Дело не в генах. Почему (на самом деле) мы похожи на родителей — страница 28 из 52

Когда были учтены все оценивавшиеся факторы, с их помощью удалось объяснить 17 % случаев дифференцированного воспитания. Но в данном исследовании не изучалась роль личной истории родителей. Вероятно, ее значимость очень высока: как мы увидим в следующей главе, существуют убедительные доказательства того, что черты характера передаются из поколения в поколение с помощью воспитания, а не генов. В семьях разыгрываются пьесы, и в роли сценариста в них выступает собственное детство родителей, на которое в свою очередь серьезно повлияло детство их родителей, и т. д.

Сознательно не хотеть ребенка – это крайность. Чаще родители просто недолюбливают или презирают некоторые черты характера конкретного ребенка, связанные с его полом, порядком рождения или, возможно, с тем, что он напоминает им о чувстве обиды, которое они носят в себе с детства. Ярким пример ребенка, ставшего жертвой навешивания ярлыков, – Пенни Лич, автор популярных книг о воспитании.

В 2003 г. я брал интервью у Лич для газетной статьи. Она рассказала, что была средней из трех сестер и отец больше любил старшую дочь. «Мы никогда не ладили. Он был предан моей старшей сестре до своего последнего дня. Для него она олицетворяла все самое прекрасное в девушке и женщине – и я тоже обожаю ее и считаю ее великолепной. Пожалуй, будь я мальчиком, он бы больше интересовался мной, но одной дочери ему было более чем достаточно, хотя спустя несколько лет он поладил с третьей».

Родители Лич развелись, когда ей было 12 лет, и пару лет она жила то с матерью, то с отцом и заботилась о сестре, которая была на семь лет младше. Младшая сестра «была по сути моим первым ребенком. Нас отправляли на поезде к папе, к которому мы обе не хотели ехать. Он никогда не был хорошим отцом, и там не было никого, кто заменил бы мать. В пять лет с этим трудно справляться. Если не можешь сделать так, чтобы твоя собственная мать была рядом, стать матерью кому-то другому – хорошая альтернатива. Я до сих пор злюсь за маму, хотя на самом деле это просто моя злость, прямая проекция». Иначе говоря, она чувствовала, что отец не любит ее, и справлялась с этим, заботясь о своей сестре, когда они жили у него (что можно охарактеризовать как «Я не в порядке, ты – да»).

Нелюбовь отца, возможно, усилила желание Лич помочь мамам и папам взглянуть на вещи глазами ребенка. Он был авторитарным родителем и считал, что взрослый всегда прав, в то время как ее мать гораздо лучше понимала детей. «Не позволяй ей спорить с тобой», – орал отец, имея в виду Пенни. «Как ей учиться, если нельзя спорить?» – отвечала мать.

Она вспоминает, что «мама была светом в моей жизни, очень-очень особенным человеком. Нельзя сказать, что она все разрешала, скорее была очень преданной, заинтересованной, умной, теплой». Вероятно, в своих книгах Лич занимает в спорах родителей сторону своей учитывавшей интересы детей матери.

Огонь негодования по-прежнему ярко горит. Когда ее спросили, что она думает о совете Джины Форд матерям грудных детей будить младенцев днем каждые два-три часа для кормления, чтобы обеспечить себе спокойный ночной сон, она ответила: «Если бы человека будили так в иракской тюрьме, мы бы назвали это пыткой. Хорошо заботиться о грудном ребенке значит реагировать на его потребности. Если вы не даете ребенку возможности почувствовать, что он голоден, попросить еды и испытать удовлетворение, насытившись, это не хорошая забота».

Нелюбовь со стороны отца, связанная с положением Пенни в семье и ее полом, повлияла на ее последующую теорию воспитания детей и подогрело страсть, с которой писательница следует ей. То же относится и к Джине Форд, бывшей акушерке и автору влиятельной книги «Довольный малыш», у которой я брал интервью для этой же серии статей.

Кто-то считает Форд сатаной, а кто-то спасителем современных матерей, но редко кого она оставляет равнодушным. В противовес тому, что говорят о ней критики, Джина подчеркивает, что суть ее подхода совершенно не в том, чтобы оставлять детей голодными или плачущими, все ее правила связаны с тем, чтобы потребности малыша удовлетворялись в первую очередь. В своих книгах она старается убедить в необходимости правил и режима в жизни как родителей, так и детей. Я попытался найти корни ее идей во время многочасовых бесед по телефону.

Она родилась 54 года назад на ферме на юго-востоке Шотландии и была единственным ребенком матери-одиночки. Ее судьба показывает, как может повлиять на человека тот факт, что он был единственным ребенком, насколько это может быть мучительным. Обычно мамы и папы вкладывают в старшего ребенка свои самые сильные убеждения, свои лучшие и худшие качества, но рождение последующих детей ослабляет родительское влияние. Если же вы единственный ребенок, мощь влияния родителей еще более растет. Это крайнее проявление роли, которую играет порядок рождения.

