ете, до ближайших сел было далеко, и я не собирался все бросать и сломя голову бежать в полицию с докладом о каких-то старых костях. Конечно, по возвращении говорил старосте или исправнику в участке, что нашел, мол, верстах в семи или десяти останки человечьи, скорее всего, жертва нападения зверя. Вот и все, а что уж они потом с этим делали – мне неведомо, господа.
Муромцев вышел из-за спины полицмейстера и спросил:
– А что рядом видел?
– Много чего видел, – ответил Кольбин, – следов животных много было, что после медведя на падаль приходили. И человеческие следы были, видно, такого же охотника, что тело нашел, да сбежал от греха подальше, испугавшись! У нас ведь сами знаете, если простой мужик к вам в лапы попадет, то если и уйдет живым, то без шкуры!
Доморощенный зоолог зло рассмеялся, хлопнув себя по колену рукой. Муромцев с Башировым переглянулись и улыбнулись. Заметив это, Кольбин вдруг замолчал и посерьезнел. Муромцев закурил, помахал в воздухе спичкой, туша ее, и продолжил допрос:
– Захария Аврамович, вы, я так понимаю, человек внимательный, раз энциклопедию составляете? Скажите, а загнутых стволов берез вы там не замечали поблизости?
– И вы туда же? – Кольбин презрительно усмехнулся. – Тоже верите в эти байки про оборотней? В наших лесах согнутых берез хватает, так что вполне они там могли быть. Вы позволите?
Кольбин встал, налил из графина воды в стакан и, выдохнув, залпом выпил. Потом поставил стакан на стол со словами:
– А я думал, водка в графине. Ну, хорошо, скажу вам вот еще что: один раз в пеньке старом три ножа видел. Кто их там оставил и для чего, я не знаю. Но в оборотней не верю, так как сам их не видел, а в науке такие мутации не описаны, а если есть какие сведения, то с зоологической точки зрения их изучать невозможно. Признаться, я одно время сам пытался выяснить, что же такое в лесу скрывается. Караулил в полнолуния, лет семь назад примерно.
– Ну-ну, и что же? – с интересом спросил Муромцев.
– А ничего, не видел никакого оборотня. Вот медведя встретил, пальнул я, значит, в воздух и спугнул его. А потом, в паре верст, наткнулся на тело девочки разодранной, а еще в версте – те самые ножи в пеньке. Вероятно, охотник точил эти ножи или еще чего. Но я вас уверяю, медведь был самый обычный, Ursus arctos. Так что я после и думать забыл про эти сказки об оборотнях.
– Ну, что же, – сказал с облегчением Баширов, – на этом, пожалуй, и закончим, Роман Мирославович?
Муромцев предпочел отмолчаться, он сидел за столом и записывал рассказ Кольбина. Полицмейстер с улыбкой повернулся к зоологу и сказал:
– Господин Кольбин, у меня есть еще одна небольшая просьба! Вы не составите для следствия, так сказать, список подозреваемых, которые, по-вашему, могли бы быть причастны к этим убийствам? Кто мог бы замаскировать их под нападение медведя? Согласитесь, ведь для того, чтобы сымитировать нападение медведя, надо хорошо знать, как он нападает, как бьет и куда! А это значит, что убийца знает повадки хищников. Вы нам поможете, Захария Аврамович?
Помещик пристально посмотрел сначала на полицмейстера, потом на Муромцева. Немного подумав, он ответил:
– Хорошо, я постараюсь. Но мне нужно покопаться в моих записях. – И снова потряс своим пухлым блокнотом, да так, что из него вылетело несколько закладок.
– Что ж, – развел руками Баширов, – будем вам за это весьма признательны!
Он выразительно посмотрел на Муромцева. Тот лишь вздохнул и снова промолчал. Баширов открыл дверь и указал Кольбину на выход со словами:
– Не смею вас более задерживать, Захария Аврамович! А за списочком мы к вам завтра человека пришлем!
После того как шаги зоолога стихли в коридоре, полицмейстер устало сел в кресло и сказал:
– Не говорите ничего, Роман Мирославович. Вы сами прекрасно знаете, что мы должны были его отпустить, ведь задерживать не за что.
– Знаю, – медленно сказал Роман, – но слежку бы я за ним установил. Не ровен час сбежит наш энциклопедист.
Глава 19
Выйдя из полицейского управления, Муромцев, отец Глеб и Барабанов направились в гостиницу, чтобы подвести некоторые итоги. Однако Нестор с отцом Глебом, чтобы начать обсуждение, не стали дожидаться возвращения в штаб, в который был оборудован номер их начальника: Барабанов, глубоко возмущенный словами Баширова, что убийца, скорее всего, был низкого происхождения, кричал на всю улицу, пугая сонных котов на заборах и редких прохожих:
– Этот ваш Баширов типичный продукт средневековья! Зашоренный раб предрассудков, который мыслит стереотипами! По его логике выходит, что дворянин не может быть преступником, словно все дворяне святые!
– Нестор, ты преувеличиваешь! – сказал Муромцев, – и прошу тебя, говори потише.
– Но послушайте, Роман Мирославович, – не унимался Нестор, – ведь все как раз наоборот! Портрет нашего преступника как раз попадает под описание человека благородного, из дворян! Кто как не они, будучи развращенными своей властью над простыми людьми, способны на чудовищные, болезненные проявления девиантного поведения в духе садизма и пыток?! Вспомните Салтычиху или маркиза де Сада!
