Я взял её под локоть и повел. Тело её двигалось медленно и неохотно. Мы перешли улицу наискось к автобусной остановке на противоположном углу. Я уговорил её сесть на пустую бетонную скамью под перечным деревом. Тень его листьев легла на наши лица, словно прохладное кружево.
- Тони сказал, что ваш муж не убивал Бродмена.
- Тони сказал?
- Насколько я понял, вы думаете, что его убил Гранада.
Она чуть очнулась от летаргии горя.
- Думаю не думаю - что толку? Доказать я ничего не могу.
- Пусть так. Но другие могут.
- Кто бы это?
- Доктор Саймон. Полиция.
- Не смешите меня. Им так удобнее. Все решено и подписано.
- Только не мной.
Она поглядела на меня с вялой подозрительностью:
- Вы же адвокат, да?
- Совершенно верно.
- Денег у меня нет. И взять их негде. У Мануэля, моего деверя, деньги есть, но вмешиваться он не желает. Так что вам тут поживиться нечем.
- Я это понимаю. Просто я хочу добраться до правды.
- Выставляете куда-то свою кандидатуру?
- Со временем, возможно, и выставлю.
- Ну так улещивайте кого-нибудь еще. А я устала и совсем больна. Мне надо домой.
- Я вас отвезу.
- Нет уж, спасибо.
Но сохранять гордое безразличие дальше у нее не хватило сил. Она заговорила по-испански и совсем другим голосом - он шумел и трещал, как огонь. Казалось, голос этот принадлежал иной её сущности, сохранившей и юность, и женственность, и гнев. Её тело ожило, лицо преобразилось.
Я не понимал ни слова.
- Скажите это по-английски, - Секундина.
- Чтобы вы побежали в суд и меня арестовали?
- С какой стати?
Она замолчала, хотя её губы продолжали шевелиться.
- Не понимаю, чего вы от меня хотите?
- Сведений об убийстве Бродмена.
- Я все рассказала Тони. Спрашивайте его.
- Это правда?
Она вспыхнула темным пламенем:
- Вы меня вруньей считаете?
- Нет. Но в суде вы это повторите под присягой?
- В суд мне не попасть, вы не хуже меня знаете. Он и со мной то же сделает.
- Кто?
- Пайк Гранада. Он всегда на меня зарился. А как не получил ничего, озлился. Один раз вечером на ледяном заводе принудить хотел. И Гэс его хорошо порезал. А он выдал Гэса легавым, будто он машину украл. Они и меня забрали. А когда меня выпустили из исправительной школы, Пайк со мной свел счеты.
- Но ведь все это, кажется, было давно.
- Началось давно. Но он с тех пор только и думал, как нагадить Гэсу и мне, А вчера вечером взял, сволочь, и застрелил его.
- Но он исполнял служебный долг, ведь так?
- А стрелять было зачем? Гэс никогда с пистолетом не ходил. Кишка у него тонка была. Позволил Гранаде подстрелить себя, точно собаку.
- За что вы так ненавидите Гранаду?
- А он купленный легавый. Легавый сам по себе пакость, а купленный легавый гаже самой последней твари.
- Вы по-прежнему утверждаете, что он убил Бродмена?
- Конечно, убил.
- Откуда вы знаете?
- А я много чего слышу.
- Голоса?
- Я еще в своем уме, если вы на это намекаете.
У меня есть подружка, помощница сестры в неотложной помощи. В больнице она двадцать лет работает. И такое знает, о чем доктора и не слыхивали. Она сказала, что Бродмен мертвый был, когда его внесли. И вид у него был, будто у задушенного. А Мануэль видел, как Гранада забрался за ним в машину. Гранада с Бродменом разговаривал, только Бродмен-то молчал. - Она мрачно покосилась на меня, и словно само зло проглянуло между её веками. - Вы ведь тоже там были. И видели.
Мои мысли понеслись назад через дистанцию с препятствиями, преодолевая события этого дня, - назад к тому, что произошло вчера. Бродмен кричал от страха и ярости. Гранада был с ним в машине один, якобы его успокаивал. Быть может, он и успокоил его навсегда.
- Я не могу себе представить, что же произошло, - сказал я. - А как зовут вашу подругу помощницу медсестры?
- Я ей дала слово никому её не называть. И свое слово сдержу.
- Но зачем бы Гранаде понадобилось убивать Бродмена?
- Чтобы заткнуть ему рот. Бродмен знал, что Гранада куплен.
- Бандой грабителей?
- Может быть.
- Но если бы Гранада участвовал в грабежах, Гэс знал бы это.
- Они Гэсу всего не говорили.
- Значит, вы не можете утверждать, что Гранада был соучастником?
- Твердо - нет, но думаю, что был. Когда Гэс забирался в дом или в магазин, он всегда знал, где полицейские. Не рентгеном же он их просвечивал. У него был на них выход.
- Он сам вам сказал?
Она энергично кивнула. Шаль соскользнула у нее с головы. Нечесаные волосы сбились в колтун, точно рваный черный войлок. Быстрым сердитым движением она накинула на них шаль.
- Но он не сказал, что это Гранада?
- Нет. Не сказал. Может, не знал. Не то бы я докопалась. Он бы и хотел скрыть от меня, да не получалось.
