– Отстаньте от неё, – отрезал Андрей, – средство проверенное. Сева на нём весь свой контингент держит, и даже двери в загон не запирает. Идеальная кормежка – клиенты не бузят, не гадят, сидят тихо, даже почти не стареют, потому что метаболизм снижен.
– Не люблю работорговцев, – поморщился Кройчи.
– Они вас, грёмлёнг, тоже не любят, – засмеялся Пётр, – жрёте много, работники никакие и выпивку прятать приходится. Хреновый товар!
Время для Криспи шло неощутимо, и выходить на дорожку, глядя вдаль, стало даже не привычкой, а каким-то рефлексом, смысл которого почти утерян. Зелёный автомобиль не ехал и уже начал понемногу забываться.
– Так и пялится, гляди-ка, – сказал Кройчи, – каждый день таскается на дорогу смотреть.
– «Что-то миленький не едет, и дорожка не пылит», – процитировал Пётр, – надо же, мозгов меньше, чем у курицы, а туда же, чувства. Бабы, что с них возьмёшь.
– Эй, бестолковая! – грёмлёнг подошел и сильно дернул девушку за локоть. – Чего смотришь?
После происшествия на кухне он проникся к Криспи странной неприязнью и часто зло толкал её, проходя мимо, или норовил больно, с вывертом, ущипнуть за мягкое. Тиранил по мелочи, когда никто не видит. Криспи от случая к случаю успевала об этом забыть, но начала инстинктивно отстраняться при его приближении.
– Не приедет он! Поняла, ты, тупенда? Не-при-е-дет! Никогда. Вали, давай, отсюда, раздражаешь!
У Криспи внезапно как будто что-то оборвалось внутри. Какая-то ниточка, не дававшая ей окончательно утонуть в толще серого геля. Она запрокинула нечесаную голову, некрасиво и широко раскрыла рот и истошно, горестно на одной ноте заголосила:
– А-а-а-а-а!
В этом крике не было ничего осмысленного, никакого протеста или осознания – это была животная боль существа, которое само не понимает, почему ему так плохо.
– Вот же ты мудак, Кройчек! – укоризненно сказал Пётр.
– Ой, подумаешь! – отмахнулся тот. – Тоже мне цаца!
Криспи кричала и кричала, не останавливаясь и не замолкая, пока Пётр не сходил за серой тубой и не запихал ей в рот полную порцию геля. Девушка замолчала, подавившись, а прокашлявшись и проглотив гель, молча ушла в дом. С тех пор она больше не выходила на дорожку, потому что не помнила, зачем, куда и кто выходил. Лицо внутренней Криспи окончательно потерялось на дне серо-зелёной жижи, и даже смутного силуэта было не разглядеть.
– Шеф, ну где моя «Нива»? – нудел Кройчи. – И когда мы уже свалим отсюда? Чего мы высиживаем в этом срезе? Тут адски скучно, а без машины я даже к Севе сгонять не могу.
– Ты же не любишь работорговцев, – напомнил Пётр.
– Когда у них единственный во всём срезе бар с борделем, я готов сдержать свои чувства.
– На днях заберу «Ниву», – отмахнулся бородач, – не надо было на ней в овраг прыгать, не сломал бы лонжерон, каскадёр хулев. Отогнал твоим соплеменникам, обещали сделать быстро.
– Ой, я вас умоляю! «Соплеменники»… Это совсем другой клан, мы вообще не родственники.
– А как по мне, все вы на одно лицо. Хотя я тоже не понимаю, что мы тут делаем. Я даже не понимаю, что мы вообще делаем, шеф.
– Вижу, что не понимаешь, – внезапно снизошел до объяснений Андрей, – ты заметил, что я рейдерам рекурсор без ковчега отдал?
– Еще бы не заметить – это же из «Патра» ящик был. Вожу теперь ключи кучкой в пакете.
– Так вот – мы ждём.
– Чего?
– Ковчег экранировал рекурсор, без него он фонит на весь Мультиверсум. И кто бы ни был заказчик, мы скоро о нём узнаем.
– Как?
– Просто пойдём на шум. Поверь, шума будет много.
Глава 32. Зелёный
Когда в ворота гаража, запертые изнутри на толстый, продетый в ушки болт, заколотили кулаками, я был, мягко говоря, недоволен. Я матерился в поисках фонарика, который куда-то закатился, я матерился, когда обувался – идти босиком после работ по железу смерти подобно, я матерился, когда, шатаясь спросонья, пробирался вдоль стены, переступая через детали нивской подвески…
– Открой, это я! – заорал снаружи Йози. – Скорее!
– Йози! Третий час ночи! – я успел посмотреть на часы и был готов встретить его монтировкой в лоб.
– Открывай!
– Да сейчас, сейчас… – я, наконец, добрался до ворот, включил освещение и вытащил болт из проушины. За воротами тарахтел на холостых УАЗ.
Посмотрев на ввалившегося в гараж Йози, моментально проснулся – он был бледный, взмокший, с выпученными глазами. Его трясло так, что непонятно, как он вообще доехал.
– Возьми это! – он сунул мне в руки оранжевый пластиковый тулбокс. – Возьми и спрячь… Спрячь… В подвал… У тебя есть сейф?
– Йози, ты с дуба рухнул? Какой, нахрен, сейф, что мне в нём хранить? Носки?
– Нет, нет… Холодильник? – Йози натурально колотило. – Нет… Найдёт… Железо! Надо больше железа! Какой-нибудь железный ящик есть?
– Йози, да успокойся ты! Говори толком! Железа полно, сам знаешь, но в чём дело-то?
