— Она тебя очаровала, малыш! Эти леди-благословляющие, у них есть особый дар... им верят безоговорочно. Может быть, если бы мичман Боритти не погиб, то он стал бы любовником леди. Может быть, на их прощании — тень его предстоящей гибели... не знаю. В таких тонких материях никто не разбирался. Разве что старик Фалиус, да и тот... в общем, какое-то напряжение в сцене прощания двух эльфов Кроут ощутил. Но решил по своей глупости и испорченности, что это из-за того, что леди боится ревности мужа, и женский страх можно использовать для шантажа.
— То есть Кроут напечатал карточку, ощутил «запах» тайны и начал выяснять, кто же изображен? На это ему понадобилось четыре седьмицы? Ведь эта кофейня на Кленовом Взвозе — буквально в двух кварталах от дома лорда Потилли, они живут на Горе, в самой верхней его части.
— Не забывай, что мужик еще работал, ему нужно было днями сидеть на складе. Так что, если походить и поспрашивать, то наверняка в кофейне или в округе найдется кто-то, кто вспомнит, как Кроут интересовался хрупкой блондинкой, заходившей туда в обществе высокого брюнета.
— А зачем? — с недоумением спросила Астралия. — Пусть леди и очаровала меня, но мужа она очаровала не меньше. И тому наплевать, с кем и когда она целовалась. Тем более, что ее ухажер — покойник.
— Зато у нас есть еще немало светописных карточек, и нужно понять, что на них могло вызвать интерес нашего «блюстителя нравственности».
Глава 19
— Давайте посмотрим! — обрадовалась Астралия.
Несмотря на позднее время и выпитый успокаивающий отвар, ее охватило нетерпение. Она сдвинула чашки подальше от края стола и вытащила из папки пачку карточек.
— Надо начинать не с этого! — не согласился старый маг. — Главное — записи. Что было написано по поводу леди Мионики? Ну-ка, дай тетрадку нашего трупа!
— Что она дура, — пожала плечами Астралия. — Мужика понять можно. Эльфийка на него наорала и вышвырнула из дома — как еще мужчина может назвать такую женщину?
Старик расхохотался:
— Это ты в точку! Но важнее не это, а то, что не было никаких цифр.
— А что, там есть цифры? Я толком не смотрел.
— Есть! Не везде, но есть. Вот, смотри: «Мраморная набережная. Финал седьмицы ирисов. Т.Р. Девка молчит, но он боится. Нищеброд. 500 рулей. Седьмица хризантем 1500 рулей. Будет должен». Как думаешь, что это значит?
— Наверное, этот «нищеброд» платил Кроуту. Сначала 500 рулей, потом полторы тысячи. Деньги не сказать, чтобы большие, но и не совсем гроши. На полторы тысячи можно пять-шесть седьмиц жить в хорошем пансионе...
— И за что платил?
Астралия снова пожала плечами и принялась перебирать светописные карточки:
— На Мраморную набережную похоже вот это... больше тут никаких набережных нет. А где это, кстати?
— Жаль, что ты город плохо знаешь. Надо будет как-нибудь покататься — просто так. Да, это — Мраморная набережная...
Они вдвоем уставились на снимок, пытаясь понять, что же такое непристойное увидел шантажист. Вроде — абсолютно мирная сцена.
Яркий весенний день. То, что весна, понятно даже по черно-белому изображению: в кадр попали несколько кустов цветущей сирени и молодой каштан, украшенный ароматными «свечками». Набережная — это линия домов и деревьев с одной стороны мостовой и каменный парапет — с другой.
У парапета стоят три девушки или молодые женщины, одетые как среднего достатка горожанки. Красотки практически в центре кадра, похоже, именно они были объектом съемки. Модные платья и шляпки, легкие накидки на плечах. Если бы нужно было дать название сюжету, то лучше всего подошла бы какая-нибудь поэтическая строчка про весну, красоту и прелестную юность. Две девицы бросают что-то в море. Третья обернулась и машет рукой даме, садящейся в карету. Дама одной рукой оперлась на руку стоящего спиной к светописцу мужчины, второй машет девушке. Хорошо видно ее милое моложавое лицо, при встрече будет легко узнать.
Экипаж запряжен парой прекрасных лошадей — оба коня просто красавцы, идеально подобраны, одинаковой темной масти, с одинаковыми белыми бабками и проточинами на морде. На козлах — маленькая скрюченная фигурка, без сомнения, желд, все знают, что эти зверолюди — лучшие конюхи. Сама карета выглядит достаточно богато, определенно, не наемная, принадлежит какому-то далеко не бедному разумному.
Чуть поодаль у парапета стоят несколько юношей в мантиях магической академии. Из-за расстояния черты лиц не разобрать, но, похоже, среди них есть и эльфы, и люди. Студиозусы смотрят на девушек, что вполне естественно. Может быть, когда карета отъедет, подойдут знакомиться. Или уже знакомы, ждут лишь, когда девушки останутся без присмотра более взрослой женщины...
— Ну, и чего тут непристойного? Или секретного? — недоуменно произнесла Астралия. — Какая-то женщина, по виду — не леди, скорее, мастрис, но далеко не бедная, села в карету аристократа. Есть куча свидетелей. Даже если с ней потом что-то и произошло, то и девицы, и студенты видели герб на дверце... на снимке его не разобрать, но те, кто там был, точно знают, с кем она уехала. Да и вряд ли разумного, имеющего такой экипаж, можно назвать нищебродом... А что девушки кидают в воду? Может, в этом дело?
