Где-то около двенадцати мы были на месте происшествия. На середине трассы – исковерканная, засыпанная картошкой «чайка». В стороне, на обочине, сгоревший ГАЗ-53Б. Осматривая автомобиль, в котором находился Машеров, обратили внимание на очки с диоптриями и фиолетовыми стеклами линз. Позже выяснилось, что они принадлежали водителю Зайцеву. Он возил Петра Мироновича много лет, и по достижении пенсионного возраста его решили проводить на заслуженный отдых.
Зайцев сумел уговорить первого секретаря оставить его на работе. Так и получилось, что водителем у Машерова остался пенсионер, человек с подорванным здоровьем (поэтому и был обвязан бандажом) и к тому же страдающий заболеванием глаз. 4 октября был день пасмурный, и все это в совокупности усугубило предаварийную ситуацию. Зайцев не смог правильно среагировать на действия Пустовита, грубо нарушившего правила дорожного движения. Теперь возникал вопрос: была ли у него возможность спасти жизнь самому себе и тем, кто находился в автомобиле? Бывалые водители гаража ЦК утверждали, что она имелась. Автомобили столкнулись практически на пересечении со второстепенной дорогой, и при хорошей реакции не исключался маневр с выездом на нее или броском вправо на поле, где можно было погасить скорость.
За несколько лет до этого в такой же ситуации оказался председатель Совета министров СССР А. Н. Косыгин. Реакция его водителя была мгновенной, и он, вывернув руль вправо и погасив скорость на картофельном поле, выбрал единственно правильное решение. Правда, в этот момент премьер потерял сознание, а позже, когда пришел в себя, посчитал, что водитель чуть его не угробил. Требовал его ареста. Каракозову с трудом удалось убедить Алексея Николаевича Косыгина в том, что он, наоборот, обязан своему водителю тем, что остался жив.
Не могу не вспомнить и о том, как родился слух о том, что Машеров погиб в результате заговора и инсценированной автоаварии. Возглавлявший службу ГАИ страны милицейский генерал после перепоя ходил в районе происшествия и, разговаривая с людьми, глубокомысленно приговаривал: «Нет, здесь не все чисто. Похоже, кто-то это подстроил». Мне сказали об этой болтовне работники КГБ. Пришлось довольно круто поставить вопрос о его, мягко говоря, несерьезном поведении.
Через несколько дней в Минск прилетели Найденов и Каракозов. К этому времени выяснилось, что в разработанных МВД инструкциях по сопровождению автомобилей специального назначения много нелепостей и положений, прямо противоречащих друг другу. Обсуждали мы один вопрос: есть ли основания для привлечения к уголовной ответственности за халатность кого-либо из должностных лиц органов внутренних дел. Сошлись на том, что нет. Само дело сложности не представляло, и его успешно закончил Николай Игнатович. Пустовита осудили к 15 годам лишения свободы за нарушение правил безопасности дорожного движения, повлекшее гибель нескольких человек.
7 октября 1980 года республика прощалась со своим любимцем Петром Мироновичем Машеровым. К гробу покойного шли десятки тысяч минчан. Не меньше, несмотря на дождь, стояли на пути к кладбищу. Скорбь свою они не скрывали.
От ЦК КПСС попрощаться с кандидатом в члены политбюро приехал только секретарь ЦК М. Зимянин. Брежнев прислал своему товарищу по партии венок.
Правда, спустя некоторое время на очередные торжества в Казахстан приехали не только Брежнев и другие члены политбюро, но и все первые секретари ЦК союзных республик. Один из работников КГБ, обеспечивавший в Алма-Ате встречу сановных руководителей, контролировал разгрузку багажа из персонального самолета Гейдара Алиева.
– Не знаю, что было в больших кожаных чемоданах, – рассказывал он мне, – заглянуть в их содержимое я возможности не имел, но на каждом из них имелась бирка с указанием фамилии того, кому чемодан был предназначен. Как вы понимаете, фрукты таким способом не возят. Фамилий лиц второстепенных на этих бирках не значилось. Только первые.
Они, лидеры партии, играли по своим правилам. Такие, как Машеров, выпадали из обоймы, и им мелко, а когда и по-крупному мстили. В Минске – венок. В Алма-Ате – подношения и подарки. Судя по тому, какие мы изымали по громким делам о взяточничестве, стоимости немалой.
Героя Советского Союза Петра Мироновича Машерова похоронили на обычном городском кладбище. Места у Кремлевской стены он, оказывается, не заслужил.
После гибели Петра Мироновича по стране поползли слухи о том, что автокатастрофа была не более чем инсценировкой его гибели вследствие несчастного случая и на самом деле решение о его ликвидации приняли наверху и чуть ли не сам Брежнев. Масла в огонь подлили откровения бывших руководителей КГБ о том, что в свое время Брежнев обсуждал с ними вопрос о возможном физическом устранении Хрущева. Если такие мысли приходили в голову бывшего генсека много лет тому назад, то почему не предположить, что свои намерения в отношении Машерова он реализовал? Разговоры об убийстве Машерова муссируются и сегодня.
