– Ладно, только без самодеятельности! В голову не бей!
– Как скажете, барин!
Тут Нестор поднял руку вверх и посмотрел на Муромцева. Все затихли.
– Что? – прошептал Роман.
– Вы слышите? – спросил Нестор. – Поет кто-то. Вроде голос детский. Там!
Нестор показал рукой в сторону просеки неподалеку. Приглядевшись, они увидели мелькающий силуэт среди деревьев, пение стало громче, и получилось разобрать слова: «Не видать тебе красна солнышка!» Все четверо двинулись в сторону просеки и вскоре увидели девчушку с коробом за плечами. Она не спеша шла по тропинке, держа в руке палку, и заунывно, громко пела. Увидев незнакомых мужчин, она остановилась и испуганно заморгала, выронив свой посох. Муромцев поднял руки и сказал:
– Не бойся, мы тебя не обидим! Пойди сюда, девица.
Девчушка, озираясь, медленно приблизилась. Роман опустился на одно колено и спросил:
– Ты откуда идешь? Как звать тебя?
– Глашей кличут, – ответила она, выпятив нижнюю губу, – а иду из деревни, что тут недалеко, соль дядькам-торговцам несу. Я им приношу, что в короб положат, а они мне еды дадут и деньгу еще!
И добавила:
– Сирота я, барин! Родители мои с голодухи да с тифа померли!
– А годков тебе сколько?
– Одиннадцать, люди сказывают!
Губы ее растянулись в улыбке, а со рта повисла слюна. Муромцев крякнул и смущенно поднялся.
– Недоразвитая она, что ли? – прошептал Барабанов, поправляя винтовку на плече.
Отец Глеб одернул его:
– Тише, Нестор.
– Эх, доля наша сиротская, – вдруг подал голос Тимофей, на глазах его навернулись слезы, – голодный край! Я ведь и сам из сирот!
Он порылся в кармане и дал девочке двугривенную монету. Глаша тут же сунула ее за щеку, поклонившись повару почти до земли, при этом короб чуть не придавил ее. Она с трудом разогнулась обратно, глядя на Тимофея веселыми глазами.
Роман огляделся и спросил ее:
– Глаша, а знает ли кто, что ты в лес пошла?
– Конечно, – закивала она, – торговцы и знают, я тут часто хожу.
Муромцев достал из сумки сухарь и протянул ей со словами:
– Ты притомилась, видно? Вот, держи сухарик. Видишь, вон там полянка виднеется? Дождик закончился, пойди туда, перекуси да отдохни.
– А вы, дяденьки? Пойдете со мной?
– Пойдем, только погодя. Ты ступай тихонечко, не бойся ничего.
Девочка пошла через чащу в сторону поляны, а Роман тут же спросил Тимофея:
– На этой поляне ты с ним в прошлый раз встречался?
– На этой, барин!
– Отлично, план меняется. Понаблюдаем за девчушкой, нам ее сам Бог послал.
– Скорее, наоборот, Роман Мирославович, – ответил отец Глеб.
– Возможно, – согласился Роман, – вон там кусты, спрячемся в них, оттуда вся поляна как на ладони.
Увязая по щиколотку в грязи, они добрались до зарослей дикой малины и затаились, а Роман, порывшись снова в сумке, достал бинокль и принялся осматривать окрестности. Глаша дошла до невысокого пня почти на краю поляны и сняла с плеч короб. Усевшись на пень, она принялась грызть сухарь и с набитым ртом снова затянула свою песню. Ветер, сорвав с головы девочки платок, развевал ее русые волосы. Нестор, отец Глеб и Тимофей не спускали с нее глаз, как вдруг Муромцев прошептал:
– Там, выше смотрите!
На краю поляны рос высокий дуб, на самом верху его кроны они смогли различить еле уловимое движение. Какая-то тень двигалась не в такт с листвой, которую медленно шевелил поднявшийся после дождя ветер. Где-то на дубе грозно и тревожно закаркал побеспокоенный ворон. Птица тяжело снялась с ветки и перелетела на другое дерево, блеснув черным оперением.
