– Надеюсь, уже объявлен в федеральный розыск? – не унимался решивший порулить процессом чекист.
– Будет объявлен в самое ближайшее время. Никуда не денется, голубчик.
– Поторопитесь, – потребовал прямой потомок железного Феликса.
– Мы свое дело знаем, – надулся его же дальний родственник[5].– Сказал же, никуда не денется.
– Во сколько этот Браславский обычно выезжает на работу? – поинтересовался Саня.
– В девять сорок пять как по расписанию, – отозвался охранник. – А что?
– Хотелось бы глянуть вчерашнюю запись. Это возможно?
– Легко, – служивый пожал плечами. – Любуйтесь.
На экране появилась картинка: пухлый персонаж в костюме, кепке-бейсболке и с рюкзачком за спиной приближается к посту охраны, приветствует кивком головы человека у шлагбаума…
– Стоп! – скомандовал Саня. Картинка на экране замерла. – Можно увеличить?
– Конечно.
– Спасибо, а теперь давайте посмотрим его же вчерашнее возвращение вечером. Остановите картинку на въезде и снова увеличьте.
– Хозяин – барин, – пожал плечами охранник.
Через минуту на экране застыли две картинки: Брославский оттуда и туда. Костюмчик, кеды, кепочка. И пузико как астраханский арбузик.
– Не надоело еще? – спросил раздраженно полковник ФСБ.
– Только что надоело, – ответил Котов. – Пойдем Макс.
– Что это было? – удивился полковник полиции в красивом мундире.
– Полная херня, – вздохнул Никита и двинулся за нами.
Догнал нас у выхода из дома.
– Что скажешь, Саня?
– Скажу, – задумчиво молвил Котов. – Что у вас точно, к гадалке не ходи, нарисовался конкретный глухарь.
– Там, где я работал раньше, это называлось сухарем, – сообщил Никита и от души выматерился.
– Нельзя принимать все близко к сердцу, – наставительно произнес Котов.
– А без премии пятый месяц можно? – возопил в ответ сыщик. И опять выразился не по Далю.
– Держись, дружище, – Саня потрепал его по плечу. – А сейчас поди обрадуй начальство и господ из ФСБ. Они-то здесь с какой радости?
– Покойный, как я понял, был у них в разработке, – пояснил Никита. – А этот тип – ваш клиент?
– Ох, наш, – вздохнул Котов. – Тот еще умелец.
– Тогда и тебе искренние соболезнования.
Пожал нам руки и пошел назад в аппаратную. Объяснять присутствовавшим там, что не все так просто. Дело в том, что человек, заехавший вчера вечером в жилой комплекс и вскоре его покинувший, внешне несколько походил на господина Брославского из девяносто первой квартиры. Но ни в коем случае им не был. Хотя бы только потому, что его лежавшие на руле самоката лапы по ширине как минимум в полтора раза превосходили холеные верхние конечности того бедолаги. Судьба которого, кстати, в свете всего здесь произошедшего представлялась достаточно грустной.
Мы выехали с территории.
– Твою же ж мать, – с чувством молвил я.
– Присоединяюсь к словам предыдущего оратора, – Саня удачно разминулся с летящим как на пожар микроавтобусом и включил поворотник.
– А лихо этот Торопов работает, – заметил я.
– Кто бы спорил, – согласился Котов. – Тот еще умелец.
– Что теперь?
– Будем думать.
– Что теперь? – нервно спросил высокий худощавый мужчина лет тридцати.
Коротко стриженая платиновая блондинка сочла, видимо, вопрос риторическим, поэтому отвечать не стала.
– Ну? – никак не мог угомониться тот. Подошел к окну, достал сигареты, но, поймав взгляд блондинки, вернул табачок в карман – А давай плотно сядем на хвост второй цели. Дождемся, когда киллер его грохнет, и тут же решим вопрос с ним. И…
– Заткнись, ты это умеешь, – поморщилась дама.
– Что?
– Просто заткнись.
– Не, а делать-то что будем? – все не мог уняться тот.
– Думать будем. Для начала.
Глава сорок перваяСкромное обаяние аристократии
Любят наши патриции ставить нас плебеев по поводу и без на место, просто спасу никакого нет. И умеют. Нас с Котовым минут десять, может, больше, продержали у входа в двухэтажный особняк в центре. Именно в нем, типа фамильном, и держал резиденцию господин Ворожцов, миллиардер, меценат, медийная персона и прочая, и прочая. А с недавнего времени еще начинающий и достаточно перспективный политик.
Потом нас строго, через домофон допросили: кто мы, откуда, по какому поводу. И назначено ли нам. А то сами не знали. Выслушали, подумали немного и все-таки изволили впустить на территорию. Пешим ходом, машину распорядились оставить на крошечной стоянке перед воротами.
– Добрый день, господа, – высоченный, атлетического сложения мужчина лет тридцати пяти в строгом темном костюме встретил нас у входа на территорию. – Прошу следовать за мной.
Господа, то есть мы, послушно прошли за ним к особняку мимо небольшого, постриженного на английский манер газона. Миновали припаркованные на площадке перед ним авто. Хозяев или приличных, не чета нам, господ. Поднялись по ступенькам.
