Москва выражала несогласие с позицией западных демократий, считавших, что с подстрекательствами к ненависти следует бороться, не запрещая их, а противопоставляя им другие идеи. "Другие идеи не удержали Гитлера от развязывания войны, — заявил представитель СССР незадолго до принятия Всеобщей декларации прав человека ООН в декабре 1948 года. — Было бы неправильно не пронанализировать возможные дальнейшие инициативы, поскольку мы рискуем заплатить еще миллионами жизней".
После этого была совсем не дипломатичная словесная перепалка между британским и советским делегатами, участвовавшими в работе над Международным пактом о гражданских и политических правах. Представитель Великобритании привел в качестве эффективности свободы слова книгу Гитлера "Моя борьба", которую в Туманном Альбионе никто не запрещал даже в годы войны, на что советский дипломат отреагировал удивлением и осуждением. Глава британской делегации съязвил, что, видимо, его советскому коллеге вовсе незнакомо понятие "свободы слова", а британцы продолжат сражаться за свое представление о свободе так же решительно, как против Гитлера, чтобы "Мою борьбу" можно было свободно покупать и читать.
Кроме того, ожесточенные споры вызвал вопрос, следует ли просто запретить подстрекательство к насилию и на этом остановиться (что предлагало большинство западных стран) или дополнительно ввести уголовную ответственность за враждебные высказывания, независимо от того, могут они спровоцировать насилие или нет. Борьба этих взглядов шла с переменным успехом в течение шести лет. Сначала стороны решили включить положение о враждебных высказываниях, но потом по инициативе США убрали, затем снова включили и снова убрали, пока текст не был окончательно закреплен в 1953 году. Но борьба продолжалась. Советский Союз предложил новые ограничения свободы слова, которые шли дальше простого запрета на разжигание розни, а Индия пожелала ввести ответственность за нападки на основателей религий. В результате такие демократии, как Дания, США, Великобритания, Норвегия, Швеция, Нидерланды и Канада, потерпели поражение в защите широкой свободы слова. Статья 20 в конвенции стала не просто запрещать разжигание розни, но и обязала подписавшие документ страны ввести уголовную ответственность за враждебные и дискриминирующие высказывания. Формулировка оказалась более широкой, чем предлагали западные государства, неоднократно предупреждая, что ее принятие позволит правительствам и прочим органам власти защитить себя от любых критических замечаний. Ирония истории заключается в том, что именно эту формулировку, которую большинство навязало мировому сообществу, невзирая на протесты демократических стран, впоследствии стали использовать для оправдания вводимых на Западе ограничений свободы слова.
Современная полемика вокруг границ свободы слова возникла во время Нюрнбергского процесса (1945–1946), когда на скамье подсудимых оказались двадцать четыре нациста, сыгравшие весомую роль в массовых убийствах людей во время войны. Во время рассмотрения их дел обвинение напрямую связывало Холокост с использованием СМИ в интересах германского правительства, которое посредством слов и образов демонизировало евреев, разжигая ненависть к ним у населения страны. Юлиус Штрайхер, бывший редактор антисемитской газеты "Штюрмер", оказался в числе тех, кого трибунал приговорил к смерти. Судебное заседание признало его "мучителем евреев № 1". Его приговор гласил: "В своих речах и статьях, неделю за неделей, месяц за месяцем он заражал сознание немцев вирусом антисемитизма и призывал их к активному преследованию евреев… Подстрекательство к убийствам в момент, когда евреи на Востоке уничтожались самыми жестокими способами, как и военные преступления, представляет собой очевидное преследование по признаку расы по закрепленному Уставом определению и является преступлением против человечества".
Такое объяснение причин Холокоста заложило основу для особого видения взаимосвязи между словом и делом, и в результате все чаще и все более многим казалось, что необходимо ввести уголовную ответственность за устные оскорбления. При этом от внимания общественности ускользает факт, что нацистская пропаганда велась в обществе, где не было ни тени свободы слова, поскольку во время правления Гитлера Германия не являлась настолько свободным обществом. Там была абсолютная "тирания молчания".
Подобное восприятие действительности базируется на представлениях о тоталитарной идеологии, подробно описанных в выдающемся романе Джорджа Оруэлла "1984". Это рассказ о том, как тоталитарное государство строит желаемое общество, "очищая" язык от нежелательных слов и их значений. Слово создает то, что означает, и если запретить называть веши и явления, то они перестают существовать. То есть человек уже не может создавать мир в своем сознании. Война — это мир, свобода — это рабство, незнание — сила.
Так, в Советском Союзе, в соответствии с пропагандой, не существовало ни национализма, ни этнических или религиозных противоречий. Если же они все-таки возникали, то их появление объяснялось пережитками капиталистического прошлого, которым предстояло отмереть по мере приближения общества к коммунизму. Цензура вычищала фильмы, книги, искусство и СМИ, не соответствовавшие марксистско-ленинским представлениям о действительности. Глава партии Михаил Горбачев настолько верил в живописную "очищенную" картину, что совершенно упустил из виду набиравшие силу сепаратистские движения, в результате чего СССР оказался на "помойке истории". Советская идеология утверждала, что все пороки общества можно искоренить, запретив соответствующие высказывания. При диктатуре ведь нет принципиальной разницы между словом и делом.