– Вот так он и выслеживает свои жертвы, – проговорил Роман, – высоко сижу, далеко гляжу.
Он передал бинокль Барабанову, и тот деловито осмотрел его, заметив:
– Ого, армейский от Карла Цейса! Отличный прибор. Ну-ка, поглядим на нашего оборотня. Господа, это же настоящий медведь! Да только лазает как обезьяна!
Тем временем мохнатое существо принялось осторожно двигаться по ветке, затем спустилось на соседнюю, как раз нависавшую над сидевшей на пне девочкой. Лица существа видно не было, а в руке что-то блестело. Через минуту оно оказалось прямо над девочкой, которая его, конечно, не замечала. Расправившись с сухарем, она ковыряла в зубах соломинкой.
– Он сейчас прыгнет, – вдруг прошептал Нестор. Голос его дрожал.
Муромцев вскинул винтовку и прицелился, тяжело дыша. Но отец Глеб взялся за ствол и опустил его со словами:
– Не надо, Роман Мирославович, хватит крови! Ее и без того было много пролито.
Он встал, вышел на поляну и крикнул:
– Стой, Андрей! Остановись! Все кончено!
Нестор, наблюдавший за оборотнем в бинокль, увидел, как тот вскинул руки, потерял равновесие и рухнул вниз с диким криком, приземлившись на спину в сажени от девочки. Та завизжала и бросилась наутек в сторону леса. Все тут же кинулись к оборотню, скользя на мокрой траве.
– Нестор, Глашу догони, – крикнул на бегу Муромцев.
Первым подоспел отец Глеб – он ударом ноги выбил из рук лежавшего в грязи существа инструмент, напоминавший короткую тяпку с лезвиями. Оружие, описав дугу, упало с хлюпающим звуком в лужу. Затем он жестом приказал Роману с Тимофеем остановиться и сел возле корчившегося и стонавшего от боли Беролака. Священник дрожащей рукой достал крест, протянув его со словами:
– Вернись к Господу! – и сорвал с головы человека грязную мешковину, служившую маской.
Их взорам предстало заросшее бородой лицо с обезумевшим взглядом. Черные спутанные волосы были все в колтунах и колючках репейника. Человек заревел, словно настоящий медведь, и принялся целовать крест, по щекам его ручьями потекли слезы. Он принялся бить себя в грудь грязными кулаками, что-то нечленораздельно мыча и мотая головой из стороны в сторону. Подошел Нестор, держа Глашу за руку. Девочка с ужасом смотрела на мохнатого плачущего человека. Отец Глеб обнял его за плечи, усадил. Муромцев ловко защелкнул на руках Беролака браслеты. Он встретился взглядом с Барабановым и указал на подошвы юфтевых сапог безумца.
Глава последняя
В пустом и пыльном коридоре, на деревянной лавке, стоявшей у стены, сидели «Ловцы черных душ». Некоторое время они хранили молчание, прислушиваясь к еле слышным голосам за дверью кабинета, где сейчас находился пойманный оборотень. Наконец Роман встал и обратился к отцу Глебу:
– Отец Глеб, хватит уже молчать, расскажите нам все. Как вы узнали о нем? Неужели молитвы помогли?
Отец Глеб тяжело вздохнул и, посмотрев сначала на Нестора, а потом на Муромцева, тихо ответил:
– Исключительно молитвы, Роман Мирославович. Точнее, молитвы привели меня к некоторым подсказкам. Видите ли, когда я обратился к игумену монастыря с просьбой указать мне заброшенную келью для уединенной молитвы, то он предложил мне поселиться в той самой пещерке в лесу, где лет тридцать назад жил старец Иона. И тогда же мне братья рассказали, что вместе с ним жил насельником местный паренек Андрюшка. Дурачком все его называли, видимо, у него была задержка умственного развития.
