- Убийство Бродмена. У вас найдется свободная минута?
- Нет. Но чем могу служить?
Гранада молча прошел мимо меня. Укушенную руку он держал в кармане. На верхней площадке железной лестницы он остановился и выставил вперед губы и подбородок, как янычар, ожидающий приказа.
- Меня очень интересуют результаты вскрытия Бродмена. Они уже получены?
- Угу. Доктор Саймон как раз прислал протоколы. А почему вы так заинтересовались?
- Отчего Бродмен меня интересует, вы знаете. Сначала казалось, что он в неплохом состоянии. И я не понимаю, отчего он умер.
- Он умер от полученных повреждений, - резко ответил Уиллс.
- Каких конкретно?
Я смотрел на Гранаду. По его лицу нельзя было понять, расслышал ли он мои слова и, если да, значили они для него что-то или нет. Он сунул в рот сигарету, левой рукой поднес к ней зажженную спичку, которую тут же бросил в лестничный колодец.
- У Бродмена была травма головы, - говорил тем временем Уиллс. - Иногда такие травмы дают о себе знать не сразу.
- Понимаю. Вы не против, если я поговорю с патологоанатомом?
- Валяйте, Доктор Саймон скажет вам, то же самое, - вежливо и холодно ответил Уиллс. - Джо Рич упомянул, что вы собирались еще раз побеседовать с Баркер.
- С мисс Баркер, - поправил я. - Я беседовал с ней сегодня утром.
- Какие-нибудь результаты?
- Это я предпочел бы обсудить в менее людном месте.
Уиллс посмотрел вниз на пустую лестницу, потом вверх на площадку, где ждал Гранада.
- Какое же оно людное?
- Тем не менее.
- Гранада моя правая рука.
- Но не моя.
Уиллс посмотрел на меня очень хмуро, но крикнул вверх Гранаде.
- Пайк, подожди меня снаружи! - Гранада ушел, и Уиллс опять повернулся ко мне: - Что еще за тайны?
- Никаких тайн, лейтенант. Во всяком случае у меня. Моя клиентка говорит, что Гейнс в близких отношениях с какой-то блондинкой.
- Нам это известно из других источников. А кто эта блондинка, она знает?
- Нет. - Я болезненно ощущал пределы правды, за которые пытался не выходить. - Она её не знает. И видела всего один раз.
- Ну, а что у вас за сведения, не терпящие свидетелей?
- Вот! - Я достал единственную материальную улику, бумажник из акульей кожи, и протянул Уиллсу.
- А что это такое? - спросил лейтенант угрюмо.
- Бумажник Гейнса. Элла Баркер спрятала его на память.
- Весьма трогательно. - Уиллс открыл его и презрительно понюхал. - Провонял духами. Его вам она дала?
- Бумажник я нашел у нее дома. Она сказала мне, где он лежит. Она старается помочь следствию, насколько это в её силах.
- Ну, не совсем. Джо Рич говорил с вами о детекторе лжи?
- Упомянул.
- Так чего ж тянуть? Ведь люди гибнут.
- Один из них погиб от полицейской пули, а второй от причины, на мой взгляд, еще не выясненной.
- На ваш взгляд, черт дери! - Уиллс ругался редко. - Кем вы себя, собственно, считаете?
- Адвокатом, пытающимся оградить своего клиента от преследований.
Уиллс вытянул губы и с шумом выдохнул.
- Слова! Звонкие пустые слова. Не больше. И меня от них мутит. Что все это в конце концов означает? Стараетесь подковырнуть Гранаду или еще что-нибудь?
- Вчера вечером вы дали ему нагоняй - после того как Донато получил пулю. За что?
- Это касается только его и меня. Хотя, - добавил он, - никакого секрета тут нет. Естественно, было бы лучше, если бы Донато остался жив и дал показания. А вышло иначе, вот и все. Гранада исполнил свой долг - как он его понимал.
- А вы всегда разрешаете ему истолковывать свой долг, как он считает нужным?
Уиллс ответил упрямо:
- Пайк Гранада хороший полицейский. Чем его потерять, я предпочту, чтобы подонка вроде Донато пристрелили хоть десять раз.
- А вам известны его прежние отношения с Донато?
- Да, известны! - Уиллс повысил голос. - Пайк с рождения живет здесь и знает в городе всех. В частности, и это делает его для меня особенно ценным.
- Он хорошо знал Бродмена?
- Очень хорошо. Он работал в отделе, занимающимся закладчиками… - Лицо Уиллса превратилось в серебряную маску. Потом потемнело, словно серебро мгновенно покрыла чернь. Он сказал глухо: - Что такое?
- Гранада вчера успокаивал Бродмена, который до этого был достаточно бодр. А потом Бродмен внезапно умер.
- Бродмена убил Донато, вы же знаете.
- Отрицать Донато уже ничего не может.
Уиллс молча посмотрел на меня. Молчание это было прошито и заткано больничными шумами: мягкими шагами сестер, отзвуками голосов, стуком закрываемой двери.
- Мне это не нравится, мистер Гуннарсон. Вы распускаете язык, и это мне не нравится. Гранада один из лучших моих людей. И то, что вы говорите, - подсудная клевета.
- Вы его начальник. Кому еще мог бы я сообщить свои подозрения?
- Уж во всяком случае никому другому, учтите на будущее.
- Это угроза?
- Я не то имел в виду. Хотите знать мое мнение, так вы перегибаете палку. Вам надо осторожнее выбирать выражения.
- Вас устраивает, что Гранада вам не подчиняется?
