нно они в лице Петра Дидимова, но без имен!
И далее в цветистых выражениях, с упоминанием якобы найденных его крестьянами «документов» вроде карт и схем Епанчина, граф Балиор расписал на трех страницах, будто пришлецы замыслили умыкнуть Предводителя губернского дворянства на праздновании именин супруги генерал-губернатора Хунукова. Тихон предположил, что с помощью знатного подданного Ее Величества марсианцы намерены изучить общественный быт России, дабы утвердить у себя такой же прогрессивный способ правления. Дескать, согласно планам сначала собирались выкрасть саму Императрицу, но сие слишком опасно и затруднительно, а потому решили забрать в Марсианию князя Санковича и там привлечь его к обустройству инопланетной жизни, а то и возвысить до ранга Императора.
– По-моему, я перегнул палку, – осадил себя Тихон и перечитал последний лист. – Бред ужасный.
Он тщательно изорвал неудавшуюся бумагу и возобновил писание с того места, где еще имелись «здравые» рассуждения. Раз уж похищена Манефа Дидимова, написал он, коя суть девица женского полу, то сам Бог велел пришлецам изучить также и мужчину, со всех сторон знатного и почтенного. А таковым, бесспорно, является достойный кандидат на пост градоначальника, что и подтверждается сообщениями крестьян. Дескать, марсианцы спросили у кузнеца Прокопа, где живет Санкович.
– Тьфу ты, чушь какая! – Тихон вскочил и принялся расхаживать из угла в угол. – Довольно на невинных людей валить… Должен спасти свою честь и защитить верного слугу Императрицы, так и спасай, ни на кого не ссылаясь.
И он решительно поведал бумаге, как марсианцы имели с ним мысленный разговор, в коем выказали намерение выкрасть князя Санковича, чтобы не только о женском теле понятие иметь, но и о мужском. А когда Тихон предложил им себя, то марсианцы ответили: «Ничтожный, ты слишком упитан и недостаточно знатен, чтобы служить нашим целям, и не претендуешь на владение судьбами губернии».
– Вот теперь молодец, – похвалил себя граф Балиор. – Почти не соврал!
Он решительно посыпал заметку песком и отправился на ужин. Умственные труды вкупе с телесными все-таки вымотали его.
Спалось ему тревожно, то и дело чудились кошевники, что в порыве злобы врываются во все окна и двери и учиняют подлинный погром с поджогом. Марфа также мучилась кошмарами и вскрикивала во сне, что не добавляло поэту душевного спокойствия. Словом, утром он пробудился с петухами, но при этом был сердит на врагов и рвался в город.
– Куда же снова-то, барин? – запричитала девушка в отчаянии. – А ну как тати пожалуют, что я делать буду?
– Потому и собираюсь в дорогу, чтобы с ними покончить, – осадил Тихон пугливую Марфу.
– Господи помилуй! Никак убийство задумали?
– Нет же, в Управу их сдам. Пусть в остроге посидят за учинение незаконного допроса и обыска, ясно тебе?
– А потом что с нами будет, когда их выпустят? – резонно спросила Марфа.
– Там и будем думать!
– Ох, барин…
За завтраком он ограничился пирогом с кашей и рыбою, а также свежепросольными огурчиками, а пить вино и вовсе не стал, чтобы сохранить бодрость. Кто знает, какие нынче возможны коллизии. Докладывать полковнику Буженинову о коварных злоумышленниках он пока не собирался, ибо в таком случае потребовалось бы поведать доблестному вояке обо всех перипетиях предыдущих дней. Уж этот бы не отвязался, пока все до последней детали не вызнал. Следовательно, такая крайняя метода обуздания врагов оставалась на самый распоследний случай.
После завтрака Тихон отправился во флигель, который всегда стоял закрытым – там издревле хранились никому не нужные вещи. Хлам разного свойства занимал большую часть комнатушки, даже стекла были почти закрыты и оттого запылились до невозможности. Пришлось привлечь к поискам Марфу, вручив ей свечу.
Лет десять назад, когда были живы батюшка с матушкой и старшая сестра Тихона, в этом флигеле устроен был последний домашний спектакль… Правая часть комнаты была сценой и возвышалась над полом на пол-аршина, там же и кулисы на задах располагались, пока отделяющее их полотно не упало в прошлом году.
Граф Балиор разворошил один из сундуков и вынул на свет театральный реквизит. Когда-то эти красочные тряпки постоянно применялись в живых картинах и спектаклях. Как ясно помнилось Тихону, последней была поставлена тут малая комедия «Оракул»…
Француз-учитель даже составил из крестьянских детей балет, в нем и Тихонова сестрица поучаствовала, пока жива была. Пастушьи платьица с матерью кроили, потом прыгали в них со смехом.
– Что это вы удумали, барин? Никак представление? Вот забавно!
– Глупости не говори… Где я приличных актеров наберу? Не до забав нынче.
Он выудил черный парик с длинными локонами и усы в комплекте к нему, а также гишпанскую шляпу с красные сапоги со шпорами. Костюм гидальго также сыскался, хотя и был невообразимо мятым.
– То, что надо, – удовлетворенно заметил Тихон. – Пойдем примерять.
В гостиной перед зеркалом он скинул халат и облачился в театральные одежды.
