«Но в этот момент, дорогая, больше некому доверять». Через пять дней, дважды едва избежав смерти, она выбрасывала белый флаг.
Новый Орлеан утратил свое очарование. Ей нужна помощь, и если приходится довериться копам, то лучше уж фэбээровцам.
Одиннадцать сорок пять. Она рассчиталась за кофе, дождалась очередной волны посетителей и пристроилась за ними. В магазине одежды бродили с десяток покупателей, когда она миновала вход, где через десять минут должен был ждать ее друг. Она проскользнула в книжную секцию двумя дверями дальше… Поблизости находилось по меньшей мере еще три магазина, где можно было делать покупки и скрываться, наблюдая одновременно за входом в магазин одежды. Она избрала книжную секцию потому, что продавцы в ней привыкли, что люди проводят здесь много времени, и не обращали внимания на таких посетителей. Вначале она посмотрела журналы, а затем, когда осталось три минуты, встала между двумя рядами кулинарных книг и принялась ожидать появления Гэвина.
Томас говорил, что он никогда не приходит вовремя. Ему ничего не стоит опоздать на час, но она даст ему пятнадцать минут и уйдет.
Она ждала его ровно в двенадцать, и он пришел. Черный спортивный свитер, красная бейсбольная кепка, сложенная газета. Он был немного стройнее, чем она ожидала, но несколько фунтов можно было и сбросить. Сердце у нее затрепетало. «Спокойно, – сказала она, – только спокойно, черт побери».
Она поднесла кулинарную книгу к лицу и всматривалась поверх нее. У него были седые волосы и темная кожа. Глаза были скрыты солнечными очками. Он суетился и казался раздраженным, как и во время их телефонного разговора. Газету перекладывал из одной руки в другую, переступал с ноги на ногу и нервно оглядывался вокруг.
С ним было все в порядке. Ей понравился его вид. В его манере держаться было что-то беззащитное и непрофессиональное, что говорило о том, что он тоже напуган.
Через пять минут он вошел в двери, как ему было сказано, и направился в дальний правый угол.
Камель был подготовлен к встрече со смертью. Он был к ней близок много раз, но никогда не пугался. И после тридцатилетнего ее ожидания ничто, абсолютно ничто не заставляло его возбуждаться. Его несколько волновал секс, и только. Нервозность была наигранной. Мелкие суетливые движения были задуманы заранее. Выстояв в схватках лицом к лицу с такими же талантливыми, как он сам, он, конечно же, мог владеть собой на этой несложной встрече с отчаянным ребенком. Он копался в пиджаках «сафари» и старался делать вид, что нервничает.
В кармане у него лежал носовой платок, потому что он внезапно простудился, да так, что даже голос сел и стал немного хриплым. Он прослушал запись раз сто и был уверен, что перенял ритм, интонацию и легкий среднезападный акцент речи. Но Вереек говорил слегка в нос, и для этого были придуманы платок и простуда.
Было трудно позволить, чтобы кто-то подходил к нему сзади, но приходилось терпеть. Он не видел ее. Она была сзади и совсем рядом, когда сказала: «Гэвин». Он резко обернулся. Она держала белую панаму и говорила, уткнувшись в нее.
– Дарби, – сказал он, вытаскивая платок для того, чтобы притворно чихнуть. Волосы были каштановые и короче, чем у него. Он чихнул и закашлялся. – Давай выбираться отсюда, – сказал он. – Мне не нравится эта идея.
Дарби тоже все это не нравилось. Был понедельник, и ее коллеги-студенты занимались делом, осваивая премудрости юриспруденции, а она разыгрывала с ним детективную сцену, которая могла для нее плохо кончиться.
– Делайте, как я говорю, понятно? Где вы подцепили простуду?
Он чихнул в платок и заговорил таким низким голосом, каким только мог:
– Прошлой ночью. Оставил кондиционер включенным на слишком низкую температуру. Давайте будем выбираться отсюда.
– Идите за мной.
Они вышли из магазина. Дарби взяла его за руку и быстро потащила вниз по лестнице, выходившей на набережную.
– Вы видели их? – спросил он.
– Нет. Пока нет. Но я уверена, что они здесь.
– Куда, черт возьми, мы идем? – Голос был хриплым.
Они находились на набережной и почти бежали, переговариваясь, не глядя друг на друга.
– Идите со мной, и все.
– Вы идете слишком быстро, Дарби. Это подозрительно. Помедленнее. Послушайте, это же глупо. Давайте я позвоню, и мы будем в полной безопасности. Стоит мне только позвонить, и через десять минут здесь будут три агента.
Голос его звучал как надо. Ему это удавалось. Они держались за руки и спасались бегством.
– Нет. – Она замедлила шаг. На набережной было полно людей, а к колесному пароходу «Бану Квин» стояла очередь желающих прокатиться. Они встали в ее конец.
– А это еще что за черт? – спросил он.
– Вы так и будете скулить по каждому поводу?
– Да. Особенно по поводу глупостей, а глупее этого не придумаешь. Мы что, садимся на пароход?
– Да.
