– Как это все неожиданно! – вырвалось у дяди Джо. – Вы догадывались, что у него больное сердце? – спросил он, глядя на доктора.
– Нет, – коротко и четко ответил тот, отчего бледное лицо Хартли Бенсона вспыхнуло, хотя его скорбный взгляд не оторвался от двери, через которую только что вынесли тело отца. – Месяц назад мистер Бенсон был совершенно здоров. Я обследовал его перед тем, как он составил завещание. Тогда болезней сердца у него не было, могу поклясться.
Неподвижный взгляд Хартли Бенсона наконец оторвался от двери и медленно обратился к мрачному лику говорившего, а дядя Джо полными муки глазами обвел комнату, словно то ли боялся, то ли надеялся, что любимый племянник сейчас шагнет из какого-нибудь темного угла.
– Значит, отец обращался к вам, – неспешным, сдержанным тоном произнес Хартли Бенсон. – Разве это не говорит о том, что он чем-то болел?
– Возможно. Человек в угнетенном душевном состоянии часто находит у себя самые страшные недуги. Но он был вполне здоров. Ваш отец не был счастливым человеком, мистер Бенсон.
Произнесено это было значительным тоном, и я не удивился, заметив, как Хартли вздрогнул.
– Почему вы думаете… – начал он.
– Я ничего не думаю, – прервал его доктор. – Только… – Он с силой опустил руку на стол. – В стакане, из которого мистер Бенсон пил сегодня, была синильная кислота. Запах горького миндаля ни с чем не перепутаешь.
После этого заявления какое-то время царила наполненная ужасом тишина, потом у дяди Джо вырвалось: «Господи!» Хартли Бенсон, весь как натянутая струна, буравя лицо доктора глазами, коротко обронил:
– Яд?
– Я говорю это, – продолжил доктор, слишком сосредоточенный на своих мыслях, чтобы замечать растущий ужас дяди Джо или не менее очевидное выражение напряженного ожидания на лице Хартли, – потому что долгий опыт научил меня: не стоит пытаться скрыть самоубийство, поскольку это бесполезно. А еще я как коронер округа обязан предупредить вас, что будет проведено расследование, которое потребует определенных мер предосторожности с моей стороны. Придется опечатать его бумаги и так далее.
– Правильно, – одновременно слетело с губ брата и сына покойного, с которым после слова «самоубийство» произошла видимая перемена.
– Но я не могу представить… – взволнованным голосом начал первый.
– Чтобы мой отец совершил подобное, – закончил последний.
– Да, это не кажется вероятным, но он был глубоко несчастен, а горе даже самых стойких людей доводит до отчаяния.
Дядя Джо как-то странно посмотрел на племянника, но промолчал.
Доктор негромко продолжил:
– Я не знаю, что беспокоило вашего отца, но боюсь, что он действительно свел счеты с жизнью, если только не будет доказано, что кислота была принята по ошибке, что мне кажется маловероятным: запах графина явно говорит о том, что кислота была смешана с вином, которым, припоминаю, несколько дней назад я сам посоветовал ему запивать на ночь порошок от самого обычного расстройства. Меня удивляет одно: если он задумал покончить с собой, то зачем принял этот порошок? А то, что он его принял, не вызывает сомнений, поскольку на дне стакана еще остался осадок от него.
– Он его принял, потому что порошок уже был в стакане, – хмуро процедил Хартли. – Сестра насыпала его перед тем, как пошла наверх переодеваться. Думаю, она боялась, что он забудет принять лекарство. Отец был очень невнимателен к мелочам.
– Он не хотел отравить никого другого, – заметил доктор. – В графине не осталось ни капли, он выпил все.
– Прошу прощения, господа, вы говорите о самоубийстве?
Неожиданно раздавшийся за спиной голос заставил их вздрогнуть. Джонас, слуга, вошел из соседней комнаты и не замеченный никем, кроме меня, слушал последние слова так, словно его жизнь зависела от того, что они скажут.
– Если да, то у меня есть одно соображение, которое может помочь вам.
– Вы? Что вы хотите этим сказать? – воскликнул доктор, удивившись уверенному тону, которым говорил Джонас.
– Да что вы можете знать?! – промолвил Хартли, у которого появление старого отцовского слуги явно не вызвало восторга.
– Вам судить, господа. Могу только рассказать то, что сам видел не более десяти минут назад. Мистер Хартли, вы помните человека в желтом домино, который весь вечер сновал по комнатам?
– Господи боже!
Охваченный неудержимым волнением, дядя Джо схватил племянника за руку так, что лицо последнего снова окаменело.
– Да, – негромко ответил он. – Я видел этого человека.
– Так вот, господа, не знаю, что вы об этом думаете, но, прогуливаясь по балкону, я случайно заглянул в эту комнату и увидел человека в желтом домино. Он как раз склонился над столом и заглядывал в стакан с порошком, который мисс Кэрри оставила здесь для хозяина. Он держал стакан очень близко к лицу, но что он делал с ним или с графином, я не знаю, потому что до того испугался при виде этого призрака в комнате, которую хозяин запирал на день, что спустился с балкона и побежал в дом искать мистера Хартли. Но в комнатах вас не оказалось, сэр, мисс Кэрри тоже, а когда я снова добрался до этой комнаты, хозяин уже лежал на полу мертвый, а все испуганно стояли вокруг.
