его из неудачника в победителя и сделала частью сообщества истинно верующих, "правоверных".
Новая идентичность не могла проявляться пассивно, ее следовало демонстрировать конкретными деяниями, желательно радикальными. А как еще можно доказать свою принадлежность к правильной вере, кроме как перерезав горло тому, кто оскорбил мусульманского пророка и совершил страшное богохульство? Убив Курта Вестергора, Карим Серенсен, по мнению своих радикальных братьев по вере, смог бы стать хорошим мусульманином, героем в глазах миллионов приверженцев ислама всего мира.
Карим Серенсен не показался мне человеком с черной душой, с природной склонностью убивать. Он всего лишь хотел обрести контроль над своей жизнью, вновь обрести себя и стать личностью. Но имамы-радикалисты и мусульманская религиозная община могли помочь ему лишь при условии, что Карим возьмет на себя роль жертвы, от имени религии вечно ощущая себя оскорбленным словами "неверных" и отвергая любые компромиссы между исламом и ценностями общества, в котором он жил. Карим надеялся, что таким образом сможет стать победителем, но в итоге стал тем, кого Ханс Магнус Энценсбергер назвал радикальным неудачником.
Последствия I
Экстремизм при защите свободы — не порок.
Вечером в четверг 27 октября 2007 года мне позвонили из Полицейской службы разведки. Я сидел в офисе и боролся с передовицей для завтрашнего номера. Дело шло туго, слова не клеились, но к моменту звонка текст был почти завершен. Мой добрый знакомый из ПСР сообщил, что ФБР арестовало в Чикаго двоих, которые планировали совершить теракты против газеты "Юлландс-Постен", причем в качестве заявленных целей фигурировали Курт Вестергор и я. Не вдаваясь в подробности, представитель спецслужбы предложил встретиться как можно скорее, чтобы он и его коллеги спокойно рассказали мне о сложившемся положении и мы вместе обсудили меры предосторожности. Мы договорились встретиться у меня дома на следующий день.
Едва я успел положить трубку, как телефон зазвонил снова. Звонили из агентства "Блумберг Ньюс" из Нью-Йорка, желая услышать комментарий к истории, которая уже разошлась по всему миру, поскольку ФБР обнародовало новость о предотвращенном теракте в Дании. В следующие дни коллеги со всех концов света буквально завалили меня SMS-сообщениями с просьбами сделать заявление или дать интервью, но мне нечего было добавить. Что можно ответить ведущему ток-шоу на вопрос о твоих ощущениях от известия, что террористы готовятся тебя убить? Ясно же, что я не вижу тут ничего смешного и не захожусь от хохота. С другой стороны, на меня не нападал разгневанный мусульманин-фанатик, размахивая топором с криками "Аллах Акбар!", что спустя два месяца произошло с Куртом Вестергором. Речь шла о гипотетической ситуации, наихудший вариант развития которой зависел в основном от силы моего воображения, которое никогда не было особенно богатым.
Я принял к размышлению информацию от ПСР, переключил телефон на беззвучный режим и продолжил работать. В связи с неожиданной помехой мне пришлось перенести встречу с коллегой, на которую я отправился чуть позже. Во время разговора в кафе я вел себя, будто у меня только что закончился "еще один день в офисе". Мне и раньше сообщали об угрозах и что кто-то планирует лишить меня жизни, но я представлял себе все это как внезапный приступ фантазии какого-нибудь недовольного парня, не имевшего ни терпения, ни умственных способностей, чтобы перерезать мне горло. Поначалу, получив угрозы в свой адрес или предупреждение, что какой-то безумец пообещал награду за мою голову, я сильно злился. Адреналин будоражил меня, но со временем я выработал более разумное и спокойное отношение к подобным ситуациям. Вовсе не потому, что меня совершенно не волновали угрозы, а потому, что я постепенно осознал: сохранять голову холодной — в интересах моих и моего окружения. Какие-то угрозы были пустым бахвальством, примитивной попыткой произвести впечатление на друзей и собратьев по вере, в то время как к другим, подкрепленным конкретными планами и намерениями, следовало относиться более серьезно.
По возвращении из кафе я позвонил своему шефу Йорну Миккельсену. Я считал, что мы не могли выпустить номер без передовой статьи о задержании в Чикаго двоих обвиняемых в терроризме. Йорн был согласен со мной, но сомневался, что в сложившейся ситуации может просить меня написать такую статью. Я предложил написать черновик и сразу же сел за компьютер. На следующий день газета обратилась к читателям с такими словами: "Террор, угрозы и запугивание — вот оружие террористов, которое они используют, чтобы заставить людей изменить свое поведение и поступать так, как хотят радикалисты… Те, кто стоит за угрозами и готовящимися акциями против "Юлландс-Постен", недовольны публикацией "карикатур на пророка Мухаммеда". Они потребовали запретить рисунки и попытались запугать датскую общественность. К нашему сожалению, многие предпочли бросить камни в наш огород именно в то время, когда необходимо найти тех, кто угрожает Дании терактами, хотя с точки зрения психологии данная позиция объяснима. Тем не менее нельзя оправдывать применение насилия и угроз против гражданского населения, которое реализует свои права, гарантированные конституцией. Сейчас от нас требуется повышенное внимание — ради свободы и безопасности".
