Вошедшего Геню спросил:
— Ты уверен, что тут сигнал мобильного не ловится?
— В доме не ловится, а тут — не знаю, — ответил Геня. — А тебе зачем?
— Да ведь я объяснял, что хочу симку сменить и номера на новый телефон скачать!
— А-а-а, ну, это проще пареной репы, давай, я все сделаю.
В Кричалиной Рябова ждал сюрприз.
Сперва его порадовало, что число бабулек, к которым он обратился за поддержкой, возросло, и теперь они сидели группками по три-четыре человека по обе стороны от доброхотовской калитки и по обе стороны улицы, а Рябову, когда он проходил мимо, знаками показывали, дескать, все в порядке, как ты и хотел! Но, входя во двор дома Доброхотовых, он увидел сидящего на крыльце Рому, который курил с крайне недовольным видом. На вопрос Рябова: «Что случилось» — как-то неопределенно мотнул головой и сказал: «А ничё». Войдя в дом, Рябов увидел Нину, увлеченно беседующую со Свешниковым, который был точно так же оживлен и, кажется, очень доволен ходом беседы.
— Ты почему мне ничего не рассказал, Рябов? — спросила Нина голосом полковника, отчитывающего новобранца.
— Некогда было, ты в тюрьме сидела, — попробовал урезонить ее Рябов.
Не помогло.
— Кирилл рассказал так много важного, что мы бы уже далеко продвинулись! — не останавливалась Нина. — Да, и папины бумаги можно было использовать…
— Какие бумаги?! — почти рявкнул Рябов. — Почему ты мне ничего не рассказала?
Свешников насупился, а Нина ответила с наслаждением:
— Потому что я в тюрьме сидела! — И подвела итоги: — Ты сам так сказал!
Выдержав паузу, Рябов попросил:
— Нина, послушай и постарайся понять: мы пока ни на шаг не продвинулись в своих поисках, и ты по-прежнему остаешься в центре какого-то непонятного внимания, поэтому я очень прошу тебя быть крайне осторожной!
— Это ты к чему? — вспыхнула Нина.
Рябов сдержался, потому что упоминать утреннюю стычку со Стасом при Свешникове не хотелось, но после паузы сказал:
— Геннадий выделит ребят на случай, если захочешь поехать в город…
Нина капризно повела плечиком:
— Никуда я не хочу ехать! Хочу спокойно отоспаться тут, огородом заняться, в саду посидеть.
Рябов внимательно посмотрел на нее:
— А что ты говорила о бумагах отца?
Ему показалось, что Нина не хочет отвечать, и заставлять ее не хотелось, но обстоятельства требовали. Нина ответила, но все так же капризно:
— Не помню я! Вспоминать надо!
— Так вспоминай! — вскинулся Рябов. — Вспоминай, потому что мне все равно в город ехать, а по пути загляну и поищу эти твои «бумаги».
Нина поднялась и шагнула к лестнице.
— Нина! — почти рявкнул Рябов.
— Ну что, — обернулась Нина, не прерывая движения.
Рябов двинулся следом, жестом попросив Свешникова подождать, и прошел за Ниной. Вой дя в самую дальнюю комнату, она сказала:
— Возможно, что-то в городе лежит…
— Уточни! — насторожился Рябов.
— Ну… Пока было много свободного времени, я сидела и вспоминала. Кажется, какие-то бумаги я привозила, чтобы куда-то отправить…
Нина сердито посмотрела на Рябова и демонстративно отвернулась, но Рябов, наплевав на условности, схватил ее за локоть и развернул лицом к себе:
— Как жить и что делать тебе — решай ты, но то, что я должен сделать, я сделаю, а ты мне будешь помогать! Ясно?
Нина ответила точно так же, как отвечала в детстве, исчерпав все отговорки:
— Ну чего привязался!
— Стас кричал, что вы давно могли бы уехать и жить в свое удовольствие! Что это значит?
— Его и спроси, — попробовала выскользнуть Нина.
— Ты же видела, каким неразговорчивым он стал! — не успокаивался Рябов. — Чего он хотел?
— Да дурак он, — неожиданно сказала Нина, — поверил в сплетни, будто папа искал ка кое-то золото.
— Какое?
— Вот, честное слово, не знаю. — Нина даже руки к груди прижала для убедительности.
— Ну хорошо, — согласился Рябов. — А какие поручения давал? Что велел делать?
— Да то же, что и ты, — в бумагах копаться.
— Ну, не просто же так — копаться, наверное, что-то конкретное требовал искать?
Нина помолчала, потом сказала, не скрывая сомнения:
— Какая-то деревня его интересовала…
— Какая?
— Не помню, — ответила Нина, и в голосе ее появилась досада.
— Просто назвал и требовал искать упоминания о ней?
— Нет… Как-то не так он просил!
В голосе Нины снова слышалось раздражение, но на этот раз уже какое-то другое, виноватое, что ли…
— Ну, никак не могу вспомнить…
— Если что вспомнишь — звони, — махнул рукой Рябов и отправился на первый этаж.
Увидев его, Свешников поднялся из-за стола:
— Виктор Николаевич, не подкинете до города?
Они уже подходили к калитке, когда в дверях показалась Нина и крикнула:
— Рябов, подойди!
И Рябов подошел.
— Вспомнила! — отчиталась Нина.
