То ли дедушка, то ли виденье
– Ну-с, – я присел за стол. – Кто первый?
– Я, – Марина углубилась в записи. – Значит, так: Самодуров Г.К., тысяча девятьсот сорок восьмого года рождения, потомственный москвич, образование семь классов.
– В самый раз для референта по вопросам экономики, – заметил Витя.
– Дальнейшее образование, – продолжила Марина, – получал в закрытых от общества заведениях. В шестьдесят восьмом, семьдесят шестом и восемьдесят четвертом осуждался по статье сто сорок седьмой Уголовного кодекса РСФСР. То есть за мошенничество. Каждый раз освобождался по УДО. В специфических кругах известен как Гера Клещ. С воровским миром связей никогда не поддерживал. Типичный «один на льдине».
– А что делал этот достойный человек в промежутках между отсидками? – мне стало любопытно.
– Трудился в народном хозяйстве в качестве приемщика стеклотары, грузчика и водителя-экспедитора. В девяносто четвертом году резко повысил собственный статус, перейдя на должность помощника депутата Госдумы.
– Надолго?
– До девяносто девятого года. После этого занимался исключительно коммерцией в некоммерческих организациях. Каждый раз ухитрялся покидать их до того, как теми начинали интересоваться правоохранительные органы.
– Достойно, – заметил Чернов.
– В две тысячи шестом устроился референтом к господину Кравцу. Уволился по собственному желанию за три месяца до того, как у того начались проблемы с законом. На этом история о его трудовом пути обрывается.
– Окружение?
– Практически отсутствует. Крайне нелюдимый господин этот наш Самодуров.
– Родня?
– Отец с матерью покинули этот мир в середине восьмидесятых. Жена развелась с ним в восемьдесят втором, а в девяностом съехала на ПМЖ в Штаты. Тетка умерла в девяносто четвертом. Сестра, Самодурова А.К., – Марина сделала театральную паузу, – в браке Кравец, скончалась в две тысячи втором.
– Получается, дядя трудился у племянника?
– Точно, – она кивнула. – Именно так и получается.
– Что-нибудь еще?
– Не знаю, насколько это важно: в восемьдесят девятом году этот Самодуров мог опять оказаться за решеткой. Гостил в подмосковной деревне у тетки. Кто-то из местных перебрал самогона и решил поучить городского пижона жизни. В результате прилично огреб сам, а жена побежала к участковому.
– И как?
– Да никак. Потерпевший заявления не подавал. Самодурова подержали пару суток в КПЗ и отпустили с миром.
– Повезло, – заметил я.
– Откупился, – не согласилась Марина.
– А какая разница? – подвел итог дискуссии Чернов.
– Это все?
– Почти. Загранпаспорта в настоящее время не имеет. А по внутригосударственному дедушка в последние два года никуда не выезжал.
– И это все о нем?
– Теперь да.
– Благодарю, – я повернулся к Вите. – Твоя очередь.
– Шульман Ефим Михайлович, – сообщил тот. – Фантом.
– В смысле?
– Такое впечатление, что этот господин появился на свет в возрасте шестидесяти пяти лет. И тут же устроился консультантом на договоре у честнейшего парня Карбаинова. А совсем недавно пропал. Паспорт у него – левее левого, я проверил. Данные о прописке – полнейшая лажа. И это все о нем.
– Не понимаю, – Марина нахмурилась. – Зачем принимать на работу того, кого не существует? Какой смысл?
– Встретимся, – я принялся давить на кнопки клавиатура ноутбука, – тогда и спросим.
– Кого? – Марина посмотрела с удивлением. – Шульмана? Его же не существует.
– Спросим, конечно же, Самодурова, – пояснил я. – А он, может быть, расскажет нам о Шульмане.
– Уверен?
– В общем-то да, – признался я. – Есть такая надежда.
– Ты что, его нашел?
– Не я, а ты. Как называлась та деревня, где он кого-то бил или его били?
– Петрыкино, а что?
На экране ноутбука высветилась карта Московской области.
«Петрыкино» забил в поисковик я. И очень удивился, узнав, что такой деревни в области нет и никогда не было. Зато есть или было село с таким же точно названием.
– Слушайте приказ по гарнизону, – бодро заявил я. – Водки сегодня не пить, по дискотекам не шляться. Отбой в двадцать два ноль-ноль, можно раньше. Подъем ровно в пять. Едем в гости.
– Куда? – спросил хором гарнизон.
– За город. На внедорожнике. Иначе нам туда, боюсь, не добраться.
Глава восемнадцатаяСкажи-ка, дядя…
Сначала закончился асфальт, потом дорога. И началась собственно Россия. Та, что, судя по бодрым рапортам с мест, постоянно встает с колен. И один бог знает, когда поднимется.
Последние несколько километров мы прошли пешком. Поднялись на пригорок. Я остановился у покосившегося столба с проржавевшей насквозь табличкой, на которой с трудом можно было прочесть: «с. Петрыкино». Достал бинокль и принялся обозревать окрестности.