Йози несколько раз глубоко вдохнул, выдохнул и взял себя в руки.
– В этом! – он показал на коробку у меня в руках. – Это нужно спрятать, чтобы не нашли. У нас нашли, это кошмар…
– А теперь найдут у меня? И будет кошмар? Не, ну спасибо, конечно, ты настоящий друг…
– Послушай, – Йози схватил меня за рукав, – может, если закрыть в железный ящик, их не засекут. Ты бы видел, ЧТО за ними приходит!
Йози опять начала бить крупная дрожь и на лбу выступил пот.
– Я понимаю, что это опасно, но мне не к кому больше обратиться. Там женщины и дети!
– Так отдали бы, – я пожал плечами, – я не женщина, но тоже, в принципе, жить хочу.
– Нельзя, поверь мне, будет только хуже!
– Да что там – атомная бомба?
– Почти.
Мне надоела истерика, и я просто открыл тулбокс, отстегнув две хилые пластиковые защёлки. Внутри он был разделён на два отделения. В одном лежала примитивно исполненная фигурка, отлитая из какого-то тёмного металла с жирным графитным блеском. В другом – такая же, но белая, как будто фарфоровая. Основания обеих статуэток были цилиндрические и имели выступы и выемки, по которым можно было предположить, что они соединяются в одну.
– Это что за эфиопское народное творчество? – поразился я.
– Спрячь быстрее! – на Йози было стыдно и жалко смотреть, никогда не видел, чтобы кто-то так пугался. – Оно придёт сюда!
Я вытряхнул фигурки. Они были на ощупь неприятно скользкие, как будто в масле, но не оставляли на руках никаких следов. При этом они странным образом не имели температуры – были ни тёплыми, ни холодными, вообще никакими. Как кусок твёрдого ничего. Передёрнувшись от этого ощущения, завернул их в кусок ветоши.
– Только не соединяй их! – вскинулся Йози, но я, в общем, и не собирался.
Тулбокс, выйдя на улицу, закинул на крышу соседнего гаража, где уже не первый год догнивал кузов старого «москвича». Заодно заглушил продолжавший молотить на холостых УАЗик. Вернулся в гараж, закрыл дверь на болт и выдернул из-за верстака старый бензобак. Вскрыл его болгаркой в два быстрых реза, отогнул кусок, засунул внутрь статуэтки и тут же, загнув отрезанное обратно, прихватил шов сваркой. Йози, поняв мой замысел, открыл крышку подвала и, спустившись вниз, раскидал сваленное там железо и кинулся копать слежавшийся песок пола. Опустили заваренный бензобак, кинули его в яму, завалили песком и в четыре руки закидали железом сверху. Никакой радар не возьмёт.
Йози ещё и на крышку подвала навалил деталей «нивской» подвески зачем-то. Ну да фиг с ним, если ему так спокойнее.
– Давай свет выключим! – сказал он шёпотом.
Ага, после того, как мы тут в три часа ночи болгаркой пилили, самое время перейти на шёпот. Конспиратор нашелся. Но что не сделаешь для хорошего человека – выключил свет, зажёг фонарик, вернулся.
– Йози, – говорю, – всё, закопали, успокойся. Ни одна падла не найдёт. Ложись, что ли, спать уже. Вон, в Ниве разложи сидушку и спи. Там, конечно, неудобно, но устроишься как-нибудь. Или ты всю ночь собираешься в углу истуканом стоять?
Йози посопел-посопел да и полез в Ниву. Успокоился, видать. Долго ворочался, устраивался там, потом угомонился и уснул, а мне, как назло, не спалось уже. Ничего себе учебную тревогу устроили, усни теперь. Поэтому, когда в ночной тишине раздались шаги, я услышал их сразу. Статуя командора удавилась бы от зависти к такой зловещей поступи. Это было реально страшно. Я понял, отчего Йози такой напуганный примчался. Эта штука приближалась, как Шагающий Пиздец.
У проснувшегося Йози глаза были, как у персонажа манги. Я сел, тихо обулся, и подтянул поближе кувалду. Стало немного спокойнее, но не очень. Шаги остановились у соседнего гаража, потом раз – и кто-то тяжёлый одним мягким прыжком запрыгнул на крышу. Плиты заскрипели, из стыка посыпался песок. А ведь это на соседнем гараже, не на моём даже! Оно что, тонну весит?
На крыше заскрежетал и застонал раздираемый металл, потом – бумц! – спрыгнуло вниз. Как будто копёр в землю шарахнул. Заскрипели ворота – кому-то очень запонадобилось в соседний гараж войти. Он пустует, и я его арендую за символические деньги у соседа, дедушки-пенсионера, ставлю туда УАЗик, если клиентская машина на яме. А его старый москвич как раз и лежит наверху в виде кузова. Ну, то есть, судя по звуку, лежал. Ворота заскрежетали сильнее, – хрясь! – открылись. Там что-то завозилось и задвигалось, а ведь между боксами стенка – полкирпича. Даже я её, наверное, сломаю. За стеной продолжало шуметь, скрежетать и рушиться. Как я буду с соседом объясняться? Хотя ладно, пусть это будет самой большой моей проблемой на ближайшее будущее… Мы с Йози сидели в подсвеченной зелеными часами темноте, смотрели друг на друга, а за стеной бушевала какая-то неведомая хрень. Ничего себе ночка выдалась, да? Будет что вспомнить на пенсии. Если, конечно, мироздание предоставит мне шанс до неё дожить.
Чёртов терминатор удалился так же, как пришёл, а с нами так ничего и не случилось. Мы ещё некоторое время лупали глазами в тишине и темноте, но потом я не выдержал: