Виктор Зотов работал в центральном аппарате не первый год, но на должность следователя его назначили лишь в конце 1980-го, и это было первое дело, расследование которого ему поручили. Его грудь украшала медаль «За 20 лет безупречной службы в органах МВД».
Зотов выехал в Челябинск и принял не только многотомное следственное производство, но и ценности, стоимость которых исчислялась десятками тысяч рублей: иконы XVII–XIX веков, серебряные дарохранительницы, сувениры из редких минералов, золотые и серебряные сплавы, статуэтки, радиоаппаратура.
Человек незаурядный, но алчный, Зотов сразу понял, где можно поживиться. Уже тогда в его поле зрения попали перекупщики и коллекционеры, скупавшие краденое. Если удастся доказать их осведомленность о скупке заведомо похищенных ценностей, место им в тюрьме, но ведь можно и не доказывать… При расследовании практически любого дела подобных возможностей, то есть принятия того или иного решения, у следователя предостаточно. Это хорошо понимал Зотов и знал, как можно использовать таковые решения в своих интересах…
Москвич Никитин промышлял скупкой и перепродажей ценностей давно. В круг его интересов входила не только церковная утварь, но и дефицитная художественная литература. Не подозревая, что за ним следит милиция, Никитин, посредничая в очередной сделке, привез на квартиру к знакомому Гимпельсону двух деловых людей из солнечного Дагестана. Не успели предприимчивые комбинаторы сесть в такси с книгами, упакованными в ящики, как были задержаны оперативными работниками.
Не считая нужным брать санкцию у прокурора, Зотов произвел у Гимпельсона обыск и в тот же день вызвал подозреваемого к себе.
У следователей есть термин «проходить по уголовному делу». Тогда Гимпельсон в полной мере познал, что это значит. Позже он рассказывал на допросах: «Зотов занимал высокое положение. Он постоянно это подчеркивал и не давал мне забывать, что я нахожусь в его власти. Я понимал, что независимо от моей невиновности он мог причинить мне большие неприятности».
По сути, никаких претензий к Гимпельсону Зотов предъявить не мог, но в воображении задержанный проиграл все свои грехи, предполагая, что они уже известны всемогущему подполковнику. Гимпельсон заискивал перед следователем и готов был услужить любым способом. Зотову это желание пришлось по душе. Тем более что он собирал «Библиотеку всемирной литературы» и многих томов этой серии у него недоставало. Зато они были у Гимпельсона, и после того, как недостающие тома перекочевали в служебный кабинет Зотова, коммерсант наконец успокоился.
Аналогичному шантажу подверг Зотов Никитина. В последующем Никитин пояснял: «Зотов стал говорить, что я спекулянт, спекулирую лекарствами, иконами, книгами и что меня давно пора арестовать за это. Он вел себя агрессивно, и я испугался, что он действительно меня арестует… От Зотова я ушел опустошенный, усталый душевно… он измотал меня морально. В разговоре Зотов упоминал, что у меня дома имеются иконы и он хотел бы посмотреть на них… На следующий день мы приехали ко мне домой… Зотов сразу стал интересоваться книгами, которые стояли на книжных полках… затем стал отбирать те, которые его интересовали».
Своими посещениями Зотов удостоил Никитина несколько раз. Улов оказался в общем-то небогатым: семьдесят томов дефицитной литературы, двадцать импортных компакт-кассет и палехская шкатулка.
«Понимаешь, у моей жены день рождения, – заявил Зотов, – а хороший подарок сейчас не купишь, так что – не обессудь». Естественно, Никитин был рад услужить следователю, который ему, как и Гимпельсону, мог доставить большие неприятности.
Наиболее уязвимым из скупщиков краденого оказался доктор Разуев. Масштабы связей с бандой у него были более солидными, как и количество сделок, которые он проворачивал. Но самое главное, перепродавая иконы и церковную утварь, Разуев имел наживу, а значит, был реальным кандидатом на скамью подсудимых. Зотов им занялся основательно.
«Тон его разговора с самого начала принял характер грубого давления, – рассказывал Разуев, – Зотов все время подчеркивал свои полномочия, давал понять, что ему придется решать судьбу каждого подозреваемого… Уже тогда у меня зародилось подозрение, что Зотов поступает так умышленно и за этим что-то последует. Так, он грозил к окончанию расследования по делу пригласить корреспондентов, расписать в статье так, что после этого я никуда не смогу устроиться на работу».
Расстроенный Разуев рассказал о своей беде Никитину.
– Дурак! У меня с ним отношения отличные. Не нужно быть скупердяем, не жмись.
– Неужели это возможно? – спросил ошеломленный Разуев.
– Конечно!
– Думаешь, он возьмет?
– Кто в этом мире не берет? А Зотов – свой человек, не сомневайся.
– Но у меня совсем нет художественной литературы.
– Тогда дай деньгами, – последовал совет.
Вызовы на допросы продолжались. Зотов и Разуев, как говорят, стали играть в детскую игру «холодно – горячо». Подполковник намекал на взятку. Доктор делал вид, что догадывается, но ловко уходил от наводящих вопросов, ожидая более конкретного предложения.