Во мне говорил гнев, и я сразу же пожалел о вырвавшихся у меня словах. Мои глаза обжигала боль и проникала глубоко в мозг, но хуже всего была невозможность решить, рождена ли она тем, что я знаю правду, или тем, что я её не знаю.
Уиллс буркнул что-то невнятное и рефлекторным движением ударил по стене рукой. Тут он вспомнил о зажатом в ней бумажнике.
- Берите. Кому он нужен?
Возможно, он хотел протянуть бумажник мне, но разжал пальцы слишком рано, бумажник вырвался из них и заскользил по железным ступенькам. Я пошел вниз за ним, а Уиллс пошел вверх, к Гранаде. Дверь за ним закрылась.
Доктор Саймон был пожилым человеком, сохранившим увлечение своей профессией. Кабинет его помещался в угловой комнате с окошком почти под потолком и был освещен плафоном, который, видимо, никогда не выключали. В его мертвенном свете доктор выглядел землисто-бледным, точно один из кадавров , находящихся в его ведении.
- Травма головы дает порой непредсказуемые последствия, - сказал он. - И может проявиться не сразу, как я уже объяснил лейтенанту Уиллсу. Причина - кровоизлияние и возникновение тромба.
- А тромб вы обнаружили?
- Нет. И череп цел. - Он поднял изящную руку с пожелтелыми от никотина пальцами и выступал несколько глухих тактов на собственном черепе. - По правде говоря, я подумываю о том, чтобы еще раз в нем покопаться.
- То есть полного вскрытия вы не произвели?
- Оно было настолько полным, насколько подсказывали обстоятельства. Я обнаружил несколько кровоизлияний в мозг, которые могли стать причиной смерти… - Он явно недоговаривал.
- Вы не убеждены, что он умер от повреждений головы?
- Не вполне. Мне доводилось видеть людей, которые спокойно разгуливали с такими же серьезными травмами. Хотя, - добавил он сухо, - я отнюдь не рекомендую прогулки для лечения травм мозга.
- Но если не они стали причиной его смерти, то что же? Его задушили?
- Никаких признаков этого я не обнаружил. Практически всегда остаются внешние повреждения - разрывы подкожных сосудов. Подобных внешних следов я не нашел, как и внутренних повреждений в области шеи.
- Вы абсолютно уверены?
Вопрос был нетактичным. Доктор бросил на меня быстрый настороженный взгляд. Я уязвил его профессиональную гордость.
- Можете сами взглянуть на труп, если зам угодно.
Труп лежал на столе в соседнем помещении. Я хотел подойти к нему и не смог. Моя корейская закалка, видимо, заметно поизносилась. Покойник словно излучал знобкий холод. Я понимал, что это фантазия, - просто помещение было холодным. Однако к Бродмену я так и не смог подойти.
Саймон посматривал на меня с легким злорадством.
- Я намерен заглянуть в грудную полость. Если обнаружу что-нибудь, мистер Гуннарсон, то сообщу вам.
Но я почти его не слушал. За прорезиненными занавесками, неплотно закрывавшими арку двери, я увидел в соседнем помещении стену, составленную из ящиков. Один из них был наполовину выдвинут; на табурете возле него, низко склонив закутанную в шаль голову, сидела женщина, вся в черном.
Саймон прошел сквозь занавески и потрогал её за плечо:
- Миссис Донато, вам нельзя оставаться в таком холоде. Вы простудитесь.
Я решил, что это мать Гэса Донато. Но тут она повернула лицо с глазами как два черных ожога. Секундина, вдова Донато.
- Я рада буду схватить двустороннюю аммонию и умереть, - ответила она.
- И глупо. Поезжайте домой, поспите - и почувствуете себя лучше.
- Я не могу спать. У меня все в голове вертится.
- Я выпишу вам рецепт на снотворное. Зайдете с ним в больничную аптеку.
- Нет. Я хочу тут остаться. У меня есть право. Я хочу остаться тут с Гэсом.
- Разрешить вам это я не могу. Вы вредите своему здоровью. Идемте-ка ко мне в кабинет! - потребовал Саймон. - Я дам вам рецепт.
- У меня нет денег.
- Я выпишу вам бесплатный рецепт.
Он сжал её руку повыше локтя и заставил встать. Она поплелась рядом с ним, волоча ноги.
14
Я ждал у дверей аптеки. Наконец Секундина вышла, щурясь от слепящего света.
- Миссис Донато?
Она узнала меня не сразу, как и я её в морге. В двух шагах от нее под ярким солнцем мне стало понятно, что с ней сделала эта ночь. Изменился её возраст. В её облике и жестах исчезла молодость, появилась свинцовость пожилых лет. Сила тяготения лишила её плоть упругости, а солнце было к ней беспощадно.
- Я Гуннарсон, адвокат, миссис Донато. Вчера вечером я виделся с Тони Падильей. И сегодня утром у меня с ним был небольшой разговор. Он сказал, что у вас есть важные сведения.
Ее лицо обмякло.
- Тони это приснилось. Я ничего не знаю.
- Что-то, связанное со смертью вашего мужа, - сказал я. - И не только. Он сказал, что Гэс не убивал Бродмена.
- Этого не говорите! - Её пальцы клещами сомкнулись на моей руке.
Она оглянулась по сторонам, посмотрела на озаренный солнцем перекресток. На автобусной остановке студентки-практикантки щебетали, как белогрудые пичужки. Взгляд Секундины, казалось, с силой отодвинул реальность. Он создавал зону отчуждения, пустую и холодную, вакуум в солнечном свете, и туда хлынул мрак, переполнявший её душу.