– Что же вы молчали, отец Глеб? – воскликнул Барабанов, вскакивая.
– Погоди, Нестор, – остановил его Роман. – Мы слушаем вас, отец Глеб.
– Так вот, – продолжил рассказ отец Глеб, – старец Иона его приютил, учил грамоте и Писанию святому. А еще, как преподобный Сергий, пытался приручить медведя из леса, подкармливая его. Но все закончилось плачевно: Андрюшка раздразнил зверя, старик пытался закрыть парня собой, но медведь ударил отца Иону лапой, тот заболел и вскоре скончался. Монахи его похоронили, парнишку отправили в его деревню, землянку забросили. Но Андрей туда вернулся и следующие три года жил там совершенно один, постепенно сходя с ума.
– Как вы это поняли? – спросил Роман.
– По надписям. Все стены были исписаны молитвами и крестами, которые он вырезал на бревенчатых срубах землянки. Также там были весьма схематичные изображения медведей и пчел со словом «бер». А еще, это самое интересное, были рисунки с изображением человека, который превращался в медведя. Я пришел к выводу, что зверь, убивший благодетеля и второго отца парня, в его голове стал замещать умершего Иону, став его новым отцом. И поэтому парень решил тоже стать медведем.
Тут послышались шаги, дверь кабинета распахнулась, и на пороге показался Рафиков. Вытерев платком пот с красного лица, он сказал:
– Господа, прошу вас.
Все трое вошли в кабинет. Пойманный беролак сидел на стуле, по рукам и ногам закованный в кандалы. В грязных руках его Нестор заметил старые деревянные четки. Увидев перед собой отца Глеба, он, всхлипнув, упал на колени и пополз к священнику. Рафиков хотел было вернуть его обратно на стул, но отец Глеб жестом остановил его и стал гладить арестованного по спутанным волосам. Беролак рыдал, вздрагивая всем телом, прильнув к ногам священника.
– Ну, ну, будет тебе, Андрюша, – успокаивал его отец Глеб, – все уже закончилось. Просто расскажи нам все, облегчи душу.
Тот поднял заплаканное грязное лицо и тонким голосом закричал:
– Расскажу, батюшка! Все расскажу, как есть!
Отец Глеб помог ему сесть на стул и поднес стакан. Андрей, все еще всхлипывая, принялся шумно пить воду, проливая ее на пол. Рафиков кивнул писарю, сидевшему в углу за столом с пером на изготовку. Арестованный, звякнув кандалами, смотря лишь на отца Глеба, начал:
– Вы, отче, ужо знаете, что я жил с батюшкой Ионой. Хорошо мы жили, что и говорить. Молились, псалмы пели, мед собирали, с мишками играли. Да вот только когда мы с Михал Потапычем расшалились, задел он батюшку Иону, тот и помре. Вот и стал я один, как перст. Братии сказал, что вернусь в деревню, да только кому я там нужен был? Я тогда и не умел ничего, какая польза от меня? Вот я и вернулся в нашу с отцом землянку. А мишка, тот, которого батюшка кормил и который его и задел случайно, Михал Потапыч-то, так и приходил. Решил я тогда, что он усыновить меня решил, заместо отца Ионы, стало быть. Мол, неудобно стало, что батюшки меня лишил, тугоумного, вот и решил сам батюшкой сделаться, должно быть. Я начал одеваться в шкуру, как медведь, лицо завесил, чтобы его не смущать, ходить стал по-косолапому. Очень у меня это ловко получалось! Вот он и научил меня в лесу дикой жизнью жить, звериной: мед собирать, по деревьям лазать да от охотников прятаться! Кормил его тем, что в лесу найду. Он потом у меня и с рук ел. Стал он мне за батюшку, полюбил я его очень. Он тоже одинокий был, видать, охотники детишек-медвежат его убили, и мишка меня за сына принял!