— Тише, тише, не кричите так, сударь. Дело курировал Департамент полиции, это вам на Фонтанку, 16 надо. Но хотя погодите… — призадумался. — Вот присядьте здесь, подождите, я пойду Григория Петровича приведу. Он, кажется, тоже Бюловкой занимался.
Иноземцев не успел толком присесть, с мыслями собраться, как одна из запертых дверей распахнулась. На лестницу стремительной, властной походкой вышел чиновник лет сорока, судя по петличкам, надворный советник.
— Григорий Петрович Заманский, — быстро, сквозь сжатые зубы назвался тот и движением головы повелел следовать за собой. Видно было, визит ординатора некстати. Но делать нечего. Явился — иди уж.
И последовал Иноземцев за синим мундиром. Поднялись по узкой лестнице на предпоследний этаж. Перспективой удалялась вдаль анфилада служебных кабинетов и коридоров — дверь за дверью, дверь за дверью вперемежку с пыльными оконными рамами и желтого цвета стены бесконечной лентой — будто два зеркала поставили друг против друга.
Вошли в кабинет с обоями брусничного цвета, Заманский прошагал к письменному столу, сел и скупым движением указал Иноземцеву на одно из обитых черной кожей стульев.
— Я вас слушаю.
На мгновение Иноземцевым овладел столбняк, он глядел сквозь чиновника широко распахнутыми глазами и пытался подобрать слова. Почему-то вновь увидав перед собой прозектора из Обуховки.
— А в жизни и сказке место есть! — прохохотал тот.
Пауза затянулась.
Чиновник повторил вопрос. Ординатор вздрогнул, перевел взгляд с брусничного цвета стены на покачивающуюся оранжевую косичку шнура на плече Заманского и начал:
— Я по делу о бюловском звере…
— Я вас слушаю, — уже в третий раз повторил чиновник и принялся нервно барабанить пальцами по столешнице.
— Известно ли вам, что… — робко приступил к рассказу Иноземцев, — что в Бюловке, кроме двух авантюристов, генерала и его воспитанницы, был зверь, животное, пятнистая гиена, как я выяснил намедни, — ростом в пару-тройку футов. Издали ее можно принять за собаку — за овчарку, например, или за ирландского волкодава. Только уши у гиены круглые и морда круглая. А когда смотрит, будто смеется… И все время к земле гнет голову.
Лицо Заманского, обрамленное светлыми волосами и светлыми бакенбардами, сменило выражение с напряженно-недовольного на удивленное. Правая бровь слегка дернулась вверх, а вместе с нею и уголок рта. Иноземцев опустил глаза, вспыхнул, с болью в сердце, осознавая свою комичность.
— Этот зверь теперь в Петербурге. Он здесь с моего приезда из Бюловки. Даже есть жертва его нападения — господин Безбородков. Я лично его оперировал!
Чиновник молчал, подпер рукой подбородок и в ожидании взирал на ординатора.
— Это все… — и совершенно некстати шмыгнул носом. Здесь, в тепле кабинета, Иноземцев ощутил, как, оказывается, сильно продрог. Глаза застлала какая-то нездоровая пелена, по спине пробегали волны озноба. Вот и простыл опять без верхнего платья-то.
— То есть вы, сударь, утверждаете, что видели в Бюловке именно что гиену? — в лице Заманского застыло недоверие.
— Да, и не один раз. И в Бюловке видел, потом в поезде, на улицах, и даже у себя… в комнате, в доме госпожи Шуберт — побережье Введенского канала, 13, сразу за казармами.
— Как же она перебралась из Бюловки в Петербург и попала к вам домой на Введенку?
— На поезде, очевидно… Я за ответом к вам и пришел. Потому как нет сил терпеть ее вездесущее присутствие. Неизвестно, сколько бед может учинить дикая тварь. Вы ведь ведете следствие по делу в Т-ской губернии?
— Вел. Дело было передано, а потом закрыто.
— Закрыто? — переспросил Иноземцев. — Уже? И что же… все виновные наказаны? Алмазы найдены?
— Все виновные, сударь, наказаны, алмазы найдены. Дело закрыто, — отрезал безапелляционно чиновник. Кажется, Иноземцев вновь распотрошил нечто давно приданное забвению и тщательно оберегаемое.
— А как же гиена?
— Вы уверены, что видели ее в Бюловке?
— О да, сударь, еще бы. Она набросилась на меня, свалила на землю прямо под окнами этого проклятого замка. Я хорошо разглядел ее морду. Никогда мне ее не забыть. А как она хохотала ночами! Одно только упоминание об этом звуке заставляет леденеть душу. Если зверь в Петербурге, значит, его кто-то привез.
Заманский поднялся и, заложив руки за спину, медленно прошелся по истоптанному ковру. Потом резко развернулся на каблуках и, прищурившись так, словно что-то просчитывал в уме, глянул на ординатора.
— Вижу, вы взволнованы, — начал он, оценивающе разглядывая Иноземцева. С трясущимися руками и нездоровой бледностью на впавших скулах, тот не производил впечатления вменяемого. — Я понимаю, что в Т-ской губернии вы натерпелись сполна, вас жестоко разыгрывали, едва не убили. Нелегкое испытание для нервов. Кирилл Маркович характеризовал вас как крайне добропорядочного, искреннего, но весьма доверчивого человека, просил не впутывать в следствие и ручался, что все показания даст самолично, ибо вы, мягко говоря, по его словам, пребывали не в себе и не смогли бы вторично свидетельствовать. Он написал подробнейший отчет. А когда я посещал Т-ск, повторил слово в слово в устной форме. Все очень скоро разрешилось, и сам Кирилл Маркович даже был повышен в чине до титулярного советника за отличие в службе. И тут вдруг являетесь вы и рассказываете, что помимо всего прочего в деле фигурировала гиена. А о ней Делин смолчал.
