думаешь, они знали, что это смертельно опасно? Что это никакой не несчастный случай?
– Этого я не знаю.
Стиви встретилась с ним взглядом и почувствовала холодок на шее.
– Так мы, может быть, будем танцевать с убийцей?
– Вполне возможно.
– И ты все равно будешь чего-то ждать?
– Дай мне как минимум этот день, – сказала Стиви. – Нужно оглядеться. Обещаю, я скоро поговорю с Ларри.
Нейт тяжело вздохнул.
– Ну хорошо, – сдался он. – Как скажешь. Пожалуй, это всего лишь вторая глупость, которую я сделал, находясь здесь.
13 августа 1937 года
Первым обратил внимание мясник. Он единственный заметил, что местный анархист Антон Ворачек неожиданно начал покупать хорошее мясо. Обычно он брал обрезки и потроха, самые дешевые и всегда немного. В какой-то день он пришел и сразу взял несколько отборных стейков.
А может, это была официантка в кафе. Она рассказала, что как-то в воскресенье Ворачек, по обыкновению, зашел поболтать с людьми за стойкой, чтобы попробовать их завербовать в ряды анархистов. Обычно он заказывал яичницу-болтунью из одного яйца, а тут заказал из двух, еще картофельные оладьи, бекон и тост. И даже кофе. А ей оставил на чай четверть от чека на 35 центов, потому что «рабочий имеет право на бо́льшую часть барыша».
А может, это был водитель автобуса, потому что у Ворачека вдруг появились деньги на автобус.
Все в Берлингтоне сообщали о человеке, который если и не пробовал тягаться с Рокфеллерами по части роскоши, но уж точно стал более расточительным, чем раньше.
Он многим не нравился. Он устраивал забастовки и держал анархическую литературу. Когда упоминалось имя Эллингэма, он кричал: «Смерть тиранам!». В этих краях Альберта Эллингэма любили. Он давал деньги на полицию, школы, пожарную часть и больницу, решал любые вопросы, встречавшиеся ему на пути. Тысячи людей в Берлингтоне так или иначе были обязаны Эллингэму. Он распорядился раздавать бесплатное мороженое детям бедняков. А сейчас открыл собственную школу.
Так что люди воспринимали в штыки призывы к его смерти.
Официально полиция обыскала его дом, потому что к ним обратился очевидец, который рассказал, что встретил Ворачека, расспрашивавшего о телефонных будках. Потом пришел кто-то еще и сказал, что точно видел, как Ворачек звонил в начале восьмого вечера 14 апреля. Семь разных свидетелей, получивших 50 центов за свои сведения, подтвердили, что Ворачек был на Рок-Пойнте. Похоже, никто особенно не заморачивался насчет того, что этим людям понадобилось несколько месяцев, чтобы осознать, что именно они видели или что их показания не совпадали. Двое из них утверждали, что Ворачек приехал на Рок-Пойнт на черной машине. Двое других вспомнили, что он пришел пешком. Один рассказал про такси, еще один – про велосипед. А один свидетель вообще не смог назвать вид транспорта.
В любом случае у полиции было достаточно оснований, чтобы провести обыск в его доме, где была обнаружена пачка денег, помеченных специальным составом Леонарда Холмса Нейра, а также купюра с невидимым отпечатком пальца Альберта Эллингэма. Еще большую тревогу вызвала другая находка – детская туфелька, пара к которой осталась на Рок-Пойнте.
Ворачека арестовали и предъявили обвинение в похищении Айрис и Элис Эллингэм и в убийстве Айрис Эллингэм и Дотти Эпштейн.
– Я это сделал, – заявил он, когда на него надели наручники. – Все тираны падут. Это только начало!
Жернова правосудия принялись перемалывать это дело. Всю осень и зиму привлеченные эксперты изучали улики. Защищать Ворачека вызвался известный адвокат. Слушания должны были начаться весной, когда, казалось, уже все было готово, но тут случилась задержка. В город нагрянули анархисты, протестовавшие против ареста Ворачека. Пошли разговоры, что заседание перенесут, однако их быстро пресекли.
Наконец 15 июля, когда изматывающая жара накрыла город, процесс начался. Берлингтон захлебывался от наплыва репортеров со всех уголков Америки, и не только Штатов. В отелях не осталось ни одного свободного номера, так что Альберт Эллингэм попросту купил дом неподалеку от здания суда. Пресса заполонила все тротуары, лужайки перед судом и ближайшие улицы. Заголовки об эллингэмском деле пестрели на первых полосах всех газет каждый день, повсюду. Телеграфные провода опутали здание суда; в некоторых местах их было так много, что они перекрывали небо. У здания постоянно толпились зеваки; по Черч-стрит невозможно было ни проехать, ни пройти.
В ресторанах смели´ все запасы продуктов. По озеру Шамплейн плыли лодки, под завязку набитые людьми, жаждавшими увидеть, как Антон Ворачек предстанет перед судом. Напротив суда ушлые торговцы поставили прилавки с холодным пивом, попкорном и лимонадом. Атмосфера была почти праздничной, словно перед бейсбольным матчем.
Каждый день в течение того напряженного месяца Роберт Макензи сидел рядом с Альбертом Эллингэмом в душном зале судебных заседаний и наблюдал за представлением доказательств. Он делал заметки, что, в общем-то, было необязательно, но он был правой рукой, а правая рука должна что-то делать. Он видел, как полицейские показывали фотографии денег, найденных под половицами, тех самых, что они пометили специальной краской Леонарда. Среди них была и та единственная купюра, на которой Альберт Эллингэм оставил отпечаток своего пальца. Ни у кого не осталось никаких сомнений, откуда эти деньги получены. Лео дал показания о том, как он приготовил невидимую краску, и пояснил, как ее можно потом обнаружить.
Ворачек превратил зал суда в собственную трибуну для пламенных выпадов против промышленников всего мира. Он заявил, что это была его месть. Скоро такие, как Альберт Эллингэм, заплатят. Анархисты так бурно приветствовали его выкрики, что их вывели из зала. Толпа ахала, разевала рты, кричала и поглощала попкорн.
Все это время Альберт Эллингэм оставался безучастным. Пока люди вокруг изнемогали от жары и утирались платками, он, казалось, даже ни разу не вспотел. Он сидел не шевелясь и мрачно наблюдал за происходящим, не упуская ничего из виду. Каждый день он говорил Роберту: «Может быть, сегодня он скажет, где Элис».