– Гм… – протянул доктор и посмотрел на дядю Джо, который безвольно повалился в кресло, придвинутое ему задумавшимся о чем-то своем племянником.
– Видите ли, господа, – снова заговорил Джонас, серьезно сдвинув брови, – мистер Бенсон по какой-то причине сегодня вообще не хотел выходить из своей комнаты и никого не впускал, не спросив предварительно, кто это, поэтому я и поразился, когда увидел в комнате того человека. К тому же….
Дойдя до этого места, слуга вдруг ахнул, замолчал и, метнув взгляд на Хартли, в сильнейшем возбуждении и замешательстве попятился. По-видимому, в голове преданного слуги родилось подозрение относительно того, кто мог скрываться под желтым домино.
– Что же? – воскликнул доктор. – Договаривайте, мы хотим услышать все.
– Я… Мне больше нечего сказать, – пробормотал старик.
Хартли Бенсон жестом отпустил растерянного слугу и повернулся так, будто хотел спрятать лицо за бумагами на столе.
– По-моему, человека в желтом домино следует найти, – сухо обронил доктор, переводя пристальный взгляд с Хартли на удаляющегося слугу. – Во всяком случае, было бы неплохо знать, кто это.
– Я не понимаю… – начал дядя Джо, но замолчал, когда увидел лицо Хартли. Похоже, ему было не менее моего интересно узнать, что этот непонятный человек скажет или сделает в столь непростую минуту.
Недолго мы пребывали в сомнении.
– Доктор, – начал Хартли медленным, неуверенным тоном, рассчитанным на то, чтобы произвести нужное впечатление, – к сожалению, мы уже знаем, кто носил желтое домино этим вечером. Мой брат Джо…
– Замолчи! – взмолился его дядя, схватив племянника за руку и бросив быстрый взгляд на доктора.
– Брат? – повторил последний. – Простите, я не… Ах да, припоминаю, я слышал разговоры о том, что у мистера Бенсона был еще один сын.
Лицо Хартли становилось все более и более серьезным.
– Брат был отослан, поэтому вы его здесь не видели. Но сегодня он надеялся – или заставил меня поверить, что надеялся! – примириться с отцом, поэтому мы с сестрой нашли ему домино, без которого он не попал бы сюда. Более того, это я показал ему тайную дверь в библиотеку, не подозревая, что встреча отца с сыном, пусть даже тайная, может закончиться чем-то плохим. Я… я любил брата и, каким бы ни было прошлое, доверял ему. Я и сейчас не могу поверить, что он мог иметь отношение к…
Тут голос этого неподражаемого артиста очень правдоподобно задрожал. Он опустился в кресло и закрыл руками лицо.
У доктора не было оснований не доверять Хартли Бенсону, поэтому он взирал на него с неподдельным участием.
– Примите мои глубочайшие соболезнования, – сказал он наконец. – Такая трагедия в безгранично уважаемой семье разбила бы и каменное сердце. Если ваш брат здесь…
– Доктор Трэвис, – ответил Хартли, сжимая руку врача со скупым мужским чувством, на суровом и сосредоточенном лице выглядевшим особенно впечатляюще, – вы были другом отца. Вы станете нашим другом? Как об этом ни страшно думать, отец, вне всякого сомнения, сам свел счеты с жизнью. Он страшился этого дня. Сегодня годовщина печального события. В этот день три года назад мой брат – мне придется раскрыть тайну, хранившуюся годами, – был пойман им на краже, и с тех пор каждый год именно в этот день он приходил в дом отца просить о прощении и возвращении ему благосклонности, потерянной после совершения преступления. До сих пор отцу удавалось спасаться от его назойливости – он или уезжал в это время, или велел слугам отвечать, что его нет, – но в этот раз, несмотря на уловку Кэрри с балом, он, похоже, решил, что дети сговорились против него, и мысль эта могла повлиять на него настолько, что он предпочел смерть встрече с сыном, который погубил жизнь отца и превратил его в затворника, которого вы видели.
И доктор угодил в эту устроенную с такой дьявольской хитростью ловушку.
– Возможно. Но если это так, почему ваш брат не здесь? Ведь прошло всего несколько минут между тем, как Джонас видел его склонившимся над столом со стаканом в руке, и тем, как вы с сестрой вошли в комнату и увидели падающего отца. Он должен был находиться здесь, когда ваш отец вышел из спальни, или даже в тот миг, когда он выпил этот роковой напиток. Почему он приложил столько усилий, чтобы сбежать, если им двигал только страх, вызванный самоубийством отца?
– Не знаю. Не могу сказать. Но я не верю, что он мог подлить яд в графин. Вор не обязательно превращается в отцеубийцу. Даже если бы он был на мели и нуждался в деньгах, которые отец по завещанию наверняка оставил ему, он бы дважды подумал, прежде чем превращать Кэрри и меня в своих врагов. Нет-нет, если отец умер от яда, это произошло по ошибке или по его собственному желанию, а не по умыслу Джо.
– Кто из присутствующих смеет обвинять