При очередной встрече Зотов сменил гнев на милость.
– Положение твое серьезное, но не безнадежное. Тебе можно было бы помочь, но…
– Так помогите.
– А во сколько ты оцениваешь свою свободу?
– Сколько нужно? – растерянно спросил Разуев.
Зотов взял ручку, придвинул к себе лист бумаги и написал: «60 т.». (Несколько автомобилей «Волга» по ценам того времени.) Затем двинул лист бумаги Разуеву. Тот ахнул:
– Но у меня нет сейчас таких денег!
– Ничего, найдешь. Ты парень смышленый.
– Хорошо, я подумаю и взвешу свои возможности.
– Думай. Ну а пока вот тебе пробное задание. Достань хорошие американские джинсы и пару тысяч для начала найди. Давай договоримся так: ровно через неделю, в три часа, я жду тебя в сквере возле метро «Лермонтовская» (ныне «Красные ворота»).
Разуев не считал себя бедным, но шестьдесят тысяч найти так просто он не мог. Задевало и то, что взятку у него вымогал человек, занимающий такую солидную должность. Разуев решил пойти в КГБ.
Выслушали его внимательно. Предложили написать заявление, а затем разъяснили, что хотели бы взять Зотова с поличным. До деталей проработали операцию, проинструктировали Разуева и стали ждать «дня икс». На «Лермонтовскую» Разуев приехал минут за пятнадцать до обусловленного времени. Он нервничал, но старался держать себя в руках. Постоянно оглядывался, но определить, где находятся оперативные работники, которые будут брать Зотова, не мог.
Окрик «Виктор!» застал Разуева врасплох. Он оглянулся. Метрах в двух от него стояли «жигули». Из них выглядывал Зотов.
– Давай!
Зотов протянул руку и буквально вырвал сверток у Разуева.
– Ну, будь! Созвонимся.
«Жигули» на большой скорости рванули по Садовому кольцу. Им вслед смотрел опешивший Разуев. Взволнованно переговаривались по рации члены группы захвата:
– Мы идем за ним! Мы его видим! Брать или нет? Ждем команды!..
Наконец последовало решение руководителя группы:
– Брать не будем. Он придумает десяток версий или успеет избавиться от вещдоков.
В тот же день заместителю генерального прокурора СССР Найденову доложили о провале операции по задержанию Зотова с поличным. Подполковник, словно предчувствуя неладное, проявил завидную осторожность. Решили ждать.
Непросто взять профессионала с поличным. В середине 80-х мне доведется прочитать много лекций по расследованию взяточничества в Институте усовершенствования следственных работников в Ленинграде и в Институте повышения квалификации руководящих кадров Прокуратуры СССР в Москве. Считая возможным задержание с поличным при получении взятки, я всегда подчеркивал, что привлечение виновного становится возможным только при одном непременном условии: нужны бесспорные доказательства того, что взяткополучатель воспользовался предметом взятки.
В 1985 году в Чимкенте ко мне зашли посоветоваться местные работники БХСС. Они рассказали, что к ним пришел заявитель, у которого помощник прокурора Дзержинского района вымогает три тысячи рублей. Неделю они пытались реализовать операцию, подкрепив ее доказательствами, но ничего не вышло. Когда взяткодатель пришел в кабинет к нашему коллеге с портативным магнитофоном в кармане, тот ушел в дальний угол и разговаривал оттуда. При прослушивании микрокассеты из состоявшегося разговора ничего нельзя было понять.
Они договорились о передаче взятки на улице. Снова сорвалось: помощник прокурора изменил решение и назначил встречу у себя в кабинете. И вот, кажется, удача. Правда, было одно но – при передаче взятки «клиент» не стал, по словам взяткодателя, разговаривать с ним, а лишь жестом руки показал, что сверток с деньгами нужно положить в ящик приставного столика. Это и было сделано. Диктофон в кармане взяткодателя зафиксировал одно шипение.
– Вам остается ждать конца рабочего дня и брать подозреваемого при выходе из здания прокуратуры, – посоветовал я работникам БХСС. – Если деньги при нем или в его сейфе – вы на коне. Если же в ящике стола, придется извиниться. Тогда вы провалились, а он просто умнее всех нас.
Помощника прокурора взяли по этому сценарию. Денег при нем не было, как, впрочем, не было их и в сейфе. Они лежали там, куда положил их взяткодатель, – в столе. Было много шума, разных мнений и активного обсуждения ситуации. Помощника прокурора уволили, хотя уголовное дело пришлось прекратить. Вскоре он добился восстановления в должности, и это решение формально было правильным. По старой как мир пословице: «Не пойман – не вор».
При активизации борьбы со взяточничеством в 70-х и 80-х годах у нас появилось немало горячих голов, любивших брать преступников с поличным. Зачастую они проводили операции бездарно, а иногда и с грубыми нарушениями закона.
Вспоминаю, как «сели в лужу» краснодарцы, задерживая при получении взятки прокурора-криминалиста Баранова. Один из следователей краевой прокуратуры расследовал уголовное дело о групповом хищении в особо крупных размерах. Однажды к нему зашел следователь прокуратуры города и предложил сделку.