— Название? — обрадовался Рябов.
— Нет! Ассоциацию вспомнила.
— Какую ассоциацию? — снова начал злиться Рябов.
— Когда он назвал ту деревню, я почему-то подумала о Германии…
— О чем? — удивился Рябов.
— Вот я тоже удивилась… Но это — всё, что я вспомнила, — сказала Нина. И скомандовала: — Ну все, иди!
16
Пятница (ближе к вечеру)
Едва машина двинулась в путь, Свешников сказал:
— А я ведь в эти дни тоже не сидел на месте и побывал в деревне, откуда родом моя мама, и много нового узнал…
Рябов кивнул, и Свешников продолжил:
— До Новосибирска добрался поездом, а на вокзале меня уже мама ждала, и отправились мы в путешествие, благо путь не так уж и далек, около ста километров, так что за день обернулись. Но за этот день нового я узнал много больше, чем ожидал. Узнал, например, что бабушка и дед не уроженцы этой деревни и вообще не из Сибири, а неизвестно откуда.
Рябов едва удержался, чтобы не повернуться к Свешникову, но спросил, всеми силами скрывая всплеск любопытства:
— Из Черноземья или с Украины?
Свешников пожал плечами:
— Никакой информации, никаких намеков. Мама очень удивилась, потому что была убеждена, что родилась и выросла в Сибири…
— А ее, получается, сюда уже привезли?
— Получается так, — согласился Свешников и продолжил оживленно: — Маму очень удивило, что, оказывается, все считали их семью какой-то необычной…
— Почему? — спросил Рябов.
А Кирилл продолжал голосом слегка удивленным, но не более:
— Приехали они туда, видимо, в конце шестидесятых, когда времена уже настали такие… спокойные… народ в церковь ходил без опаски. Правда, в этой деревне церкви не было, поэтому по воскресеньям собирались компаниями и отправлялись в соседнее село, где церковь кое-как восстановили. Правда, никакой… как бы сказать… дисциплины, указаний, что ли, не было. Можешь идти — идешь, не можешь — не идешь, и наша-то семья не ходила. Само по себе это бы еще ничего, да уезжали они регулярно куда-то. И уезжали по воскресеньям, утром, а возвращались к вечеру.
Свешников пожал плечами:
— Я маму спросил, так ли было, а она сказала, будто не помнит, хотя уже взрослая была, а не помнит…
— Бывает, — сказал Рябов.
Рассказ Свешникова удивлял его все больше — в первую очередь совпадениями с тем, что говорил Локетко в Питере. Если вся семья его родных систематически куда-то уходила или уезжала, а сегодня это скрывают, то вопросов становится все больше!
— Может, к знакомым ездили? — предположил он, стараясь казаться совершенно равнодушным.
Свешников посмотрел на него с легким сомнением:
— Да хоть к знакомым, а как бы забыла-то! Впрочем, не говорит — и не говорит, что поделаешь.
— Верно, — подхватил Рябов. — А дом ваш хорошо сохранился?
— Дом-то сохранился, да уже не нашим оказался, — усмехнулся Свешников. — Оказывается, мама его отдала каким-то знакомым…
— Просто так отдала? — спросил Рябов.
Скрывать заинтересованность ему становилось все труднее.
— Говорит, что после того, как они уехали в Москву, дом стал приходить в запустение, а тут какие-то знакомые решили из города уехать в село… Запутанная какая-то история, да мне-то разве важно? Я ведь на тот дом не претендовал никак, — ответил Свешников.
Но добавил после паузы:
— Хотя, с учетом всего происходящего, я бы там покопался… с интересом…
— Надеялись найти что-то? — уточнил Рябов, пытаясь скрыть возрастающий интерес легкой улыбкой.
— Не знаю, — признался Свешников. — Вы удивитесь, но я все лучше и лучше понимаю вашего учителя, который не спешил с теориями, а выискивал основания, доводы, создавал, так сказать, платформу для этой самой концепции.
— И появляются свои предположения? — спросил Рябов.
— Знаете, я сейчас пытаюсь понять, почему все эти семьи, истории которых стекались к бабушке, на тетрадях размещали треугольник…
— Треугольник? — перебил Рябов.
Ведь о треугольнике и Локетко говорил!
Свешников посмотрел удивленно:
— Кажется, я вам уже рассказывал… — Потом махнул рукой: — Ну да ладно. Важно, что истории существенно различаются, а треугольники у всех одинаковые.
— И что это может означать?
— Вариантов много, конечно, но наиболее вероятно, что какие-то свои знаки в форме треугольника были у каждого такого объединения…
Рябов удивленно переспросил:
— Объединения?
— Сейчас не могу подобрать другого слова, но суть ясна! — убежденно ответил Свешников. — Истории семей, которые я читал, описывали очень продолжительные периоды, и, как мне стало казаться, по какой-то причине потом оказались разделенными, разбросанными, а теперь стараются вновь собраться все вместе!
— Очень уж серьезная программа, — наигранно усмехнулся Рябов. — Вы думаете, профессор Доброхотов стал бы этим заниматься? Не мелковато для него?
— Для него, может быть, мелковато, как вы изволили выразиться, — обиделся Свешников, — а для меня весьма и весьма важно! — Он помолчал и, не удержавшись, сказал: — Не уверен, что Денис Матвеевич воспринял бы мою информацию так же, как вы.