Летом 1997 года корреспондент газеты «Совершенно секретно» Эрик Шур разыскал Николая Пустовита в деревне Яловка Смолевического района Белоруссии. Преуспевающий бизнесмен охотно поговорил с журналистом о трагических событиях осени 1980 года. Виновником автокатастрофы он считает себя условно, но вдруг заговорил о непонятных ему маневрах двигавшейся тогда впереди автомашины Тарайковича. Он якобы пытался, но не мог ее обогнать. Заявил, что «Волги» сопровождения не видел.
Лукавит Николай Митрофанович. Никаких маневров не было. МАЗ был ничем не загружен, а в кузове у Пустовита находилось пять тонн картофеля. В той дорожной обстановке и при тех обстоятельствах он не мог обогнать Тарайковича, да и не пытался этого сделать. А вот «Волги» с сигнальными огнями действительно не видел, и мы установили это тогда же при проведении следственного эксперимента.
За километр до столкновения первая «Волга», не снабженная проблесковыми маячками, появилась из-за пригорка и начала спуск. Тарайкович, увидев ее и проблесковые маячки второй «Волги», стал тормозить двигателем. Пустовит видел перед собой только задний высокий борт его МАЗа. Когда он на резком торможении стал уходить влево, его увидел водитель Машерова и также пытался притормозить, но тут же принял иное решение и увеличил скорость, надеясь проскочить. Не получилось…
Отсидел Пустовит пять лет и вышел по амнистии, приуроченной к 60-летию советской власти. Умышленные действия со своей стороны категорически отрицает и сегодня.
Масла в огонь подлила и дочь Машерова Наталья. «Летом, во время Олимпиады, – рассказывала она Эрику Шуру, – Брежнев предложил папе занять место председателя Совета министров Косыгина. Сам Косыгин был не против. Против была «украинская мафия» в политбюро и Гришин. Еще одним кандидатом на этот пост был Алиев. После Олимпиады отец мыслями уже был в Москве.
По иронии судьбы кремлевская охрана, которая ехала из Москвы в Минск, так сказать, принимать Машерова у белорусской «девятки», встретилась по дороге с его «чайкой», уже разбитой».
Позволю себе не согласиться с дочерью уважаемого человека. Алиев никогда не претендовал на пост главы кабинета министров, да и не могло тогда такое назначение состояться по принципам проводимой национальной политики. Вершиной его политической карьеры стала должность первого заместителя председателя Совета министров и члена политбюро.
Никакая кремлевская охрана не выезжала и не могла выезжать за Машеровым, ибо это противоречило существовавшим правилам. Машеров оставался первым секретарем ЦК, и, если бы было принято решение о его новом назначении, все изменилось бы в одночасье и его опекали бы по инструкциям и правилам, установленным для охраны и сопровождения первых лиц государства: генерального секретаря, председателя Президиума Верховного Совета и председателя Совета министров СССР. Но, как говорят, видимо, дыма без огня не бывает.
В 1980 году Брежнев был тяжело болен. В политбюро и аппарате ЦК это знали. Дряхлеющий генсек своим поведением дискредитировал государство, главой которого он был, и вопрос о его замене не мог не быть предметом обсуждения среди сложившихся политических группировок. Желание устранить Косыгина Брежнев не скрывал, и действительно против ухода на пенсию не был и сам Алексей Николаевич. Кто займет его место? Вот в чем вопрос. В определенной номенклатурной преемственности власти шансов у Машерова шагнуть с должности лидера белорусской партийной организации на первую роль в партии практически не было.
Уже после завершения работы над главой о гибели Машерова я нашел неожиданное подтверждение своим выводам о роли, предназначавшейся Алиеву в политической жизни страны, в книге Анатолия Громыко «Андрей Громыко. В лабиринтах Кремля». В преддверии прихода к власти Горбачева сын министра иностранных дел СССР заговорил с отцом о возможной кандидатуре на пост генерального секретаря ЦК КПСС.
«Громыко-отец. Мне запал в душу твой анекдот о «пятилетке пышных похорон». Образно сказано. Диву даешься, откуда идут такие меткие оценки.
Громыко-сын. Только не по решению политбюро. Остаются Гришин, Романов, Горбачев… Я говорил о настроении среди тех, кого я знаю. Мы не конституционная монархия. У нас генсек – и Бог, и царь, и герой. Ты же сам мне говорил, что у нас процветает вождизм. По генсеку судят о руководстве в целом.
Громыко-отец. Конечно, отчасти ты прав. У нас в политбюро только три человека сравнительно молодые – Романов, Горбачев и Алиев. Последний мне нравится, при нем Азербайджан, особенно сельское хозяйство, развивался просто здорово. Алиев прекрасный организатор, порядочный человек, но, к сожалению, он отпадает. Первый заместитель Председателя Совета министров – это, вероятно, его потолок.
Громыко-сын. Из-за национальности?
Громыко-отец. В таком вопросе да, из-за национальности… Нам хватит одного Сталина. Алиев тут ни при чем, но первым человеком в нашем государстве должен быть…
Громыко-сын. И здесь отец осекся и замолчал… думал о чем-то своем, и больше к вопросам, с которых началась беседа, в этот день не возвращались».