— Это — наименьшая загадка, — улыбнулся старый маг. — Возле Мраморной набережной нет пляжа. Там — небольшой заливчик, откос облицован камнем, есть две лестницы-спуска. Весной в этом заливчике отдыхают перелетные птицы. У молодежи есть забава — кормить уток и лебедей хлебом.
Астралия пожала плечами:
— Тогда вообще ничего не понимаю... хотя... тут еще одна фигура, которая вроде бы никакого отношения к этой сцене не имеет.
— Верно! — согласился мастер Вивелли. — Вот этот разумный. Такое ощущение, что он просто переходил дорогу и придержал шаг, огибая карету сзади. Мельком взглянул на лошадей... те и впрямь стоят внимания — хороши. Поэтому видно его лицо. Обычный человек, и одет небогато. На него никто не обращает внимания: две девушки смотрят в море, третья — на даму, юноши — на девушек, господин — на даму, та — на девушек... желд на козлах вообще никуда не смотрит, опустил голову. То есть этого господина никто мог и не заметить.
— Но что в том, что он переходил дорогу? И кто это вообще?
— Вот это нам и нужно понять. Видимо, наш труп нашел нечто предосудительное в том, что этот господин, вероятно, носящий имя и фамилию, дающие инициалы Т.Р., в последний день седьмицы ирисов гулял по Мраморной набережной...
Астралия снова пожала плечами:
— Этот Т.Р. должен был быть в другом месте? Не быть тут?
— Что-то в этом роде... думаю, тут может быть какая-то история про алиби или что-то в этом роде. Наверное, тебе стоит поузнавать, что произошло в последний день седьмицы ирисов в окрестностях Мраморной набережной. Алиби нужно, если есть преступление...
Мастер Вивелли зевнул и сгреб светописные карточки в стопку:
— А теперь давай спать, иначе полковник завтра тебя не дождется на службу.
***
К радости Астралии, мастер Ткарат появился в участке уже через день после того, как юная сыщица поужинала в гостях у императорской цветочницы. Гном был бледен, двигался неуклюже, опасаясь задеть за что-нибудь раненой рукой, но весьма бодр и деятелен.
— Ну-ка, рассказывай, что вы со стариком накопали, — заявил мастер Ткарат, едва Астралия вынула из папки найденные в банке тетрадь и карточки. Я пока твои протоколы к делу подошью, а ты давай — выкладывай!
Астралия вытащила свои записи и принялась, как сказал гном, «докладывать»:
— В тетради несколько десятков записей, но светописных карточек всего восемь. Одну мы проверили — леди Мионика Потилли. Наш пострадавший, Кроут Вилон, пытался ее шантажировать якобы связью с одним морским офицером, но успеха не достиг.
— Шантаж? Теперь понятно, за что его убили и зачем сложности со склепом, не дающим допросить труп. Но кто из этих восьми... или даже нескольких десятков... убил? Могла и эта ваша леди...
— Нет. Там он не попал. Не испугал ее.
Коротко рассказав о том, как отреагировал муж леди Мионики на снимок собственной жены, целующейся к юным красавчиком, юная сыщица продолжила:
— Все снимки сделаны на улице, ни одного в помещении. Видимо, Кроут бродил по улицам и снимал то, что считал чем-то интересным. В записях тоже — названия улиц и даты. Имена зашифрованы инициалами, иногда — какие-то малопонятные комментарии. На всех снимках — мирные уличные сцены. И вот мы подумали: если Кроут шантажировал тех, кто изображен на снимках, то чем? Что такое запечатлел его аппарат, что опасно для тех, кто попал в кадр? Я обзвонил все участки, к которым относятся улицы, фигурирующие в записях, и спросил, какие происшествия были в те даты. Оказывается, именно в тот день в окрестностях этих улиц были какие-то преступления. Например, вот этот снимок...
Девушка вытащила из стопки карточку, изображающую садящуюся в карету даму.
— В последний день седьмицы ирисов ограблен дом богатого торговца рыбой. И дом этот — в квартале от Мраморной набережной, на Канатной улице. Старый купеческий квартал, причем есть проулок, соединяющий Канатную и набережную как раз в том месте, где сделан снимок.
— Этот аристократ и его дама сели в карету и поехали грабить купца? — рассмеялся гном. — А девицы махали им, желая удачи?
— Нет, не они, а вот этот господин, — Астралия ткнула пальцем в человека, переходящего дорогу. — Я не поленился, съездил в Нижний город, поговорил с дознавателем, который расследует это ограбление. Он, как только карточку увидел, так и закричал: «Ага, попался!».
— Прямо так и закричал?
— Так точно! Обрадовался до жути, все напоить меня порывался. По-дружески. Этот господин — слуга того купца. Его не подозревали, потому что его не было в Эконе. Хотя с самого начала было ясно, что грабители прекрасно знают распорядок дня в доме, и где что лежит... и даже, наверное, имели ключи от всех дверей, следов отмычки на замках нет. Следы «чужого» ключа есть, а отмычек — нет.