Ее отказ прямо обвинить Гранаду казался наиболее убедительным из того, что она наговорила. После того, как я изложил свои подозрения Уиллсу, уверенность моя поколебалась, и теперь без прямых доказательств вины Гранады я рта не открыл бы.
- Кто еще был в банде, Секундина?
- Больше я никого не знаю.
- Женщин не было?
Ее глаза сузились в блестящие темные острия, нацеленные в меня из-под края шали.
- Вам нечего в меня пальцем тыкать. Я Гэса отговаривала впутываться в такие дела.
- Я не про вас. Вы ведь не единственная женщина в мире. У Гейнса подружек не было?
Густые черные ресницы опустились и замаскировали глаза.
- Нет. То есть мне-то откуда знать?
- Я слышал, он гулял с блондинкой.
Веки её дрогнули, но губы’ остались упрямо сжаты.
- Значит, вы слышали больше, чем я.
- Кто она, Секундина?
- Говорят же вам, что никаких блондинок я не знаю. Да и его самого я почти не видела. Может, пару раз за последние два месяца.
- При каких обстоятельствах?
- Не понимаю, о чем вы.
- А вот о чем: где вы видели Гейнса? Что он делал?
- Не помню, - ответила она упрямо.
- А давно вы знакомы с Гейнсом?
- Гэс - давно. Лет шесть-семь. Познакомился с ним в Престоне, а когда они вышли, то некоторое время вместе колесили по стране, жили тем, что под руку подвертывалось. А потом Гэс вернулся и женился на мне, но все время поминал Гарри. В те дни Гейнс называл себя Гарри. Для Гэса он был герой - такие сумасшедшие штуки выкидывал.
- Например?
- Например, надувал дураков, угонял машины, ездил быстрее всех, ну и вообще. Бог знает что. Я Гэса предупреждала, когда он прошлой осенью опять связался с Гейнсом. Я его предупреждала, что от Гейнса добра не жди. Но он не стал меня слушать. У него никогда не хватало ума меня послушать.
Она посмотрела через улицу на больницу. На углу напротив остановился городской автобус, и практикантки попрыгали в него. Секундина заметила автобус, только когда он, взревев, проехал мимо.
- Ну вот! Я пропустила автобус!
- Я отвезу вас домой.
- А что толку ехать домой? - воскликнула она хрипло. - Рассказать детям, что у них нет больше отца? И вообще, зачем все?
Она застыла, точно памятник собственному горю. Что-то сломалось в ней и выпустило на свободу ожесточенные силы её натуры. Казалось, она отдавалась на их волю в надежде, что они её уничтожат.
- Вы нужны вашим детям, миссис Донато. Вы должны думать о них. - Других слов я не нашел.
- А, пошли они к черту!
Собственные слова привели её в ужас. Она перекрестилась и забормотала молитву. Хотя тень перечного дерева была прохладной, я вспотел. Никогда еще я так пронзительно не осознавал глухой стены, отделяющей мою часть города от её.
Мимо больницы проехал грязный черный «бьюик». Тони Падилья вел машину медленно, кого-то высматривая. Увидев нас на скамье, он затормозил у тротуара.
- Здравствуйте, мистер Гуннарсон, - сказал он тихо. - Я спрашивал о вас в больнице, миссис Донато. Ваша сестра просила привезти вас домой. Вы поедете? - Он перегнулся через переднее сиденье и открыл дверцу.
На мгновение я увидел её маленькую изящную ножку. Сквозь пластиковый носок туфли просвечивали алые ногти.
- Можно вас на минутку, Тони?
- Вот же я, - сказал он, используя Секундину как буфер. Разговаривать со мной он не хотел.
- А что с полковником Фергюсоном? Мне казалось, вы его опекаете?
- Опекал, пока он не послал меня подальше, а сам поехал оставить деньги…
- Где?
- Не знаю. Он мне не сказал. И с собой меня не взял. Тогда я поехал домой к Секундине. Хотел с ней еще поговорить. Её сестра сказала, что она тут, в больнице. - Он машинально улыбнулся, пожал плечами и взглянул на часы у себя на запястье. - У меня времени до работы только-только отвезти её домой.
И он тронул машину.
15
Направляясь к больничной автостоянке, я поравнялся со входом в травматологическое отделение. На той стороне улицы выстроились машины скорой помощи, одна стояла на выезде. За рулем, небрежно откинувшись, слушал радио пожилой юнец Уайти. Когда я подошел, он убавил звук.
- Могу я чем-нибудь помочь вам, сэр?
- Не исключено. Вчера я видел вас в лавке Бродмена, когда вы его увозили. Моя фамилия Гуннарсон.
- Я вас помню, мистер Гуннарсон. - Он попытался улыбнуться, но без заметного успеха. Его бледное губастое лицо не было создано для улыбок. - Бродмен умер на пути сюда, бедный старичок. До того горько было смотреть на него.
- Вы его близко знали?
- В первый раз видел. Да только у меня с ними всеми внутреннее сродство. Все мы братья, все смертные, понимаете? Живые и мертвые.
Я понимал, хотя мне не слишком понравилось, как он это сформулировал. Видимо, больничный философ, одна из тех чувствительных уязвленных душ, которые по собственному выбору обитают в атмосфере болезни и, как грибы, благоденствуют в тени смерти.
Глаза Уайти были точно два нервных окончания.
- Смотреть, как они умирают, - это меня просто убивает!