- Приятных снов, - сказал он. - Выдохните, а потом вдохните.
Инстинкт самосохранения, не подвластный сознанию, заставил меня задержать дыхание. А в сознании черные кусочки мозаики складывались в картину. Я уже слышал, как хихикает Ронни. В телефонной трубке слышал.
- Выдохните! Потом вдохните!
Лицо Уайти нависало надо мной, изменяясь, точно лица, которые видишь, засыпая после тяжелого дня. Я приподнял голову, сопротивляясь нажиму его правой руки. Конец черной трубки был обмотан вокруг запястья левой. Обеими руками он заставил меня опустить голову.
- Слушай! - сказал Ронни. - Машина поднимается по дороге. - После нескольких напряженных секундой добавил: - Вроде бы «меркюри спешиал».
- Полицейская?
- По звуку похоже.
- Чего же ты не слушал их волну? Вот теперь и расхлебывай…
- Ты ведь сказал, что я тебе тут нужен.
- Был нужен. Теперь я и один справлюсь.
- А как пациент?
- Через минуту отбудет. Вылезай, объяснишь им: мы вытащили его из огня, но он умер от удушья, бедняжка.
Он с силой надавил на маску. Но я еще не отбыл. Мое любимое развлечение нырять без акваланга.
Ронни наклонился взглянуть на меня. Я согнул правую ногу и пнул его в лицо. Ощущение было такое, будто я наступил на слизняка.
- Убийца! - охнул Уайти.
Я попытался пнуть и его. Но мои взметывающиеся ноги до него не доставали, а он навалился на меня всей тяжестью. В моем мозгу закружилось черное колесо беспамятства. Я пытался сделать вдох. Но вдыхать было нечего.
Из жужжания черного колеса выделился вой мотора, берущего подъем. Прежде чем эти два звука вновь слились воедино, в нутро машины скорой помощи ворвались лучи фар. Тяжесть исчезла с моего лица. Я смутно различил Уайти, пригнувшегося с черным пистолетом в руке над распростертым телом своего напарника.
Он выстрелил, и эхо внутри машины удесятерило грохот. Но не эхо породило сухой ответный щелчок. Хватаясь за живот, Уайти склонился в поклоне, как актер у рампы.
В машину впрыгнул Пайк Гранада, сорвал с моего лица резиновый кляп, и я не последовал за Бродменом и Секундиной в полный мрак.
26
На фоне черного скалистого пейзажа горилла тащила Салли, что-то страстно бормоча по-испански. Я догнал их и сорвал с гориллы шкуру-костюм, а затем принялся бороться с человеком, чьего имени не мог вспомнить. Я открыл глаза и увидел, что лейтенант Уиллс мрачно хмурится на меня сквозь решетку.
- В тюрьме вам меня не удержать, - кажется, сказал я. - Судья Беннет оградит мои права.
Уиллс злорадно ухмыльнулся.
- Отсюда вас никакой судья не вытащит.
Я приподнялся и сел, бормоча ругательства. Голова у меня сорвалась с плеч и полетела по большой полутемной комнате, прыгая с одной пустой кровати на другую. Больше смахивает на казарму, чем на тюрьму…
- Полегче, полегче! - Уиллс опирался на решетку, придававшую моей кровати сходство с клеткой. Он ухватил меня за здоровое плечо и уложил на простыню без подушки. - Вы в послеоперационной палате. Только что со стола.
- Где Салли? Что с ней случилось?
- Ничего противного законам природы. Вчера ночью у нее родилась девочка. Шесть фунтов десять унций. Обе они здесь, в этой самой больнице, только ниже. На третьем этаже. Обе чувствуют себя хорошо.
- Вчера вечером она поехала сюда?
- Да, сюда. Но меня интересует, куда поехали вы и зачем. Что вы делали в горах?
- Охотился на оленей при луне в запрещенный сезон. Арестуйте меня, господин полицейский!
Уиллс сердито покачал головой.
- Наркоз наркозом, но хватит острить. Это серьезно, Билл. Уж вы-то должны знать, насколько серьезно. Пайк Гранада говорит, что еще пара секунд, и вы бы задохнулись. Если бы он не взял на заметку эту парочку, вы сейчас были бы покойником.
- Поблагодарите Гранаду от меня.
- С удовольствием. Но вам следует самому его поблагодарить, а может, и извиниться перед ним, а? Ведь только что он для ровного счета дал вам пинту собственной крови.
- С какой стати?
- У него кровь вашей группы. В больнице она как раз вся вышла, а вам требовалась незамедлительно. И, пожалуй, не в одном только смысле. Малая толика испанской крови в жилах вам не помешает. Как и полицейской.
- Тыкайте, тыкайте меня носом в грязь.
- И не собираюсь. Но вчера я из-за вас пережил десять паршивых минут, пока не потолковал с Пайком. Вы понимаете, что в вас говорит? Предубеждения. И расовые и сословные.
- Да ничего подобного!
- Предубеждения, - повторил Уиллс. - Возможно, вы не отдаете себе в этом отчета, но вы не любите полицейских и не любите людей испанского происхождения. Если вы хотите с успехом заниматься адвокатурой в этом городе, то должны по-настоящему узнать ла раса, научиться их понимать.
- А что такое «ла раса»?