— Нет, — встрепенулся Иван Несторович, испугавшись, что своими заявлениями роняет тень на прозрачную репутацию начальника уездной полиции. — Не смолчал. Он, верно, не знал о ней. Не встречал, стало быть. А я в суматохе запамятовал рассказать. А потом, когда я вдруг увидел ее на улицах Петербурга, у себя в комнате, когда на операционный стол передо мной положили изувеченного этой ошалевшей тварью, который потом поведал… — тут Иноземцев запнулся.
— А в жизни и сказке место есть! — поднял палец прозектор, вновь неведомым образом восставший словно из тумана.
Ординатор вдруг понял, что не хочет говорить об Ульянушке, не хочет ее сдавать. Бедное дитя, заплутавшее, сбившееся с пути, она, быть может, нуждается в наставлении, опеке. А он сейчас нет чтоб ее найти, сидит в охранке с намерением натравить на нее весь Департамент, градоначальника, жандармерию… и на кого, на ребенка, в сущности, в баловстве своем дошедшего слишком далеко.
— Вы замолчали? — Заманский подошел к Иноземцеву. Тот сидел, точно током пронзенный, не замечая склоненного лица чиновника. И вздрогнул, подняв глаза. — Что же поведал изувеченный?
— А вы б его сами допросили. Я как раз ему и обещал привести кого-нибудь из полиции.
Заманский опять задумался.
— Вы чрезвычайно взволнованы, и ваш рассказ кажется фантастическим, — чиновник потер висок. — Действительно, на прошлой неделе в городе была поймана пятнистая гиена, но гиена принадлежит зоологическому саду. Господин Рост сам признал тот факт, что за животным не уследили, оно сбежало. Вчера эта оказия просочилась в газеты, и вы, прочитав сенсационную статью, вдруг решили… Вы читали статью?
— Ч-читал, — кивнул Иван Несторович.
— Ну вот, видите! И непременно решили, что встречали подобное животное в череде своих бюловских переживаний. В деревне вы могли наткнуться на волка, сторожевого пса, может, лисицу или еще какую животину. А на улицах города часто выгуливают огромных псов модной сейчас породы ирландский волкодав.
— Нет, я хорошо отличаю ирландского волкодава от гиены. Я был сегодня в зоосаде и видел ее в клетке. Это была она. Несомненно, она.
— Хорошо. Мы проверим, опросим свидетелей еще раз. Зверь ведь сейчас в клетке? Так что пока беспокоиться не о чем.
Пришла пора сознаться в преступлении. Иначе заставить чиновника поверить в причастность зверя не было шансов. Не о вурдалаках и оборотнях же разговор заводить, и без того на Иноземцева опять как на юродивого глядели.
— Его больше там нет.
— Как нет?
— Я объясню, Григорий Петрович. Моя вина в том, что я не воспрепятствовал обстоятельствам. Нервы, знаете, расшатаны, и я не сразу сообразил, как поступить…
Чиновник прищурился, будто буква за буквой читает самые потаенные мысли и уже, кажется, догадался, что ему приготовились врать.
Но делать было нечего, Ивану Несторовичу пришлось собраться с духом и поведать чиновнику о своем нелепом приключении в зоосаде.
— Это может значить лишь одно, — заключил ординатор, — что гиена в действительности не принадлежала господину Росту, понимаете? Он сам в этом мне признался.
Чиновник в который раз принялся хмурить брови. Вероятно, желал избавиться от нервного визитера скоро, уверив того, что он в силу своей мнительной натуры обознался, ан нет, — Иноземцев преподнес любопытный сюрприз.
— Это какой-то абсурд, — развел руками тот. — Простите, Иван Несторович, но я в замешательстве.
— Есть же свидетель! — взволнованно воскликнул Иноземцев. — Будьте любезны проехать со мной в Обуховскую больницу, где я несу службу, и допросите укушенного. Он повстречал гиену в Митавском переулке!
А Безбородков обязательно расскажет, как к нему приходила большеглазая блондиночка заказывать шкурки для питомца. Эх, была не была, пусть полиция приступает к поискам, смирился Иван Несторович, в конце концов, игры Ульянки до добра не доведут. Вот если зверь вдруг взбесится?
Иноземцев застыл с озабоченным выражением лица, и Заманскому опять пришлось его окликнуть, чтобы привести в чувство.
— Господь с вами, говорю, — повторил тот на недоуменно-испуганное «а?». — Едемте в Обуховскую больницу. Только подождите пару минут, я дам распоряжение агентам наведаться в зоосад. Ваш рассказ требует тщательной проверки.
В больницу домчали лихо — на казенной пролетке, пробрались в палату, растолкали Марью Андреевну. Сиделка, увидав человека в синем мундире, тотчас же разбудила больного, на которого молча указал Иноземцев.
Безбородков долго сидел на постели, хлопая глазами что сова, прежде чем смог окончательно проснуться и рассказать об инциденте в Митавском переулке.