– Да, конечно, ваша честь. Защита не имеет возражений. Мы только оговариваем в качестве условия, что это может быть лишь одной из версий, исходя из установленных фактов.
– Принято! – кивнул судья Майлз. – Вещественное доказательство «D» будет одной из версий.
– Ну а теперь, если позволит суд, я бы попросил разрешить присяжным заседателям взять в руки вещественные доказательства «С» и «D» и посмотреть, как они совпадают.
Прежде чем Майлз успел возразить, Мейсон заявил:
– У защиты нет возражений. Мы собирались сделать то же самое: предложить присяжным посмотреть эти две части пакета.
Поведение и голос Мейсона свидетельствовали о том, что это не является для него неожиданностью и что он сам собирался сделать это, просто выбирал подходящий момент.
Тем временем присяжные, посмотрев внимательно на эти два бумажных куска, увидели, что края линии разрыва полностью совпадают. Они с пониманием кивали друг другу, некоторые неодобрительно качали головой, но и без слов стало понятно, какое неизгладимое впечатление все это произвело на них.
После того как присяжные вернули экспонаты суду, Роберт Норрис, как и все в зале, увидев, как подействовало на всех это столь драматическое представление улики, сказал:
– А сейчас, мистер Мултон, я хочу узнать, что вы делали после того, как взяли обвиняемую под стражу. Немедленно, сразу после этого?
– Мы сказали ей, что намерены доставить ее в департамент полиции по подозрению в преднамеренном убийстве.
– Она что-нибудь при этом говорила?
– Она сказала, что комментариев не будет, что ее адвокат – Перри Мейсон, и если мы хотим что-нибудь узнать о деле, то должны связаться с ним.
– И как вы поступили?
– Вместе с моим напарником мы посадили ее в полицейскую машину, а я вернулся к мусорному баку, чтобы продолжить поиски.
– Вы хотели найти какие-то новые улики?
– Да.
– И что-нибудь нашли?
– Нашел.
– Где?
– На самом дне бака.
– И что это было?
– Револьвер 38-го калибра.
– Вы записали номер этого револьвера?
– Да, записал.
– Теперь попрошу вас изучить оружие, которое нам представлено и проходит как улика «В», сопоставив его номер с записанным вами.
Свидетель Мултон вынул из кармана записную книжку, взял в руки револьвер, долго сверял каждую цифру, потом поднял голову и кивнул.
– Так что вы обнаружили? – спросил Норрис.
– Номера совпадают. Это револьвер, который я обнаружил в мусорном баке.
– Другими словами, револьвер, который вы нашли на дне мусорного бака, и есть тот револьвер, который представлен суду как вещественное доказательство?
– Да, так и есть.
Норрис торжествующе улыбнулся:
– Мистер Мултон, в каком состоянии был револьвер, когда вы его нашли?
– В цилиндре барабана револьвера не хватало только одного патрона, остальные были на месте.
– Хорошо, мистер Мултон. Скажите, вы знакомы с боевым оружием? Это входит в курс обучения полицейских, не так ли?
– Да.
– И вы знакомы с данным видом оружия: револьвером «смит-и-вессон», калибр тридцать восемь?
– Да, конечно.
– И это единственное пустое пространство от пули находилось прямо против ударного механизма?
– Совершенно верно. Это был револьвер двойного действия. Пустое пространство от пули находилось в стреляющей позиции. Совершенно ясно, что первоначально он был заряжен всеми шестью пулями. Был произведен только один выстрел, после чего пустая гильза осталась в той же позиции, в которой она находилась перед выстрелом.
– Перекрестный допрос, – победно провозгласил Норрис.
– Зачем? – спросил Мейсон, как бы удивляясь самой мысли заместителя окружного прокурора о необходимости перекрестного допроса. – У нас нет вопросов к свидетелю.
– Не будете его допрашивать? – не поверил своим ушам Норрис.
– Конечно нет, – бросил в ответ Мейсон.
– Вызывайте следующего свидетеля, – объявил судья.
При этих словах Гамильтон Бергер выразительно посмотрел на часы:
– Приближается время обеда. Суд распускается на перерыв.
– Леди и джентльмены, – обратился к присяжным заседателям судья Майлз. – Суд отпускает вас домой, это записано в законе нашего штата. Однако суд предупреждает, что вы не имеете права обсуждать это дело ни с кем из посторонних и даже между собой. Вам не разрешено читать газеты, слушать по радио или по телевидению отчет о сегодняшнем заседании. Вы также не имеете права выражать свое или выслушивать чье-либо мнение об этом деле, пока оно полностью не будет закончено. Суд откладывается до девяти тридцати утра следующего дня.
Мейсон с облегчением вздохнул и наконец расслабился, разжав нервно сжатые до того в кулаки руки.
Глава 15
Перри Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк расположились в офисе адвоката. Все сидели хмурые, с унылым видом.
– Прости, Перри, – сказал Дрейк, – но я не смог отыскать ни одной зацепки, чтобы как-то помочь. Мне кажется, что уже вообще нельзя ничего сделать. Это то самое расследование, о котором просто мечтает каждый окружной прокурор. И в самом деле, у Бергера в руках оказались такие косвенные улики, которые невозможно поставить под сомнение: пуля, оторванный кусок от пакета контейнера… Да и обвиняемая была поймана просто за руку, когда прятала револьвер в баке с мусором.