Утверждение, что к Холокосту привело именно "злоупотребление свободой слова" в нацистской Германии, совершенно не учитывает различия между тоталитарным и демократическим режимами. Но в тоталитарном государстве никто не может возразить против расистской пропаганды или высмеять ее. А в открытом демократическом обществе граждане имеют право свободно выражаться и критиковать нацистскую ложь, то есть у общества есть некий рынок конкурирующих идей. Следовательно, здесь никто не может беспрепятственно запугивать отдельных личностей и социальные группы.
В Веймарской республике за глумление над религиозными сообществами — протестантами, католиками и евреями — можно было получить тюремный срок до трех лет, а распространение ложных слухов с целью принизить кого-либо или выразить презрение к другому человеку наказывалось лишением свободы до десяти лет. Наконец, существовал закон, запрещавший подстрекательство к классовой борьбе и насилию против других социальных слоев. Нарушение данной нормы, нередко защищавшей евреев от антисемитской пропаганды, "оценивалось" в два года тюрьмы. Антисемиты старались, порой небезуспешно, обойти закон, утверждая, что их нападки на евреев не призывают к классовой борьбе, поскольку направлены именно против еврейской расы, за что наказания не предусматривалось.
Есть ложное мнение, будто бы в Веймарской Германии существовала неограниченная свобода слова. В действительности все было наоборот, в стране процветало политическое насилие, но власти вели борьбу с ним недостаточно последовательно. Нацистских лидеров Йозефа Геббельса, Теодора Фритша и Юлиуса Штрайхера преследовали за антисемитские высказывания. Штрайхеру пришлось отбыть два тюремных срока. Вместо того чтобы, приструнить нацистов и предотвратить антисемитизм, многочисленные судебные процессы скорее стали частью эффективной пиар-машины для дела Штрайхера, привлекая к нему внимание общественности, которого он никогда бы не добился, если бы его расистские высказывания могли свободно и открыто обсуждаться. В 1929 году, спустя несколько недель после осуждения Штрайхера на два месяца тюремного заключения за антисемитизм, количество голосовавших за нацистов на выборах в законодательное собрание Тюрингии утроилось. Одно из обвинений против Штрайхера и его коллеги Карла Хольца было основано на статье из газеты "Штюрмер", где ряд нераскрытых убийств преподносился как возможные ритуальные жертвоприношения иудеев. Другое обвинение строилось на утверждении, что религия позволяет евреям лжесвидетельствовать в нееврейских судах. Кроме того, "Штюрмер" заявляла, что евреи игнорируют светские законы об имуществе, поскольку они не основаны на нормах иудаизма.
Бернхард Вайсс, заместитель главы берлинской полиции, многократно возбуждал уголовные дела против Геббельса за антисемитскую клевету и беспочвенные обвинения в адрес евреев. Вайссу удалось выиграть все процессы против будущего руководителя министерства пропаганды, но есть мнение, что общественность каждый раз воспринимала его как проигравшего, так как суд помог антисемитским высказываниям Геббельса широко распространиться. "Возможно, заместителю главы полиции следовало всего-навсего позволить голосу нацистов естественным образом замолкнуть в тишине", — рассуждает Дитц Беринг в своей антологии о евреях в Веймарской республике.
В апреле 1932 года нацисты обклеили весь Нюрнберг плакатами с девизом "Штюрмер": "Евреи — это наше несчастье". Когда Центральный совет евреев пожаловался в полицию, правоохранительные органы поначалу отказались снять плакаты, заявив, что их нельзя воспринимать как подстрекательство к насилию. Плакаты убрали только после обращения Центрального совета к региональным властям в Мюнхене. В октябре того же года на севере страны немецкая девушка умерла из-за аборта, который помог сделать ее молодой человек-еврей. Он пытался избавиться от трупа, расчленив его и выбросив части в разных местах. Этот случай оказался на руку газете "Штюрмер", проводившей антисемитскую пропаганду, но после выхода номера с подробным описанием иудейского ритуала жертвоприношения весь тираж конфисковали, а ответственного редактора осудили за оскорбление религии.
С 1923 по 1933 год газету "Штюрмер" привлекали к ответственности или изымали из распространения ее тираж в общей сложности тридцать шесть раз. В 1928 году за одиннадцать дней сотрудников издания вызывали в суд по пяти разным делам. В итоге Штрайхер приобрел значительный авторитет в немецком обществе, которое начало воспринимать его как мученика и жертву. С каждым новым судебным процессом восхищение публики все больше возрастало. Когда Штрайхеру в очередной раз предстояло отбывать наказание, его с триумфом провожали в тюрьму сотни восторженных почитателей. Торжество повторилось после того, как Штрайхер отбыл срок. В 1930 году его встречали тысячи поклонников, среди которых был и Гитлер. Немецкие суды стали платформой, на которой Штрайхер проводил антисемитскую кампанию. Многие исследователи считают, что судебные процессы успокоили критиков нацизма, которые поверили в способность правовой системы одержать над ним верх.