- Испано-американцы. Так они называют себя. Это гордое слово, а они гордые люди. Не надо их недооценивать, Билл. Да, они малообразованны, и бедны, и преступников среди них хватает. Но они вносят свою лепту в существование нашего города. Возьмите Гранаду. Да, он хулиганил в уличной шайке, кто спорит? Но нельзя судить человека за то, что он вытворял подростком. Судите его по сделанному после.
- Все понял.
- И отлично. Я решил потолковать с вами, пока рана у вас еще не разболелась. Вы были очень настроены против Гранады.
- Я ведь почти не сомневался, что Бродмена убил он.
- Вот именно. А теперь благодаря Гранаде нам известно, кем и как он был убит. Гранада пришел к выводу, что виновники - Уайти Слейтер и его напарник Рональд Спайс. А я вначале не согласился с ним, и Гранада выслеживал их в свое свободное время. Когда доктор Саймон сказал, что миссис Донато умерла так же, как Бродмен, он пиявкой присосался к Спайсу и Слейтеру.
- Почему же он их не арестовал?
- Выжидал, чтобы они вывели его на своего вожака.
- Вы взяли Гейнса?
- Нет еще. - Уиллс плотно сел и заложил ногу за ногу. - Тут я рассчитываю на вашу помощь. И еще кое в чем.
- Не хочу показаться невежливым, - сказал я. - Но здесь у меня жена и дочка, и мне не терпится их увидеть.
- Пока забудьте про них. На третий этаж вам все равно не спуститься. А у меня к вам несколько неотложных вопросов. Например, похищение. Было похищение, или его не было?
- Формально - да. Вчера вечером Гейнс похитил меня в Маунтин-Гроуве. И увез на заброшенную виллу в горах, где меня нашел Гранада. У меня с Гейнсом произошла там стычка, и победа более или менее осталась за ним.
- Он в вас стрелял?
- В меня стреляли, совершенно верно, и некоторое время я был без сознания. Он поджег дом, вероятно, разбив бензиновый фонарь, и оставил меня сгореть заживо.
- А миссис Фергюсон? Он и её оставил гореть?
- Видимо, да. Я очнулся как раз вовремя, чтобы вытащить её наружу. Как она?
Уиллс ответил, тщательно взвешивая каждое слово. Мы прощупывали друг друга, и оба это знали.
- Трудно сказать. Муж увез её домой. Говорит, что боится оставить её в больнице при таких обстоятельствах. Но у меня впечатление, что об этих обстоятельствах ему известно много больше, чем мне.
- Вы с ним говорили?
- Несколько секунд, когда он забирал жену из неотложной помощи. Он ничего говорить не хотел, а заставить его я не могу. Никаких законов он как будто не нарушал.
Его жена - другое дело. Мне непонятно, что она делала в этом горном притоне с разыскиваемым преступником. Она находилась там по доброй воле?
- Не знаю.
- Но какое-то мнение у вас должно быть. Вы видели её там вместе с Гейнсом, так?
- Я видел ее.
- Она была связана, заперта, задерживалась насильно?
- Не знаю.
- Как так не знаете? - спросил Уиллс резко.
- Задерживать насильно можно по-разному, включая чисто психологические способы.
- Она была в сознании?
- Да.
- Он ей угрожал?
- Да. И даже ударил револьвером.
- Тем же, из которого стрелял в вас?
- Тем же, - ответил я, начиная потеть. Мне было не вполне ясно, почему я строю ответы так, чтобы оградить ее. В моем состоянии конфликты с собственной совестью не улаживают. Беда лишь в том, что конфликты эти почему-то возникают именно тогда, когда у человека нет сил разбираться с ними.
Уиллс уловил мою нерешительность.
- Психологическое насилие, которое вы упомянули, дает пищу для размышлений. К чему оно в конечном счете сводится в данном случае? Ему что-то про нее известно?
- Не знаю.
Уиллс сказал, словно переходя на другую тему:
- Бедная девочка, её пришлось водить взад и вперед битых два часа. Она была накачана морфием. Вы это знали?
- Я подозревал, что она находилась под действием наркотика.
- Она была наркоманкой? Этим Гейнс её и держал?
- Мои догадки стоят не больше ваших.
- Не согласен. У вас была возможность говорить с ними обоими - и с ней, и с её мужем. Насколько мне известно, последние два дня вы с ним часто виделись.
- Раза два. На случай, если у вас есть сомнения, то человек он прекрасный.
- А за его жену вы тоже поручитесь?
- Её я практически совсем не знаю. - Пот впитывался в больничный халат. Стоило мне расслабиться, и Уиллс раздваивался. А мне пока вполне хватало и одного. - Почему бы вам не уйти и не оставить меня моим страданиям?
- Рад бы, Билл, но не могу. Эти вопросы требуют ответа. Ничем не подкрепленные признания Рональда Спайса не стоят бумаги, на которой записаны. Он сознался в преступлениях, каких вообще не было. И в тех, конечно, какие были.
- Мне бы хотелось прочесть его показания.
- Получите, как только перепечатают. А заодно и показания свидетеля много надежнее Спайса - управляющего здешним отделением Американского банка. Из них следует, что Фергюсон вчера снял со своего счета значительную сумму наличными. Такую значительную, что за частью им пришлось обратиться к своим отделениям в Лос-Анджелесе. Вы знаете, что сделал Фергюсон с этими деньгами?
- Знаю, что сказал мне он.
- И что же?