Отец Джины ушел из семьи вскоре после ее рождения, и мать с дочерью были так бедны, что даже жизнь рабочих казалась им роскошной. К счастью, на ферме сформировалась небольшая община, поэтому девочка не зависела полностью от матери, поблизости жили и другие родственники. Форд вспоминает, что была окружена любовью, и считает прошлую жизнь на ферме довольно спокойной. Однако у матери дела шли плохо. После родов ее с депрессией положили на два или три месяца в больницу, и в первый год жизни Джины мама долго отсутствовала. Форд с грустью вспоминает, что депрессия преследовала мать всю оставшуюся жизнь и та постоянно принимала транквилизаторы.

Хотя в своих книгах Форд призывает родителей приучать детей спать отдельно, сама она спала вместе с матерью до 11 лет. Затем мать снова вышла замуж, и у Джины появилась собственная кровать – факт, который сильно огорчил девочку. Форд напрямую связывает свою бессонницу – отличное качество для акушерки – с тем, что делила постель с матерью: она так и не научилась нормально спать одна. Не надо быть Зигмундом Фрейдом, чтобы связать этот опыт с призывами класть детей в отдельную кроватку, чтобы помочь им спокойно спать и установить четкие «границы». Убеждая нас в этом, она, возможно, старается обеспечить нашим детям сон, которого была лишена сама, и сделать так, чтобы у них не было нарушений сна во взрослом возрасте.

Несомненно, она страстно идентифицирует себя со «своими» малышами. Она любит их, они интригуют ее. Ей трудно понять, как кто-то может считать их скучными. Но еще сильнее она отождествляет себя с их матерями – возможно, здесь прослеживаются проблемы ее матери.

Многие исследования показывают, что дети матерей, находящихся в депрессии{236} часто становятся сверхчувствительными к потребностям других. Обеспокоенные унылым лицом и мрачным настроением матери, они постоянно пытаются понять, что произошло, и сделать так, чтобы мать почувствовала себя лучше. Если Форд испытывала подобные чувства к матери в детстве, становятся понятными ее невероятная забота о психическом здоровье матерей и желание писать книги, которые защитят их. Она могла бы стать социальным работником или психотерапевтом, но так случилось, что книги стали ее способом выразить сочувствие.

Ее ответ на обвинения в том, что ее работы поощряют матерей к тому, чтобы оставлять детей плакать в кроватке, пока те не заснут, дает основания полагать, что ее больше волнует состояние родителей, чем ребенка. Она утверждает, что, если ребенок немножко поплачет несколько вечеров, это не нанесет ему непоправимого вреда. Она считает, что большое количество разводов – результат того, как развиваются события, когда детский плач и усталость доводят родителей до отчаяния и у них нет возможности проводить время вместе.

Когда я рассказал Джине, что ее книги, возможно, являются бессознательной попыткой дать своей матери советы, которые предотвратили бы ее депрессию (и уход отца вскоре после рождения дочери), она согласилась. Однако она считает, что ее забота о матерях также отражает потребность в любви и уединении. Она хотела бы иметь рядом человека вроде Джины Форд, который бы поддерживал ее так же, как она поддерживает матерей, работая акушеркой. Но главное – она помогает матерям приобрести опыт, которого не было у ее собственной мамы. Она заботится о матерях и жалеет, что никто не позаботился о ее матери, когда она, Джина, была маленькой.

Сильная идентификация с трудностями своей «слишком снисходительной» матери, возможно, подогревает напористый тон Джины, которым она пытается убедить современных матерей последовать ее советам, способным, как она считает, уберечь их от срыва. Она уверена, что мы должны контролировать свою жизнь и что ее методы помогут матерям.

В этом состоит ее принципиальное отличие от позиции экспертов вроде Лич, ставящих на первое место потребности ребенка. Они считают неправильным удовлетворять потребности матери в контроле и порядке ценой психического здоровья ребенка. Форд спорит с этой позицией и утверждает, что ее советы – действенное средством в борьбе с хаосом материнства. Ей кажется, что матери хотят, чтобы им сказали, что делать.

Кроме того, интересно отметить, что, если бы Джина не была единственным ребенком и родилась второй, крайне маловероятно, чтобы она стала писать свои книги. Но из-за положения в семье она много страдала.

Кто бы ни был прав в споре о том, чьи потребности должны быть главными, ребенка или родителей, истории Лич и Форд наглядно показывают, в чем причина различий детей в одной семье. С обеими женщинами в некоторой степени плохо обращались, и конкретные проявления такого обращения привели к очень разным взглядам на материнство. Именно различия в видах плохого обращения создают предпосылки для того, что будет происходить, когда ребенок достаточно подрастет, чтобы участвовать в семейной «драме». Дифференцированное плохое обращение является фактором, который в первую очередь обусловливает различия между детьми, влияя на роль ребенка и особенно напрямую вызывая эмоциональный стресс.

В историях успешных людей, описанных в этой главе, особенно интересно то, что их честолюбивые стремления явно коренятся в историях их семей. Идея, что некоторые дети рождаются талантливыми, – выдумка. И мечты, и их успешное осуществление – результат воспитания, как мы увидим из главы 7.