Далее шло продолжение: "История учит тому, что, склонившись перед террором и угрозами, мы не повысим свою безопасность. Наоборот, мы столкнемся с еще большим террором и угрозами, поскольку, уступая запугиванию, индивид, средство массовой информации или общество тем самым сообщают террористам, что своими отвратительными и мерзкими деяниями они достигли своей цели. Поэтому наиболее эффективным оружием против угроз будет демонстрация того, что мы даже не подумаем склонять голову и не предадим принципы, которые являются основополагающими для нашей свободы и процветания. Таким образом, мы доводим до сведения тех, кто хочет уничтожить свободу слова, что независимо от их действий, от того, как они будут нас запугивать, мы продолжим делать то же, что и раньше, в том числе "вышучивание, высмеивание и глумление"".
Передовица заканчивалась утверждением, что многие будут не согласны с такой точкой зрения, поскольку мы живем в условиях, когда наиболее опасный фундаментализм не является ни религиозным, ни политическим. "Нет, наибольшую угрозу свободе представляет так называемый фундаментализм оскорблений. Он предполагает, что, чувствуя себя оскорбленным, человек присваивает себе право отвечать своим обидчикам насилием, и проходит красной нитью через разнообразные попытки ограничить свободу слова, которые мы наблюдаем в эти годы. Настало время отказаться от него".
Во время написания статьи я успел дать короткое интервью для газеты и позвонить своим детям. Дочь уже видела новости по каналу "ТВ-2" и заволновалась, сын воспринял известия более спокойно. Моя жена Наташа была на курсах и еще не знала, что произошло. К счастью, ее мысли были больше заняты работой, которую ей предстояло сдать в ближайшие дни.
Примерно в половине девятого я покинул издательство, успев распечатать на принтере обвинительные заключения двоих задержанных в Чикаго, американца и канадца пакистанского происхождения. После ужина я принялся изучать опубликованные ФБР материалы судебного процесса Дэвида Хедли. В 2009 году он дважды посетил Данию для подготовки теракта против "Юлландс-Постен" и уже успел купить билет для новой поездки, которая планировалась на конец октября 2009 года, когда 3 октября его арестовали в аэропорту О’Хара в Чикаго при посадке на самолет, следовавший в Филадельфию. Оттуда он собирался лететь в Пакистан на встречу с полевым командиром, известным лидером террористов, в горной провинции Вазиристан на границе с Афганистаном, которую называют штаб-квартирой международного терроризма. Пакистанское правительство никак не контролирует регион, где членов Аль-Каиды и прочих террористических организаций встречают как друзей. По всей видимости, Хедли направлялся туда, чтобы обсудить последние детали теракта в Дании.
Кто же такой — Дэвид Хедли?
Он родился в 1960 году в Вашингтоне (округ Колумбия) и при рождении получил имя Дауд Сайед Гилани. Его отцом был пакистанский музыковед, радиожурналист, дипломат и поэт. Он работал на "Радио Пакистан" больше сорока лет, был известен тем, что ввел регулярные ежечасные выпуски, и через какое-то время возглавил государственную радиостанцию. В декабре 2008 года он умер. Мать Дэвида, Серил Хедли, была родом из небольшого городка, расположенного невдалеке от Филадельфии. В 1950-х она переехала в американскую столицу и устроилась секретарем в посольство Пакистана, где и встретила своего будущего мужа. Они покинули США в 1960 году вместе с новорожденным Даудом и обосновались на родине его отца. В совершенно незнакомой ей стране Серил Хедли испытала культурный шок, ей было тяжело примириться со статусом женщины в пакистанском обществе. Брак развалился, и в начале 1970-х, потеряв в результате судебного процесса право воспитывать своих детей, Дауда и его младшую сестру, она вернулась в США, где смогла в полной мере реализовать потребность в общении и свободном образе жизни. "В Пакистане детьми владеют мужчины. У женщин нет никаких прав", — сказала она позже в интервью.
В 1973 году Серил Хедли купила бар в Филадельфии на улице Секонд, 56, назвала его "Хайбер Пасс", оформила в стиле хиппи и превратила в популярное место. В это время Дауд поступил в закрытую военную школу для детей высших слоев общества в пакистанской провинции Пенджаб. Там он подружился с Тахаввуром Раной, вместе с которым много лет спустя в Чикаго готовил нападение на "Юлландс-Постен" и теракты в Индии. Тахаввура Рану арестовали в Чикаго через две недели после задержания Дэвида Хедли. Рана хорошо учился в школе, в то время как Дауду было сложно сосредоточиться при чтении. Он часто получал неудовлетворительные оценки по математике и предпочитал урокам спортивные занятия. Летом 1977 года премьер-министр Пакистана Зульфикар Али Бхутто был смещен в результате военного переворота и затем казнен. Вместо него к власти пришел жестокий диктатор генерал Зия-уль-Хак, осуществивший всеобщую исламизацию страны. Такое развитие событий очень беспокоило мать Хедли, и ей удалось, по всей вероятности с помощью бывшего мужа, уговорить семнадцатилетнего сына переехать в Филадельфию, где его взяли в военную академию и колледж "Вэлли Фордж". Едва проучившись семестр, он был исключен. Впоследствии Дауд безуспешно пытался выучиться на налогового инспектора. По информации газеты "Филадельфия Инквайерер", молодой человек испытал культурный шок, увидев, как его мать продает алкоголь за барной стойкой и ведет себя совершенно не так, как женщины в его родном Пакистане. Впоследствии Серил Хедли передала своему сыну управление баром, где спирт и наркотики текли рекой. Она умерла в 2008 году в возрасте шестидесяти восьми лет.