Ничего не отвечая, Мейсон продолжал смотреть в одну точку, откинувшись в кресле и упершись подбородком себе в грудь.
Делла Стрит только с сочувствием переводила взгляд с одного на другого.
– Путь Гамильтона Бергера тоже, надо сказать, не усыпан розами, – вдруг промолвил Мейсон. – Есть несколько моментов, которые просто не вяжутся с его рассуждениями и теориями.
– Не стоит беспокоиться за его теории. Сегодня он вылил на тебя только первый ушат. Завтра, несомненно, выльет следующий. И в суде ходят слухи, будто он готовит нам настоящую бомбу. Хочет нас уничтожить, поэтому и присутствует лично на всех заседаниях. Собирается насладиться своим триумфом.
– Почему Фремон пошел к ней в ванную? Отказываюсь понимать!
– Потому что она его туда завлекла, – ответил Дрейк.
– Если он постоянно носил револьвер, как же он оказался у нее? Где он его носил? Наверное, в заднем кармане брюк, – рассуждал Мейсон. – Или у него был специальный карман, пришитый к поясу, чтобы иметь при себе оружие постоянно.
– Может быть, Перри, она использовала старую как мир женскую технику: ударилась в слезы, бросилась ему на шею, просила прощения, может, даже встала на колени и обхватила руками его ноги – и тем временем незаметно вытащила у него из кармана пистолет, потом…
– Что потом? – спросил Мейсон.
– Потом выстрелила в него.
– Почему?
– Потому что он не желал принять от ее брата возмещения нанесенных ему убытков.
– О каком возмещении убытков здесь могла идти речь? Братец вернулся и просто обчистил его! У них с сестрой появилась козырная карта – что-то около пятнадцати или двадцати тысяч долларов Фремона. Если бы Фремон отправил Родни в тюрьму, ему уже не вернули бы ни копейки. Нет, Пол, это по теории окружного прокурора… И я надеюсь, что он именно так и думает, потому что я собираюсь проделать несколько дырок в этой теории прямо на глазах у присяжных, – задумчиво произнес Мейсон.
– Сколько надо в ней проделать дырок, чтобы она перестала держать воду? – поинтересовался Дрейк. – Помни, Перри, что в этом деле перекрестный допрос свидетелей обвинения не увеличит твои шансы на выигрыш. Их улики абсолютно неоспоримы, они хладнокровно и математически точно доказывают ее вину. Может быть, завтра во время заседания обвинитель собирается вывалить тебе все, что знает. И тогда ты вынужден будешь повернуться и сказать: «Ненси Бенкс, займите, пожалуйста, место для дачи показаний». Тогда ей придется пойти и рассказать достаточно убедительную историю. И, поверь мне, это будет потрясающая история – лучшее из того, что она до сих пор тебе рассказывала.
– Что заставило тебя сказать мне все это, Пол?
– Выражение твоего лица, – ответил Дрейк.
Мейсон поднялся и заходил по комнате.
– Вся загвоздка в том, что для Ненси было бы намного лучше, будь у нее другой адвокат. Мне не надо было браться за это дело.
– Почему? – спросил Дрейк.
– Да потому, что я ставлю правду превыше всего и люблю придерживаться фактов. Одно дело, когда знаешь, что твой клиент не виновен; совсем другое, когда твой клиент совершил преступление, пусть даже в деле есть много смягчающих обстоятельств, но ситуация при этом совсем иная. Многие адвокаты, занимающиеся уголовными преступлениями, не позволяют своим клиентам до определенного момента рассказывать подлинную историю: они ждут, пока обвинение выложит все доказательства, потом находят в них слабые места, а уже после всего этого вызывают для дачи показаний своего клиента, который рассказывает суду свою историю, подогнанную под факты, используя слабые места в обвинении, стараясь перехитрить его, чтобы все было похоже на правду. И, должен сказать, это очень неприятно действует на обвинение. Конечно, такого типа адвокаты не говорят прямо своим клиентам, чтобы те лжесвидетельствовали. Но они дают им понять, что, если рассказать на суде о том-то и том-то и преподнести это так-то и так-то, присяжные будут склонны поверить. Ведь любой клиент достаточно сообразителен, чтобы понять, что дважды два – четыре, и додумать остальное. Именно поэтому такого сорта адвокаты не выслушивают правду от своего клиента, потому что если они ее не узнают, то и клиенту не надо будет ничего менять, и адвокат не будет виновен в подталкивании к лжесвидетельству.
– В нашем деле, какую бы историю Ненси ни рассказала, ей все равно никто не поверит, – махнул рукой Дрейк.
– Не уверен. Она очень сообразительная молодая женщина и умеет произвести впечатление на окружающих, – возразил Мейсон.
– Знаю, знаю, Перри! Но это производило впечатление, пока жюри состояло из одних мужчин. Тогда можно было при даче показаний продемонстрировать красивые ножки и благодаря этому легко избежать даже обвинения в убийстве. Но теперь, когда среди наших присяжных появились женщины, как правило внимательно рассматривающие обвиняемую, если вдруг слишком оголить свои ножки, можно сразу лишиться голосов женской половины жюри. Если же совсем их не покажешь, то не произведешь впечатления на мужчин.