Пентаграмма, которую ему передал Корсаков, практически жгла кожу на груди, под одеждой. Не буквально, конечно. Скорее, своей неправильностью, неуместностью, непонятностью. Владимир утверждал, что амулет должен спасти его от невидимых духов, которые, возможно, прямо сейчас, в этот самый момент, окружают его. Стремятся пробраться в его тело – через ноздри, через рот, через глаза. Превратить его в осклабившуюся гротескную куклу в мундире с белой жижей на щеках. Павел нащупал пентаграмму и вытянул её поверх одежды, крепко сжав в кулаке. Это придало ему уверенности.
Ненадолго. Нораев сказал ему, что Корсакову нельзя доверять. «А можно ли доверять самому ротмистру?», спросил мерзкий голосок у Павла в голове. В поведении Нораева было что-то неестественное – странный охотничий азарт и кривая ухмылка не вязались с образом всегда спокойного и бесстрастного жандарма. И сейчас эти они с Корсаковым, не говоря уже о странной Амалии Штеффель, играют в смертельно опасные прятки в пустом особняке, который уже унес жизни, как минимум, семи человек.
«А куда делся оставшийся участник ритуала?», спросил все тот же голос. Если в доме уже есть одна тайная комната, то почему не быть второй? Где сейчас сидит настоящий кукловод, только и ждущий… Чего? Он мог покинуть дом до прибытия людей Назарова и до жандармского оцепления. Что держит его здесь? Амалия Штеффель, которой удалось спрятаться? Или он ждал их? И сейчас, когда четверо гостей разбрелись по дому – они удобная добыча, чтобы убить их, одного за другим.
А если… Тут он сглотнул. «А если кто-то из трех его спутников в сговоре с этим восьмым гостем?»
На самом деле, не так уж важно было, какая версия окажется правдой. Беда заключалась в другом – сейчас он единственный, кто торчит на видном месте, словно оловянный солдатик из сказки. Приходи – и убей!
– К черту! – пробормотал Павел. Он не собирался оставаться удобной добычей для злых сил этого дома, сверхъестественных или нет. Его неудержимо влекло обратно в зал с зеркалом – словно голос в голове произносил фразу, знакомую со школы, с уроков Закона Божия. «Иди и смотри». За выходами в любом случае следят жандармы из оцепления, а у него есть дела поважнее. Поручик Постольский впервые в жизни нарушил приказ – и покинул свой пост.
Корсаков сидел на полу, обложившись старинными книгами. Дверь в гостиную они с Амалией заблокировали подсвечником, а от двух оставшихся входов его скрывали кресла и столик. К тому же, за ними должна была следить устроившаяся рядом Амалия.
– Я не знаю, как ты это сделала, но, похоже, ты приняла единственно верное решение, – объявил Владимир, откладывая очередную книгу. Штеффель словно не слышала его – она подняла со стола фотографию баронессы с дочерью и внимательно её изучала.
– Амалия? – напомнил о себе Корсаков. -Эй, ты же собиралась присматривать за выходами!
Напоминание отвлекло его подругу от фотографии. Она, спохватившись, вновь осмотрелась, но гостиная с подвешенным над столом зеркалом была пуста.
– Извини, – она смущенно улыбнулась. – Я просто увидела фотографию и подумала… Бедный ребенок. Сначала потерять отца, затем мать, а теперь еще и дедушку, единственного оставшегося родственника. Одна-одинешенька, – Штеффель умолкла и вновь перевела взгляд на Владимира. – Что ты говорил?
Владимир странно посмотрел на Амалию, словно видел её впервые.
– Что такое? – озадаченно поинтересовалась она.
– Так. Ничего. Я говорил, что ты чудом спаслась, – Корсаков указал на подчеркнутый абзац с пометками Неймана. – Олег все-таки был гением. Он собрал ритуал буквально по крупицам из десятков трудов, древних и не очень. Видимо, раньше для призвания духов из царства мертвых использовалась недвижимая гладь воды, но это было чертовски сложно. Поэтому уже в средние века воду начали заменять на зеркала. В одном из относительно недавних источников – арабский манускрипт XIV века – Нейман наткнулся на упоминание о «зазеркальном скитальце». Это существо – своего рода хранитель царства мертвых. Нет, скорее даже тюремщик. Он следит за тем, чтобы души не пытались вырваться обратно, а если такое все-таки происходит – пускается в погоню, чтобы вернуть беглеца и закрыть дверь в свой мир.
– А почему я спаслась чудом?
– Потому, что проходом для скитальца может являться только одно зеркало, через которое пытались установить контакт. Остальные… Они для него как запертые двери. Поэтому оно не смогло достать тебя в зазеркальной комнате.
– Но зачем я ему нужна? – в отчаянье спросила Амалия, зябко натягивая перчатки потуже на ладони.
– Не уверен, что ты конкретно. Своим ритуалом, попыткой вступить в контакт с баронессой Ридигер, вы распахнули дверь в царство мертвых, и, видимо, пока жив хоть один участник ритуала, она остается открытой. Поэтому скиталец и ищет тебя.
– Ты что же, предлагаешь мне убить себя, чтобы захлопнуть врата на тот свет? – сухо усмехнулась Амалия, хотя глаза выдавали, что ей не капли не смешно.
– Нет, никто больше сегодня не умрет. Кроме тех, что уже умерли, конечно, – поправился Корсаков. – Нет, все куда проще. Нам нужно лишить дух физической оболочки.