У дверей нас передали с рук на руки самому настоящему дворецкому. С лицом университетского профессора, при пушистых бакенбардах и во фраке. Сидевшем, к слову, на нем так ловко, что при виде его в массовом порядке поумирали бы от зависти звезды отечественных сериалов о «раньшей» жизни. И прочие, имеющие пошлую привычку обряжаться по случаю и без в пиджаки с хвостами, персонажи. Потому как на них на всех они сидят как жокейское седло на дойной корове.
Со строго дозированной холодной вежливостью поприветствовав нас, персонаж во фраке оставил нас в прихожей и степенно, без лишней спешки удалился. С докладом-с.
– Круто, – оглядывая царящие вокруг нас гламур и лакшери, заметил я.
– Точно, – поддакнул Саня.
Минут через несколько дворецкий вернулся.
– Прошу, господа, – и, слегка наклонив голову, продемонстрировал безукоризненный пробор. – Вас примут.
– Радость-то какая, – вполголоса возликовал Котов.
Мы поднялись на второй этаж по мраморной лестнице и чинно проследовали в правое крыло особняка. Остановились перед массивной дверью с бронзовыми, начищенными до зеркального блеска ручками в виде львиных голов.
– Одну минуту, – он растворил дверь и просочился внутрь. На сей раз вернулся почти сразу. – Прошу вас, господа, – и растворил дверь.
– Сука ты, Быстриков, – душевно проговорил в телефонную трубку стоявший у массивного письменного стола кавалергард. – И мелкий кусочник. Ты кого разводить вздумал, дурило?
Я не оговорился, перед нами стоял самый что ни на есть настоящий кавалергард. В белом парадном мундире конца девятнадцатого века. Явно не взятом напрокат в театральной костюмерной, а сшитом на заказ из дорогого сукна, подчеркивающем все достоинства спортивной, умеренно подкаченной фигуры. С россыпью орденов на молодецкой груди. Почему-то без каски и палаша.
Небрежно махнул в нашу сторону рукой: проходите, дескать, что встали. И продолжил.
– Запомни, друг сердечный, со мной такие фокусы не проходят. Вздумаешь и дальше дурковать, познакомишься с моей юридической службой. Все, обнимаю, – отключил телефон и бросил на стол.
Уселся в кресло. Выходить навстречу нам он явно не собирался.
– Добрый день, Илья Семенович, – Саня, не дожидаясь приглашения (плебей, он и в Москве плебей), присел в кресло у стола. Махнул мне рукой: падай, дескать, не стесняйся. – Моя Фамилия Котов, это… – кивнул в мою сторону.
– Мне уже звонили, – перебил его, не дослушав, хозяин кабинета. Ему явно было абсолютно неинтересно, кто я такой. – Слушаю вас.
– У нас имеются сведения. Достоверные, – уточнил Саня. – На вас готовится покушение. Исполнитель – достаточно серьезного уровня профессионал, отставной оперативник ГРУ.
– Кто конкретно? Петров или сам Боширов? А может, вдвоем? – это он так собирался пошутить, наверное. Вышло, однако, достаточно по-хамски.
– Все очень серьезно, господин Ворожцов, – мягко заметил Котов.
– Да что вы говорите?
Этот ряженый откровенно презирал нас и нашу бывшую контору. И даже не считал нужным хоть как-то это скрывать.
– И все-таки… – проговорил Саня, сам уже не понимая, зачем.
– Я вас услышал, господа, – кавалергард впечатал ладонь в наборную столешницу антикварного стола. – И говорю вам то же, что и вашему шефу… – безуспешно попытался вспомнить его фамилию, – спасибо за информацию. Дальше я как-нибудь сам.
Мы с Котовым переглянулись. Видывали, как говорится, дураков, сами ими порой бываем, но чтоб такое…
– Мы могли бы… – сделал последнюю попытку пробиться сквозь толщу спеси собеседника Саня.
– Баста, – прозвучало в ответ. С досадой и раздражением проктолога, рука которого застряла в клиенте. – Прошу прощения, господа, но мое время крайне ограничено. Сегодня у нас торжества. В узком кругу, – поспешил добавить он, опасаясь, видимо, что мы попытаемся напроситься и поприсутствовать на халяву. – Сегодня исполнилось сто семьдесят лет со дня рождения моего великого предка, Аполлона Максимилиановича Азарьева, ротмистра полка кавалергардов. Героически погибшего в тысяча девятьсот четвертом под Мукденом, – очень захотелось вскочить и, щелкнув каблуками кроссовок, принять стойку смирно. – Передайте руководству, что если покушение и состоится, моя служба безопасности его предотвратит. Киллера обязательно передадут вам, – усмехнулся. – В том виде, в котором захватят. А сейчас прощайте. Вас проводят.
Мы проследовали на выход в ускоренном темпе и в обратном порядке, вышли наружу и загрузились в авто.
– Наверное, стоит почувствовать себя оплеванными, – заметил я. – Но что-то не чувствуется.
– Угу, – кивнул Саня.
– Пал, понимаешь, смертью храбрых под Муданьцзяном, – проворчал я.
– Под Мукденом, – уточнил Котов.
– Да хоть под Монтевидео! Гвардейская кавалерия, как и вся остальная гвардия в русско-японской войне вообще не принимала участия, чтоб ты знал. На балах плясали, да по театрам шлялись.