Когда-то здесь было село, где жили люди. Появлялись на свет, учились, трудились. Играли свадьбы, провожали в армию и в последний путь. Жили, в общем. А потом все это кому-то помешало. В результате остались только пустые избы, разрушенное, как после бомбежки, двухэтажное здание сельского клуба, церквушка с дырявым куполом без креста да ржавый трактор в засохшей луже как памятник демократии и прогрессу. И ни одной живой души. Почти.
– Вон он, – зоркая Марина заметила его раньше меня.
– Пошли, – я двинулся, не скрываясь, вперед. Марина с Витей – несколько в другом направлении.
Воспитанные люди перед тем, как войти во двор, деликатно стучат или пользуются звонком. Я такой возможности ввиду отсутствия калитки был лишен. Поэтому просто вошел.
Профессия каждого человека рано или поздно откладывает отпечаток на его внешность. Но не в этом случае. Вольготно расположившийся в кресле во дворе дома персонаж меньше всего походил на человека с семью классами образования и тремя ходками к хозяину. Если бы меня спросили, кто, по моему мнению, этот человек в махровом купальном халате поверх спортивного костюма, я бы с уверенностью предположил, что это может быть университетский профессор или известный писатель. А, может, актер больших и малых академических театров.
Роскошная седая шевелюра. Гладко выбритое классической лепки лицо. Умные, совершенно не выцветшие с возрастом, с легким прищуром глаза. Прямая спина, широкие, совершенно не обвисшие плечи. Напрасно Марина назвала его дедушкой.
Еще такого можно было представить чрезвычайным и полномочным послом, представителем старой дипломатической школы. И совершенно невозможно – кем-нибудь из депутатов отечественного парламента: певцом, танцором, спортсменом или капитаном бизнеса со снятыми судимостями за грехи молодости.
– Доброе утро, – проговорил я, приблизившись.
– Хотелось бы, – с ледяным спокойствием отозвался он.
И мраморный дог у его ног тоже был на удивление спокоен. Не лаял, даже не рычал. Просто зевнул разок, продемонстрировав зубы, которыми при желании можно было перекусить рельс.
– Спокойно, Фауст, – Самодуров положил ладонь псу на лоб. – Товарищ пришел не один, но хулиганить вроде не собирается. – Бросил на меня взгляд: – Я не ошибаюсь?
– Вы абсолютно правы, – заявил я. – Можно присесть?
– Конечно, – снял со спиртовки турку и наполнил чашку. – Кофе не желаете?
– С удовольствием.
– Тогда пусть кто-нибудь из ваших людей принесет из дома чашку.
– А тот, кто в доме, не сможет этого сделать? – невинно поинтересовался я.
– Один – один, – Самодуров обнажил в улыбке белые и ровные зубы. На первый взгляд – собственные.
Марина принесла чашку и отошла в сторонку. А он пересыпал порошок из кофемолки в бронзовую турку, долил воды из кувшина и поставил на огонь.
– Пришли по мою душу? – вполне светски спросил он. И я не услышал в его голосе ни малейшего намека на липкий страх или хотя бы волнение. С нервами у мужчины все явно было в полном порядке.
– Упаси господи, – я осторожно присел в жесткое пластиковое кресло рядом с псом. – Просто поговорить.
– Разыскиваете моего племянничка?
– Именно.
– И вы не из полиции.
– Точно.
– Если бы я знал, где он, то сдал бы с легким сердцем. – пояснил: – Паршивец кинул меня на деньги, так что обязательств перед ним у меня нет. Так что… – снял турку с огня и налил мне кофе.
– Грустно, – я отхлебнул из чашки. Достопочтенный господин Самодуров явно знал в этом толк. Получилось много лучше, чем у меня.
– Поясните.
– Я действительно разыскиваю вашего родственника и ни на секунду не сомневаюсь, что вы действительно не знаете, куда он делся.
– Так чем же я могу вам помочь? – приподнял бровь он. – Разве только рассказать о нем.
– Вы совершенно правы – с умным человеком говорить всегда легко и приятно.
– Спрашивайте, – он устроился поудобнее в кресле. Поднял руку и помахал ей влево-вправо.
Видимо, приказал расслабиться и перестать держать меня на мушке тому или тем, кто следил за нами из дома.
Глава девятнадцатаяЭтюд в неприглядных тонах
– Для начала несколько слов о вашей совместной работе.
– Обычный бизнес по-русски, – он пожал плечами. – Я договаривался с заказчиками, находил толковых субподрядчиков. Принимал откаты и, сами понимаете, отправлял большую часть денег наверх. Тем, от кого все зависело.
– А чем тогда занимался ваш племянник?
– Исключительно производством, – Самодуров усмехнулся. – Старательно производил впечатление скромного, недалекого, знающего свое место парня. Делавшего по команде умное лицо и не совавшего нос туда, куда не следует. Халдей при буфете, можно сказать, – дядя не щадил родственничка. – Или кукла на веревочках.
– И как, срабатывало?
– Еще как, – он кивнул. – Трудились помаленьку, особо не зарывались. На жизнь хватало.
– С миру по нитке – бродяге на пальтишко?
– Как-то так, – согласился он. – А потом…
– Что?
– Где-то больше десяти лет назад хапнули много, – поспешил уточнить, – с полного одобрения старших. Большая часть навара тут же к ним и ушла. Я залег на дно. А этот дурачок попался.