Он почувствовал, что еще немного – и свихнется, а потому набрал полную пригоршню воды, растерял половину, а остаток плеснул в горящую физиономию. Потом ударил-таки кулаком по макушке, вытер лицо подолом тоги и заставил себя выйти из уборной.
И тут же услыхал полный ужаса женский вопль!
Судя по тембру голоса, верещала госпожа Берцова. Сразу же к ней присоединился нестройный гул одинаково испуганных голосов, а вслед за тем послышались и визгливые выкрики самого Председателя дорожной комиссии, который повторял имя Манефы.
Тихон бросился в библиотеку и застал удивительную картину – индеец, пират, египтянин и прочие юные шуты, давясь и толкаясь, пыталась выскочить на балкон. Тихон схватил за плечо крайнего, кизляр-агу, и властно развернул к себе перекошенным лицом.
– Куда? Зачем? Что случилось?
– А? Чудо! – Фальшивый турок с нарисованными усиками вырвался и скакнул наружу.
– Манефа упала? – обожгло поэта.
Он встал в дверях и попытался понять, что тут происходит. К его истовому облегчению, вниз никто не таращился – напротив, все указывали пальцами в небеса и выкрикивали одно и тоже слово. И первым произнес его Берцов – «марсианцы»! Тихона пробил нервный смех, и он взглянул туда же, куда и все.
На фоне блеклой Луны, полуприкрытой быстрыми клочьями ночных облаков, удалялось что-то огромное, с вертушкой на голове!
– Стреляйте же! – взвизгнула госпожа Берцова. – Унесут же черти, унесут! Почему никто не стреляет?
Скоро снизу раздался сухой хлопок фузеи, вслед за которым среди лошадей и гостей началась подлинная паника. Судя по всему, большинство решило, будто на город напали башкиры или беглые крестьяне, и глупые выкрики вроде «марсианцы!» только укрепили их в этом мнении. Воздухолета к тому моменту уж и видно не было, все скрыла ночь. И никаких огоньков по его краям уже не светилось, как успел сообразить Тихон.
Дворянское Собрание наполнилось визгом и топотом. Лакеи, гости, повара и жандармы метались в поисках башкир или спасались от них за пределами здания. Кареты, дрожки, одноколки со стремительным перестуком копыт и колес, щелчками хлыстов растворялись на окрестных темных улицах.
Ухажеры Манефы также поспешили на лестницу, торопясь улизнуть с места происшествия. Многим повезло, вот только семейство Берцовых, Тихон и несчастный турок угодили под перекрестье взглядов сразу нескольких людей, поднявшихся в библиотеку. Возглавлял их сам заводчик Петр Дидимов.
– Я слышал, как тут кричали имя Манефы, – холодно сказал барон. – Где она? Нам пора уезжать, все равно карусель нарушили. То ли башкиры, то ли марсианцы… Где Манефа?
Все подавленно промолчали, отчего госпожа Дидимова, миниатюрная женщина в костюме голландской купчихи, охнула и закатила глаза – пришлось рядом стоящему лакею спешно подхватить ее и уложить на диван.
– Мамочка! – заскулил ее десятилетний сын.
– И тут вы, Балиор! – Усы Дидимова встопорщились, когда он распознал среди застывших перед ним гостей Тихона. – Что вы сделали с Манефой, куда спрятали? Где моя дочь?! – Последний вопрос прозвучал подобно раскату грома, отчего у всех присутствующих волосы поднялись дыбом.
Все в губернии знали, как заводчик боготворит Манефу, во всем потакает и прощает любые шалости, отчего всякий, кто хотя бы намеком обидит ее, подвергается ужасной опасности сгинуть в остроге или вовсе пропасть бесследно. Бывали, говорят, и такие случаи.
– Позвать сюда жандармов! – взревел Дидимов. Лакей с грохотом ссыпался по лестнице.
– Марсианцы, Петр Сергеич… – промямлил Берцов.
– Что? Повтори! Кто тут марсианец? Балиор, что ли?
Несчастный Председатель дорог заплетающимся от ужаса языком поведал, как услыхал вместе с прочими крик с балкона, где заперлась Манефа. Как он принялся биться в дверь плечом и наконец с помощью египтянина вышиб ее, едва не вместе со стеклом, и как успел увидеть во всей ужасной мощи воздухолет марсианцев с бледными огоньками по низу, что уносил прочь несчастную девушку.
– Это все он, он в своих писаниях накаркал! – взвизгнул под конец Берцов, уткнув палец в Тихона.
– Как она очутилась одна на балконе? – с холодной яростью осведомился Дидимов. Слушал он внимательно, даже напряженно, и весть о марсианцах явно потрясла его вне всякой меры. – Как, спрашиваю вас, мог воздухолет незамеченным подлететь и пленить Манефу? Если бы какие разбойники с дерева прыгнули, тати или башкиры! Но с воздуха! Вы сошли с ума, все сразу.
У многих отлегло от сердца – как ни странно, заводчик не набросился с тростью на всех и каждого, а взял себя в руки и стал уточнять детали.
Тут и жандарм с фузеей прибежал, который подтвердил – да, после криков с балкона и он заметил удаляющуюся по небу черную тень с огромным винтом, и даже выстрелил в нее. Попал ли, нет, то неведомо, разве марсианцам что от простой пули сделается? Вот кабы из пушки шмальнуть, то при удаче ядро могло бы и пробить обшивку воздухолета, коли она деревянная…
Подошел и комендант жандармской Управы полковник Буженинов, которого успели удержать перед самым отъездом – он почти умчался самолично преследовать убегающих в переулки башкир. Весть о марсианцах этот доблестный служака выслушал с откровенным недоверием.
