Британский художник Грэйсон Перри, известный своими провокациями, часто задевающими религию, признал осенью 2007 года, что он вынужден себя ограничивать из страха: "Я подвергал себя цензуре. Я интересуюсь религией и придумал множество работ на эту тему, в которой по сравнению со всеми остальными гораздо лучше представляешь, против чего направляешь усилия, однако исламизм слишком непредсказуем. Не знаешь, где проходит граница дозволенного. Даже картина, которую считаешь вполне безвредной, может вызвать гневную реакцию, поэтому я стараюсь играть лишь с тем, в чем уверен. Я не выхожу за рамки и не затрагиваю исламизм в своем искусстве из одного только страха перед теми, кто может перерезать мне за это горло".
Однажды Перри изобразил игрушечного медвежонка, рождающегося из пениса в форме Девы Марии. Многие восприняли эту работу как оскорбление религиозных чувств христиан. Бросить подобный вызов исламу художник не осмелился. Грэйсон Перри прямо заявил, что напуган смертью Тео ван Гога, враждебной реакцией на "карикатуры на пророка Мухаммеда" и акцией протеста против Великобритании, когда в июне 2007 года королева Елизавета посвятила Салмана Рушди в рыцари.
В начале января 2006 года, пожалуй, самый известный иллюстратор Норвегии Финн Графф признался, что не осмеливается рисовать мусульманского пророка, хотя ничто его не останавливает, когда нужно придать сатирические черты другим болезненным темам. Полгода назад он нарисовал двух норвежских политиков в виде совокупляющихся свиней. Во время дискуссии о христианстве художник изобразил идущих строем христиан, одетых в коричневые рубашки с христианским крестом вместо свастики. Но наибольший резонанс вызвали сделанные Граффом изображения израильских лидеров. В 1970-х годах он изобразил Менахема Бегина комендантом концлагеря в нацистской униформе, который смотрит в другую сторону, пока две сторожевые собаки пожирают еще живого узника. Так же художник изобразил и Ариэля Шарона, когда тот возглавил израильское правительство.
Летом 2006 года Графф создал иллюстрацию, на которой премьер-министр Израиля Эхуд Ольмерт с обнаженным торсом с винтовкой в руке стоит на балконе посреди концлагеря, а на земле лежит застреленный палестинец, истекая кровью. На стене над входом в лагерь написано: "Каждому свое". Источником вдохновения для данного рисунка послужила сцена из фильма Стивена Спилберга о Холокосте "Список Шиндлера", где комендант лагеря, склонный к садизму, стоит на своем балконе и ради забавы убивает еврея-заключенного. Недовольный сатирическим рисунком Граффа посол Израиля в Норвегии пожаловался в Профессиональный комитет прессы, но тот заключил, что рисунок не нарушает принципы журналистской этики.
Я хотел привести в книге рисунок Граффа, изображающий Эхуда Ольмерта, чтобы читатель мог сделать выводы сам, но художник не разрешил мне это сделать, чтобы, как сказано в его электронном ответе издательству, не оказаться в "плохой компании". Хотя Графф и не проявлял подобной щепетильности, затрагивая различные табу религии и политики, для него все же существовала граница, которая называлась "Мухаммед". И не оттого, что он вдруг стал вежливым художником, который старается никого не задеть за живое. Нет, его решение вызвано страхом, и в качестве причины отказа Графф назвал убийство Тео ван Гога и угрозы, полученные датскими художниками. "Когда реакцией могут стать угрозы насилием или же тебе могут перерезать горло, значит, граница достигнута. Ты находишься там, где легко переступить черту дозволенного", — сказал он норвежской газете "Магазинет". Художник, однако, добавил, что уважает запрет на изображения в исламе, — непоследовательный ход для того, кто раз за разом демонстрировал, что для него нет ничего святого. "Поэтому мое решение основано как на уважении к их религиозным представлениям, так и на реальном страхе", — заключил Графф.
Подобные многозначные ответы дал также один из режиссеров, снявших в 2008 году анимационный фильм "Путешествие на Сатурн". Тридцатилетний Торбьерн Кристофферсен объяснил, что они решили избавить главного героя-мусульманина от беспощадной сатиры, которой подвергаются все остальные персонажи. "К сожалению, смеяться над религией мусульман стало невозможным. Я считаю, что мы в фильме достаточно много критикуем Джамиля, но совсем не затрагиваем его веру. Это слишком болезненная тема, и я не хочу нести ответственность за вмешательство в чужую религию. Мне ведь следует думать о своей семье и работе. Я не скандалист и не хочу, чтобы разгневанные мусульмане стучали в мою дверь, — сказал он "Берлинске Тидене". — Я на сто процентов уверен, что должна быть возможность высмеивать все подряд. Речь идет вовсе не об особом отношении к мусульманам, а о внимании к самому себе и своим близким". На вопрос газеты, изменятся ли когда-нибудь отношения между датчанами и мусульманскими иммигрантами, если первые из страха затронуть болезненные темы будут опасаться относиться к последним так же, как к самим себе, режиссер ответил: "Я не рассматриваю этот вопрос как задачу, стоящую перед моим фильмом. Мне вовсе не обязательно превращаться в орудие кампании, только потому что я создал мультфильм. Наши сотрудники считают, что угрозы в адрес авторов "карикатур на пророка Мухаммеда", работу которых я полностью поддерживаю, относятся и к ним. Но, думаю, было бы глупо повторять сейчас подобную акцию. Впрочем, я не верю в конфронтацию, ведь мусульмане должны со временем приспособиться к нормам Дании".
