едвкушении игры, Руди открыл привычным движением банку с пивом и сделал несколько глотков. Игроки на экране сгрудились для стартового вбрасывания. В этот самый момент раздался звонок у входной двери.
Кого еще принесла нелегкая? Мастерская закрыта, вся страна смотрит хоккей. Может, Макс ключи от дома забыл в мастерской? С ним такое бывало.
Он нехотя приподнялся с дивана и захромал к двери, сделав по дороге еще пару глотков.
— Кто там?
— Это я, — раздался приглушенный голос.
Руди отодвинул щеколду и открыл дверь.
— Ты? Что случилось… Он с недоумением увидел как острый длинный предмет входит в его тело все глубже и глубже. Мгновение растянулось в его сознании, на клетчатой рубашке под грудным карманом расплылось темное пятно, и он подумал, что кровь, наверное, трудно будет отстирать.
Банка выпала из его рук и грохоча, покатилась по ступеням лестницы вниз, а сам он опустился на колени. Потом в глазах стало темно, тело его обмякло и повалилось набок.
Раздел 17Мартин
После обеда Мартин сделал несколько звонков в механические мастерские Бергена, занимавшиеся ремонтом замков, и вызвал мастера, который пообещал привести его входную дверь в порядок за скромную плату. Остаток дня до самого прихода Анны он провел под грохот молотка и жужжание электродрели. Никакие идеи написания заключительной части дипломной работы не приходили в его голову.
Анна с удовольствием заметила, что новый замок с повышенной секретностью теперь не оставляет шансов вскрыть дверь какой-нибудь заезжей бабе с монтировкой. Мартин обнял девушку, он так соскучился по ней!
— Я знаю, у тебя опять никакой еды, но я позаботилась о нас, — Анна достала из портфеля две коробочки японской лапши с морепродуктами. Еще горячая.
— У меня ничего не пишется, — посетовал Мартин, все эти события не дают сосредоточиться.
Последняя часть моей работы должна быть неким руководством к действию, она должна содержать выводы из теории и практической деятельности. Но как ты понимаешь, мой юридический путь весьма короток и опыта никакого не приобретено. Та практика, которую мы обычно проходим в суде, мало может дать полезной информации. Я пытался выведать что-то полезное у следователя, что ведет мое дело, но из экономических преступлений он сталкивался разве что только с ограблением банка, а это не совсем то, что могло бы мне пригодиться. В этом ограблении, конечно, присутствовали утечка информации и сговор, но в основном это был налет со стрельбой как в голливудском фильме.
Анна молча орудовала палочками, с удовольствием втягивая горячую лапшу с креветками.
— Нет, налет на банк, это не то, что тебе нужно.
Мартин тоже открыл свою коробку.
— Представляешь, китайское печенье предсказало мне хлопоты! Надеюсь в этой коробке нет предсказаний?
Они засмеялись.
— Да, уж тебе вчера досталось! И тебе от меня еще достанется сегодня. Анна вышла из-за стола и скинула жакет на диван. Она всегда брала инициативу в этом на себя.
— Ты сегодня такой милый, надеюсь, презервативы у тебя враг не похитил?
Они потом долго лежали рядом обнаженные, он притянул к себе ее разгоряченное тело, золотые волосы Анны, совсем недавно собранные в хвост, рассыпались по дивану великолепным сиянием.
— А правда, ли что ты настоящая северянка из Тромсё?
— С чего это ты взял? У меня за полярным кругом родственников нет. Мама моя родилась в Бергене, а бабушка — чисто русская, я в Тромсё и не была ни разу.
— Так вот почему у тебя такие изумительные карие глаза.
— Бабушка приехала в 1917 году из Санкт-Петербурга, когда там произошла революция. Она чудом выбралась на пароходе в Стокгольм, прихватив с собой немного фамильных драгоценностей, столовое серебро и теплую одежду.
— Значит, она убежала от Сталина?
— Скорее от Ленина, историю ты плохо знаешь. Но неважно, она из Стокгольма перебралась в Берген, где давным — давно жила её тетушка. Когда ей исполнилось тридцать лет, она вышла замуж за государственного чиновника.
— Значит тогда ее фамилия стала Даль?
— Вовсе нет, её фамилия с самого рождения была Даль, а у жениха была совсем некрасивая фамилия, и он взял бабушкину. Мы будем заниматься твоим дипломом? Ты знаешь, который час?
— Я провожу тебя, — сказал Мартин, приходя в себя. А почему ты мне раньше всего этого не рассказывала?
— А ты и не спрашивал.
— Это же ужасно интересно! А твоя бабушка была дворянского роду?
— Возможно. Ее отец был во время Первой мировой войны награжден орденом, в этих случаях ему могло быть пожаловано дворянство. Но бабушку я застала в бессознательном возрасте, и не догадалась спросить. Мне было всего четыре года, когда она умерла.
Анна встала, и начала одеваться, потом привела расческой в порядок свои волосы перед зеркалом в прихожей.
— А все же, откуда вся эта чушь про Тромсё?
— Да, так, — Мартин подумал, стоит ли рассказывать Анне о письме деда.