– Вы сумасшедшие, – повторил Дидимов с круглыми глазами. – А ты, Берцов, я ведь просил тебя надолго ее одну не бросать! Ты же мне говорил, что Балиор полную чепуху написал и скоро будет опровержение. А оно вот как оказалось!
– Госпоже Манефе стало душно, – пролепетал почти черный Председатель дорожной комиссии. – Она вышла на балкон и закрылась, чтобы никто не помешал ей любоваться Луною.
– Одна?
– Со мной, – сказал Тихон.
Дидимов словно бешеный пес метнулся к поэту и уже занес руку, чтобы ударить его, но в последний миг сдержался. Тихон, впрочем, приготовился отразить наскок – он был на голову выше заводчика, хотя и не толще. Никакой вины за собой он не ощущал и не съежился, и Петр Дидимов, очевидно, почувствовал его горькое спокойствие.
– Она всем грозилась, что собирается потребовать от тебя чтения стишат. – Дидимов провел по глазам ладонью. – Так и было?
– Да, я прочитал короткие вирши и сразу удалился с балкона.
– Он застежку там обронил! – злорадно выкрикнул Берцов. – С хламиды своей!
Заводчик медленно поднял прищуренные глаза на Тихона, и тот поразился, какая страшная и тяжелая усмешка полыхнула в них.
– Да, я всего лишь обронил застежку от тоги, – спокойно кивнул Тихон, хотя его так и подмывало отступить и пригнуться. – Не сумел в листьях отыскать.
– Сейчас найдешь, – по слогам проговорил Дидимов. – Что она сказала перед тем, как ты ушел?
– Что желает побыть одна.
– Дамы и господа! – объявил полковник Буженинов, прервав «допрос». – Прошу выслушать меня. Налицо небывало дерзкое похищение дочери уважаемого подданного, кем бы оно ни было совершено. – Комендант приблизился к двери, ведущей на балкон, и подал знак капралу подойти. – Приготовьте побольше свечей для осмотра места преступления! Довольно разговоров. Пока мы с вами толчем воду в ступе, тати уносят девушку все дальше, а потому предлагаю всем немедля отправиться по домам и не мешать расследованию. Другое дело, останутся только господа Берцов и Балиор, как возможные свидетели умыкания.
– Я тоже, – заявил Дидимов. – Это все-таки моя дочь пропала, сударь.
– Нельзя, Петр Сергеич, – мягко возразил полковник. – Тут надо все тщательно осмотреть и выявить преступные следы. Позаботьтесь лучше о супруге и сыне! Им положительно нужно утешение и ваша поддержка. А способствовать возвращению дочери вы покамест никак не можете.
Дидимов нехотя кивнул и отошел к семье, где с раздраженным видом принялся утешать супругу. Держался он весьма сдержанно, будто не пережил только что самое трагическое происшествие, какое только может выпасть на долю отца. Тихону, да и все прочим, оставалось лишь подивиться его выдержке. Наперебой выражая сочувствие, гости и лакей сопроводили семейство заводчика вниз, а полковник Буженинов присел на корточки на пороге балкона и с помощью трех больших свечей, две из которых держали над его плечами поэт с Председателем дорожной комиссии, стал внимательно осматривать место преступления.
– Листва сдута на перил и с середины балкона! – сразу же заметил отличие Тихон.
– Крыльями, что ли?
– Воздухолет крутил лопастями над макушкою, – догадался Берцов.
Действительно, на открытых частях балкона палой листвы осталось совсем мало. Судя по всему, марсианцы возбудили своим летательным аппаратом такой сильный поток воздуха, что тот поднял ее ввысь и почти очистил балкон.
Буженинов аккуратно вышел наружу, прикрывая свечу от ветра.
– Как сие могло произойти? – задал он в пустоту вопрос и повернулся к Берцову. – Сударь, с какого момента вы наблюдали полет марсианцев? Сколько до них было саженей, по вашему мнению?
– Никак не меньше двадцати. Точнее не скажу, все-таки темно…
– Так… А вы, сударь, когда покидали место преступления, что-нибудь в небе видели? – спросил он у Тихона.
– Я смотрел только на Манефу.
– А звуки? Треск или гудение вертушки, например. Ведь не может такая большая штука крутиться бесшумно.
– На ступенях Собрания и рядом стоял приличный гам. За ним я мог вовсе не услышать даже заметного треска. Если бы дело происходило в почти совершенной тишине, вот как сейчас… Может быть, тогда…
«Все из-за меня! – мысленно бил себя по сусалам Тихон. – Кабы не я со своими стишатами, она бы и на балкон-то не пошла! Я во всем виноват, дурень». Все переживания нынешнего вечера так больно ударили по нему, что в голове осталась одна лишь высушенная логика.
– А вот и ваша застежка, Тихон Иванович, – сардонически хмыкнул Берцов и уже протянул к ней руку, как полковник схватил его за запястье.
– Не трогайте! Сначала я осмотрю предмет.
Пресловутая застежка лежала, как ни странно, на перилах, а вовсе не на полу.
– Было бы на что глядеть…
– Не может быть, – удивленно пробормотал поэт. – Я прекрасно помню, что она звякнула внизу, и отскочила совсем не на ограду. Она бы, наверное, тогда вовсе вниз улетела. Нет, я положительно помню звон со сто