Спустя несколько дней Торбьерн Кристофферсен и Крестен Вестбьерг Андерсен, еще один режиссер фильма, подробнее объяснили свою позицию в интервью "Политикен". Первый, как уже известно, выразил мнение, что не хочет быть задействован в кампании, поскольку он всего лишь снял мультфильм, но если сатира направлена в адрес политкорректных целей, то совершенно нормально принять в ней участие. Режиссер сказал: "Мой любимый эпизод в сценарии — когда датские астронавты приземляются на Сатурн и говорят: "Мы белые боги". Это так здорово: "Мы пришли, чтобы принести демократию и свободу слова". Мы должны были высмеять действительность, в которой живем. Будучи художником, ты всегда немного анархист, таким становишься, когда делаешь что-нибудь смешное".
По мнению режиссера, опасная сатира действительно затрагивает чувства. Это сильное негативное внушение. Когда ему указали на противоречия в его высказываниях о самоцензуре и недостатке мужества подвергнуть сатире ислам, он ответил: "Мы, разумеется, могли помимо всего прочего подготовить рисунки Мухаммеда… Рисунки Мухаммеда — это не смешно… Мы делаем то, над чем, уверены, люди будут смеяться, каким бы грубым ни был результат. Мы также достаточно жестко подшучиваем над королевой как национальным символом. Однако рисунки Мухаммеда совсем не смешны, пусть даже подавляющему большинству мусульман Дании все равно, создаем мы их или нет, но если мы начнем критиковать религию Джамиля, то скатимся к образу мыслей вроде "Мы и они", "Ха-ха-ха!" и "Идите к черту!"". Ему вторил коллега: "Единственное, чего бы мы добились, — это демонстрация презрения, что совсем не смешно. То же самое, что стрелять в королеву, а это крайне неприятно".
Меня тронуло неприкрытое лицемерие обоих режиссеров. Во-первых, бравые юмористы считали, что направлять сатиру против религиозных идей хуже, чем против живых людей. Многие религиозные фанатики и диктаторы точно обрадовались бы, услышав это мнение, которое противоречит современному представлению о правах человека. Оно подразумевает, что люди могут требовать защиты прав, а не идей, будь они политическими, религиозными или какого-либо другого характера. Примечательным также является то, что религиозную сатиру сравнили с убийствами. Теократические режимы от Ирана до Саудовской Аравии, религиозные фанатики вроде Дэвида Хедли, человек с топором из Орхуса или члены Аль-Каиды не смогли бы лучше обосновать свое миропонимание, чем эти два веселых человека.
Грэйсон Перри, Финн Графф и датские режиссеры, снявшие анимационный фильм, подвергали себя самоцензуре. Это всего лишь три случайных примера из трех разных стран Европы, но есть и сотни других случаев, не имеющих ничего общего с "хорошим поведением". Самоцензурой указанных лиц управлял страх, хотя в некоторых случаях им было трудно соблюсти ограничения. Самоцензура причиняла им боль и плохо соотносилась с их восприятием самих себя, поэтому они и придумали отговорки об уважении к другим вероисповеданиям и нежелании кого-либо провоцировать. Подобное запугивание общества стало одной из причин, по которым "Юлландс-Постен" заказала "карикатуры на пророка Мухаммеда", попавшие в болевую точку, чего никто и представить не мог.
Помимо проблемы самоцензуры дискуссия выявила ряд "прорех" в европейской культуре и самопонимании. Одна из них — следствие Второй мировой войны: травматический опыт, который никто не хотел бы пережить вновь. Урок, извлеченный общественностью из геноцида евреев, состоит в том, что слово может убивать, что злые слова ведут к злым делам. Широко распространено мнение, что уничтожение евреев никогда бы не произошло, если бы власти Веймарской республики пресекли антисемитскую риторику нацистов в годы до их прихода к власти или если бы нацисты после 1933 года не имели возможности свободно вести пропаганду. Считалось, что неограниченная, ничем не контролируемая свобода слова привела к "демонизации" евреев нацистской пропагандой и их последующему геноциду. В связи с этим в 2009 году министр иностранных дел Дании Пер Стиг Меллер предупредил, что свобода слова может использоваться для разжигания насилия: "Сегодня мы видим это в посланиях Усамы бен Ладена. То же самое наблюдалось в Германии, где антисемитская риторика в итоге обернулась "окончательным решением проблемы" путем убийства шести миллионов евреев".
Предполагалось, что нацистская пропаганда способствовала усилению антисемитских настроений населения, однако нет никаких оснований полагать, что правительство могло предотвратить геноцид, запретив расистские высказывания. Одно дело — антисемитизм в Веймарской республике, который вылился в насилие, бойкот и требования лишить евреев всех прав. Другое — проводимая нацистами политика апартеида, исключение евреев из немецкого общества во время правления Гитлера в 1930-е годы, лишение их всех гражданских прав, Хрустальная ночь и погромы. И третье — геноцид, осуществлявшийся во время Второй мировой войны. Общим для всех трех периодов является то, что в нацистской Германии никогда не было неограниченной свободы слова.