Отец Глеб шел вслед за Барабановым и лишь качал головой.
– А что крестьяне? – продолжал Нестор. – Ну, да, могут по пьяному делу пару человек зарубить или из ревности! И каяться потом всю жизнь!
– Ну, не скажи, Нестор, – возразил отец Глеб, догоняя коллегу, – полно случаев жестоких убийств, в том числе и серийных, среди рабочих и мастеровых…
Нестор остановился и снова закричал на всю улицу:
– Да, я согласен, но не среди крестьян! Уж слишком близки они к земле-матушке! И если способны на убийство, то по случаю, разово, так сказать, а не в течение пятнадцати лет по полнолуниям!
– По-твоему, Нестор, у серийных убийств есть конкретные социальные предпосылки, которые отсутствуют в крестьянской среде? – спросил его отец Глеб с улыбкой. – Выходит, простой мужик с ума сойти не может? Или все эти сложности с обрядами, полнолуниями, стальными когтями для крестьян непостижимы?
– Нет, отец Глеб, вы меня не поняли. Я о том, что в нашем конкретном случае убийца, скорее всего, из дворян!
– А тут ты лукавишь, мой друг. Ты ведь только что сказал, что простой мужик на подобное преступление не способен! И обвиняешь людей высокого происхождения! Так кто тут увлекается предрассудками? Ты ведь уже все для себя решил и не хочешь от этого отступать!
– Да почему я должен отступать?! – Нестор снова сорвался на крик, и здесь Муромцев решил прервать их спор.
– Господа, довольно! – сказал он, остановившись. – Выводы делать преждевременно, хотя ваша дискуссия примечательна тем, что она является прекрасным примером рассуждений многих наших граждан.
Роман остановился возле газового фонаря, достал папиросу и закурил.
– Роман Мирославович, – сказал Нестор, немного успокоившись, – посудите сами, никак под профиль убийцы мужик не попадает! Они живут простой жизнью, выживают, я бы сказал! А наша доблестная полиция ведь и не подумает дворян допрашивать. Без нас они бы и этого Кольбина не стали вызывать! Хорошо, я могу допустить, что преступник может быть из простых охотников или тех же офеней, что маловероятно. Но в основе любого расследования лежит принцип объективности, вы сами меня так учили!
Муромцев улыбнулся, похлопал Нестора по плечу и ответил:
– Правильно, Нестор. Поэтому я скажу, что вы оба правы. И пока сыскной отдел будет шерстить коробейников с охотниками, я проверю твою версию.
– Каким же образом?
– Нанесу визит в местное дворянское собрание, куда я давно собирался заглянуть. Пообщаюсь с местными аристократами. Извините, вас я не приглашаю.
– А я бы и не пошел, – угрюмо ответил Нестор.
Отец Глеб рассмеялся и сказал:
– Пойдем, Нестор, продолжим наш спор за ужином.
Барабанов махнул рукой и пошел вслед за священником.
– Осталось дело за малым – найти смокинг, – сказал себе под нос Роман, догоняя коллег.
Смокинг Муромцев нашел у владельца гостиницы, отставного полковника Пронькина. Брюки пришлись впору, а вот пиджак оказался широк в плечах. Роман стоял перед зеркалом и непослушными пальцами завязывал галстук-бабочку. Затем он отошел на несколько шагов и посмотрел на свое отражение в мутном стекле, засиженном мухами.
– Сойдет, не на смотрины иду, – сказал он сам себе и вышел из номера.
Дворянское собрание располагалось недалеко, в старинном двухэтажном особняке в самом центре города. Здание окружала роща старинных вязов, среди которых на булыжной мостовой стояли несколько экипажей с сонными кучерами. Лошади шумно фыркали и поводили ушами, прислушиваясь к собачьему лаю неподалеку. Надвигались сумерки, и призрачным желтым светом горели окна, где мелькали силуэты гостей.
Подойдя к особняку, Роман пожалел, что отказался от цилиндра, который настойчиво пытался ему всучить Пронькин, – все мужчины были в цилиндрах. Во дворе он с удивлением заметил Рафикова. «Интересно, что ему тут понадобилось, – подумал Муромцев, – уж не за светскими беседами же он сюда притащился?» Оправив смокинг и прикрыв лицо рукой, он проскользнул в открытые двери, постаравшись, чтобы Рафиков его не заметил.
В зале, освещенном множеством свечей, было немноголюдно. В больших вазах стояли пышные букеты хризантем, терпкий аромат которых разливался по всему особняку, смешиваясь с табачным дымом. Роман обратил внимание, что на кушетках вдоль стен сидели молодые представители местного дворянства: девушки в окружении парней. Неподалеку расположились старые матроны, которые зорко следили за своими подопечными и пресекали любые вольности со стороны юношей. Муромцев усмехнулся и, решив, что здесь ему делать нечего, поднялся по широкой лестнице, застеленной зеленым затертым ковром, на второй этаж.
Заглянув в первый попавшийся зал, откуда доносились звуки музыки, он увидел небольшой скрипичный квартет. Музыканты сидели в гордом одиночестве и играли что-то из Шуберта, сочинения которого были очень популярны сейчас в столице. «Видимо, время танцев еще не пришло», – подумал Роман.