– Страсть-то какая, – высказалась девушка. – Ну чисто дон Кихот, только шпаги не хватает.
– Да, это перебор… Впрочем, дон был худ словно щепа, я же упитан не в меру.
Пожалуй, в таком виде он не только не затеряется среди мещан, а напротив, вызовет подлинный переполох и смущение нравов. Всяк прибежит, чтобы пощупать невиданного рыцаря и вопросить его о мельнице, а также о Санчо Пансе и осле.
– А так? – Поэт оставил только черный парик с бородою, прочее же отринул. – Похож на себя?
– Ну, ежели я судила бы по такому виду, – Марфа плотоядно уставилась Тихону ниже пояса, – то ни за что бы не перепутала.
– Ты на голову смотри, бестолковая! Я в одежде буду.
– Не похож, как есть аспид диавольский.
– Другое дело…
Пришлось выудить из шкапа более простую, а главное, русскую одежду – синий вестон и коричневые кюлоты с карманами, в один из которых поэт поместил сочиненную им пылкую заметку. Для утепления он надел поверх вестона меховой жакет, а потом уже рокелор и красные ботфорты.
– Вблизи, конечно, сразу поймут, что борода накладная, – озадаченно проговорил Тихон. – Хорошо хоть, волосья веревку прикрывают.
– Нипочем не узнать, – возразила Марфа одобрительно. – А почто вы, барин, в Управу так идти задумали? Что-то я в недоумении.
– Маскировка!
– А-а-а…
Девушка явно гордилась хозяином и готова была расточать похвалы день напролет, лишь бы не трудиться по дому. Но поэту некогда было терять на пустые разговоры время. Сейчас уже тати, без сомнения, обыскали лес возле избушки егеря, все поняли и готовят вторичный набег на имения друзей. Во что бы то ни стало их надо опередить и донести до властей сведения об угрозе похищения, а потом уже можно будет и разобраться, кто прав.
Ехать он решил верхом, чтобы по дрожкам узнать его было нельзя, а то за последние дни он уже слишком примелькался на почтовой заставе. Теперь поэту повсюду чудились подручные заводчика Дидимова. Что ему стоит завести осведомителей в каждом людном месте, особенно же сейчас, когда Маргаринов с Балиором грозят обрушить весь его замысел?
В общем, смотрелся поэт весьма экзотически. На ветру развевались черные волосы и рокелор, крупные руки стискивали поводья, а ноги в зеркальных сапогах пришпоривали круп статного вороного коня!
Секретаря типографии едва кондрашка не хватила, когда граф Балиор всей своей массою ввалился в приемную и зычно потребовал аудиенции у Матвея Степановича.
– Господин Толбукин, к вам посетитель, – пролепетал чиновник в приоткрытую дверь. – Как вас представить?
– Князь Шереметев, – браво сообщил поэт.
– М-м-м…
Пришлось отодвинуть юношу в сторону и затворить за собою дверь, да поплотнее.
– Что вам угодно, ваше сиятельство?
Полковник в отставке с ошарашенным видом выбрался из-за стола и выпучил на гостя глаза. Как видно, он впервые сталкивался с таким вопиющим казусом и не знал, чему верить – здравому ли смыслу или заявлению посетителя. А потому, как бывший военный, решил провести разведку вежливой беседою.
– Только не кричите, сударь, – тихо проговорил Тихон и приложил палец к губам. – Я к вам по тайному делу чрезвычайной важности. Никто не должен знать, что я в Епанчине.
– Что за шутки, граф? – проворчал Толбукин и с натянутой улыбкой вернулся за стол. – Из-за вас у меня седых волос прибавилось! Князь Шереметев, надо же! А гишпанским послом отчего не назвались? Думаете, этот мальчик поверил? – Он кивнул на дверь.
– Неважно, лишь бы меня не узнал.
Тихон извлек из кармана сочинение на трех листах и расправил его перед Матвеем Степановичем.
– Что это?
– Заметка в экстренный выпуск «Ведомостей», что же еще! Ведь вы же собираете для него матерьял? Вот, а я расстарался и приготовил важнейшее сообщение.
Толбукин настороженно придвинул к себе творение графа Балиора и углубился в чтение, посетитель же принялся в нетерпении расхаживать по кабинету. Он то трогал корешки книг, будто бы намереваясь снять их с полки, то высовывался из-за шторы к окну, то в тревоге оглядывался на хозяина кабинета – как-то он воспринимает выдумки поэта?
Бывший полковник пару раз крякнул и кинул на посетителя непонятный взгляд, однако вдумчиво дочитал новое произведение поэта и откинулся в кресле с крайне утомленным видом.
– Однако вы там в своей глуши совсем одичали, – произнес он.
– Что? Не понимаю вашего сарказма, сударь. Вы хотели марсианцев, так вот же они, на блюдечке!
– Я хотел опровержения, а не такой оголтелой фантазии. К чему вы это нагородили, граф? Не вижу смысла в вашей заметке, потому как не верю ни единому слову! И ради такой чуши вы нарядились кошевником и напугали сотрудников государевой типографии? Очнитесь, сударь! Chez vous l'esprit pour la raison est venu en raison de la versification![50]
– Вот, значит, как? – вскинулся Тихон. – Я даю вам слово дворянина, что Антиох Санкович будет похищен, ежели тому не воспрепятствовать.