– Зачем? – Он вновь чихнул и непроизвольно закашлялся. Ему ничего не стоило прикончить ее одной рукой немедленно, но вокруг были люди. Люди впереди. Люди сзади. Он очень гордился чистотой своей работы, а здесь сработать чисто было невозможно. «Садись на пароход, поиграй еще несколько минут, посмотри, что получится». Он затащит ее на верхнюю палубу, убьет и сбросит в реку, а затем поднимет крик. Еще один несчастный случай на реке. Это может сработать. Если нет, он подождет. Она умрет через час. «Гэвин был нытиком, поэтому продолжай жаловаться».
– Затем, что в миле отсюда, вверх по реке, у меня в парке стоит машина. Там мы через полчаса сделаем остановку, – объяснила она глухим голосом. – Мы сходим с парохода, садимся в машину и уносим ноги.
Очередь начала двигаться.
– Я не люблю плавать. Меня укачивает. Это опасно, Дарби. – Он закашлялся и стал озираться, как загнанная дичь.
– Успокойтесь, Гэвин. Должно получиться.
Он подтянул штаны. В поясе они были на несколько размеров больше и держались только благодаря восьми парам пододетых трусов и шортов. Спортивный свитер тоже был самого большого размера, и при своих шестидесяти восьми килограммах он мог сойти где-то за девяностокилограммового.
Они уже находились почти на ступеньках трапа «Бану Квин».
– Мне не нравится это, – бормотал он достаточно громко, чтобы ей было слышно.
– Заткнитесь.
Человек с пистолетом подскочил к концу очереди и начал локтями прокладывать путь в толпе людей с многочисленными сумками и камерами. Туристы стояли так плотно прижавшись друг к другу, как будто поездка на речном пароходе была величайшим удовольствием. Он убивал и прежде, но не в таких многолюдных местах, как это. Ее затылок был виден в толпе. Он отчаянно расталкивал очередь. Некоторые набрасывались на него с бранью, но он и глазом не моргнул. Пистолет находился в кармане, но, приблизившись к девушке, он выхватил его и держал у правого бедра. Она почти взошла на пароход. Он подналег и сбил нескольких человек с ног. Увидев пистолет, они подняли крик. Она держалась за руки с мужчиной, который без остановки говорил что-то. Она была уже готова ступить на палубу, когда, сбив с пути последнего человека, подбежавший стремительно приставил пистолет к основанию головы, чуть пониже красной бейсбольной кепки. Он выстрелил всего раз. Люди с криками стали падать на землю.
Гэвин тяжело упал на ступени. Дарби вскрикнула и в ужасе отпрянула. В ушах стоял звон от выстрела и воплей людей, указывающих в их сторону. Человек с пистолетом убегал что есть мочи в сторону торговых рядов и толпящихся там посетителей. Толстый мужчина с камерой кричал ему вслед, и Дарби секунду смотрела на него, пока он не скрылся из виду. Возможно, она видела его раньше, но сейчас она не могла думать об этом. Она истерически кричала и не могла остановиться.
«У него пистолет!» – вскрикнула стоявшая рядом женщина, и толпа шарахнулась прочь от Гэвина, который стоял на четвереньках с маленьким пистолетом в правой руке. Он раскачивался взад и вперед, как младенец, пытающийся ползать. Кровь струилась по его подбородку и образовывала лужу под его лицом. Голова свесилась почти до самой земли. Глаза были закрыты. Ему удалось сдвинуться вперед всего на несколько десятков сантиметров, и его колени теперь оказались в темно-бурой луже. Толпа отпрянула дальше, пораженная зрелищем борьбы раненого со смертью. Он опять бесцельно качнулся вперед, обуреваемый жаждой жизни и движения. И тут он завыл, громко и жалобно, на языке, которого Дарби не приходилось слышать. Из носа и по подбородку потоком лилась кровь. Завывание на незнакомом языке продолжалось. Двое из команды парохода свесились над трапом, наблюдая, но не решаясь сдвинуться с места. Их беспокоил пистолет.
Заплакала одна из женщин, затем другая. Дарби сместилась еще назад. «Он араб», – сказала маленькая брюнетка. Эта новость ничего не означала для толпы, которая теперь была загипнотизирована зрелищем.
Он рухнул вперед на край набережной. Пистолет упал в воду. Его голова, истекающая кровью, свесилась над водой. Сзади послышались выкрики, и к нему бросились двое полицейских.
Десятки людей подались вперед, чтобы увидеть убитого. Дарби протиснулась назад и покинула место происшествия. У копов будут вопросы, а поскольку ответов у нее не было, она предпочла исчезнуть. Ей необходимо немного посидеть, чтобы преодолеть слабость и собраться с мыслями. В торговом центре был устричный бар. В обед здесь всегда было много посетителей. В дальнем конце его она нашла туалеты и закрылась в кабинке.
С наступлением темноты она покинула «Риверуолк». Через пару кварталов находился отель «Вестин», и она надеялась добраться до него, не будучи пристреленной на тротуаре. Под новым черным френчем на ней была другая одежда. Новыми были также солнечные очки и шляпа. Она устала тратить деньги на ненужные вещи, как, впрочем, устала и от многого другого.
До отеля она добралась на одном дыхании. Свободных номеров не было, и ей пришлось ждать около часа в хорошо освещенном холле, попивая кофе. Пора было уезжать из города, но нельзя быть неосторожной. Надо думать.