– Нораева?
– Если скиталец сидит в нем – да. Пока не знаю, как, но… Смотри, на нашей стороне зеркала дух должен быть привязан к физической оболочке, иначе он бессилен. Сменить оболочку, судя по всему, он способен лишь при близком контакте, иначе бы вселился в моих спутников, стоило им войти в дом. Думаем дальше! Тебя он забрать не может – ты часть ритуала, – он начал загибать пальцы. – Я защищен, Постольский тоже щеголяет с моим амулетом. Не уверен, что останки баронессы еще в состоянии принять скитальца обратно. Если бы Решетников не наткнулся на них, то у духа вообще бы ничего не получилось. Ведь без нового сосуда ему останется лишь одна дорога.
– Обратно в зеркало! – поняла Амалия.
– Именно! Если мы разобьем зеркало сейчас, то вернуть дух обратно будет невозможно, и он навсегда останется в нашем мире. Но если сделать это, когда скиталец будет изгнан – то мы отрежем ему путь обратно. Захлопнем дверь прямо перед его мерзкой загробной физиономией!
– Но если, как ты говоришь, в доме мог остаться восьмой гость, то…
– В доме нет никого, кроме нас четверых, – после их перешептываний, голос Нораева отразился от стен и потолка пустой комнаты, словно выстрел из револьвера. Впрочем, в ближайшие несколько мгновений они могли сравнить их самолично – ротмистр стоял у дверей в гостиную, наведя оружие на их импровизированную баррикаду.
– Выходите оттуда, – потребовал ротмистр. – Только медленно, и держите руки на виду!
Корсаков посмотрел на Амалию, прижавшуюся к спинке соседнего кресла. Она упрямо покачала головой.
– Зачем, ротмистр? – громко спросил Владимир, стараясь не показываться из-за спинки кресла. – Чтобы вам удобнее было в нас стрелять?
– Нет, если бы я хотел вас застрелить, то не тратил бы время на разговоры, и мебель вас бы не спасла. У меня осталось несколько вопросов, на которые я хочу получить ответ.
– Как и у меня! – Павел, появившийся в противоположных дверях, выглядел не слишком уверенным, но револьвер в руках поручика не дрожал.
– Постольский! – рявкнул ротмистр. – Вы в своем уме? Я приказал вам оставаться на посту!
– А я не уверен, что могу вам доверять в сложившихся обстоятельствах!
– Поручик! – крикнула Амалия. – Вы правы! Это Нораев! Он опасен для всех нас!
– Помолчите! – Нораев сделал шаг к укрытию Корсакова и Штеффель, но Павел предупредительно взвел курок своего револьвера.
– Василий Викторович, пожалуйста, не делайте резких движений!
– Господа! – призвал их Корсаков, медленно поднимаясь из-за своего укрытия. Амалия сделала попытку его удержать, но молодой человек не обратил на неё внимания. Револьверы жандармов, как по команде, нацелились на него. – Давайте будем благоразумны и постараемся не пополнить список мертвецов, которых в этом доме и так многовато! Если позволите – я попробую ответить на ваши вопросы.
– Что ты делаешь? – прошипела Амалия, но Корсаков вновь её проигнорировал. Нораев сверлил его внимательным взглядом. Постольский неуверенно переводил револьвер с ротмистра на Владимира. Наконец, Нораев медленно опустил свой пистолет.
– Благодарю! – даже в столь опасной ситуации, Корсаков не смог побороть желание излишне церемонно поклониться жандарму. Затем он повернулся к Постольскому. – Павел? Револьвер, будьте добры?
Постольский нехотя опустил оружие. Корсаков медленно и осторожно вышел из-за импровизированного укрытия, и прошествовал к столу, над которым нависло старинное зеркало. Амалия, в отличие от него, свое убежище покинуть не спешила, но провожала его настороженным взглядом. Чувствуя себя актером на сцене спектакля, от которого зависит его жизнь, Корсаков начал монолог:
– Я только что понял, что у нас есть всё необходимое, чтобы разгадать эту тайну. Нужно лишь восстановить цепочку событий, чтобы всё встало на свои места. Поправьте меня, если я где-то ошибусь.
Он аккуратно присел на столешницу и обвел взглядом собравшихся: нервничающего Постольского и спокойного Нораева у противоположных дверей, и опасливо поднявшуюся из укрытия Амалию. Руки он намеренно держал на виду, дабы не провоцировать вооруженных жандармов.
– Итак, восемь человек собрались здесь, чтобы провести некий обряд. Инициатором был товарищ министра Назаров, его основным консультантом и правой рукой – Олег Нейман, который разработал ритуал и самолично распределил участников и их роли. Цель – открыть врата в царство мертвых и вызвать дух погибшей дочери Назарова, баронессы Марии Ридигер. Ритуал, вольно или не вольно, оказался не вполне удачным. Как минимум, шестеро из участников погибли в процессе, однако им удалось с той стороны некий дух. А точнее…
– Два, – удовлетворенно кивнул Нораев. Выглядел он при этом довольным, словно преподаватель, ученик которого успешно сдал сложный экзамен.
– А точнее два, – подтвердил Владимир. – Столкнулись мы с обоими, но сейчас в доме остался лишь один. В связи с чем, позвольте вопрос? – Корсаков еще раз обвел собравшихся тяжелым взглядом, прежде чем остановиться на одном единственном человеке. – В этом теле осталась хоть одна искра сознания, принадлежащая Амалии Штеффель?