— Нет, уж рассказывай, а то устрою тебе допрос с пристрастием. Она засмеялась своим удивительным, таким милым смехом, уселась за стол, включила настольную лампу и направила в лицо Мартину.
Молодой человек прикрыл лицо от яркого света руками.
— Ладно, хватит дурачиться, я тебе покажу его письмо. Но, в общем… там есть о тебе, ты только не думай, что все серьезно, ты же знала моего деда.
Он достал из портфеля большой конверт, вынул из него маленький из голубой бумаги, достал записку деда и развернул ее на столе под лампой.
Они молчали несколько минут.
— А кто же такой Руди? Он, действительно, учил тебя швартовать лодку?
— Я много думал об этом, но ведь на лодку меня стали брать уже в сознательном возрасте, и никого чужого я не помню. Всему меня учили отец и дед, мать не участвовала в воспитании никоим образом. Нет, не помню никакого Руди!
— Тут еще написано о Ребекке, о том где они встретились. Это соответствует действительности или такое же вранье, как и все остальное? Ты понимаешь, что дед все это тебе не случайно написал.
— Теперь понимаю, и что с этим прикажешь делать? Я показывал записку следователю, но он, конечно, не обратил внимание на детали.
— Вот теперь у него будет еще больше головной боли от этого письма. Звони отцу!
Мартин набрал австралийский номер по памяти. Трубку взяла Мари Лу.
Раздел 18Апрель 1940. Хальворсен
До развилки машины медленно шли с дистанцией тридцать — сорок футов, впереди головная, загруженная наполовину, сзади еще три грузовика. Дорога не располагала к тому, чтобы прибавить ходу, чем дальше, тем хуже она становилась. Иногда колеса проваливались в ямы наполненные водой со снегом. После развилки ехавшие сзади свернули в сторону Молде, а Хальворсен и его водитель, коренастый деревенский парень Руди по-прежнему держали курс на север. Почти всю дорогу до развилки молодой лейтенант ни словом не обмолвился с шофером, а сосредоточенно думал о чем-то, иногда разворачивая карту местности и поглядывая на часы.
Они проехали Риндалскоген и планировали быть у Тронхеймсфьорда часа через два с половиной, если все будет спокойно и их не обстреляет с воздуха Люфтваффе. Самолеты появились со стороны моря неожиданно. Это были Ю-88, их неровный вой с ужасающей силой нарастал.
Первый раз звено самолетов прошло далеко позади них на высоте ста метров над дорогой.
Быстро развернувшись, штурмовики направились в сторону моря и быстро набрали высоту.
— Заметили нас, — пробормотал Руди, — еще прилетят.
— Разведывают, они нас на сладкое оставили. Боюсь, Кристиан не довезет груз без приключений.
— Может, прибавим ходу?
— Хорошо бы, вроде дальше и дорога получше.
Теперь они как в туннеле ехали в окружении сосен и елей, и это придавало некоторой уверенности. Издалека для вражеских самолетов грузовик здесь был почти невидим. Руди прибавил скорости и к двум часам дня они добрались до Мельхуса. Возле маленькой часовни они вышли из машины, чтобы размяться. Хальворсен достал фотоаппарат и сделал несколько снимков. Руди тоже попал в кадр.
У местных жителей в чайной, где им удалось перекусить яичницей с ветчиной и сыром, они узнали, что в Тронхейме немцы и чтобы двигаться дальше на север, придется свернуть на восток и сделать огромный крюк. Здесь путь к порту и воде фьорда для них был закрыт.
После небольшой передышки они свернули на восток вглубь страны. Хальворсену приходилось бывать в этих местах до войны. Зимой здесь можно было снять с компанией домик и целыми днями кататься на лыжах. Он брал с собой Ребекку и маленького Гедеона. Сейчас его семья где-то за Хамаром, а может быть, уже пересекла шведскую границу. Беспокойство за них не оставляло Хальворсена ни на минуту. Он уже пять дней не имел каких либо сведений о местонахождении родных. Жуткие картины вставали в его голове и отделаться от них было невозможно.
За окном грузовика ползла мимо холмистая местность, дорога повторяла изгибы реки с заснеженными берегами. Они свернули на север и до самого вечера вдоль леса двигались по шоссе. Здесь их пока не беспокоили ни немецкие патрули, ни налеты штурмовиков. В течение трех часов им не попалось на трассе ни одного автомобиля. Хальворсена сморил послеобеденный сон, он пытался бороться с ним, но проиграл. Руди остановил грузовик возле густого ельника, вышел проверить кузов и осмотреться. Груз надежно лежал под брезентом, ни один ящик не сдвинулся, колеса в порядке. Он по привычке смахнул налипший снег с крыльев и вернулся в кабину.
Передвигаться в темное время по лесным дорогам не стоило, а до белых ночей было еще далеко.
Пробуждение их было вызвано знакомым гулом самолетов. Руди, просыпаясь, начал заводить мотор. Они тронулись и тут же заднее колесо наполовину провалилось в яму. Хальворсена бросило на лобовое стекло, коленом он врезался в какую-то стойку и проснулся. Метрах в десяти прямо над ними ревя, прошел юнкерс.
— Из машины! — скомандовал он, — Руди, в лес! Они выскочили на снег и бросились в чащу, не разбирая дороги.