Не веря своим ушам, адвокат Литски покачал головой. Оцепенение начало проходить, и они слегка зашевелились в своих креслах.
Морган ездил на работу на автомобиле и дважды обнаруживал за собой слежку. Однажды, во время завтрака, он видел, как за ним наблюдал незнакомый мужчина. Он еще некоторое время поговорил о своей семье и перешел на второстепенные вопросы. Стало ясно, что главные факты он уже выложил. Грэй передал показания и записку Фельдману, который прочел их и передал Краутхаммеру, а тот дальше по кругу.
Морган закончил следующими словами прощания: «Я не знаю, кто будет смотреть эту запись. Меня не будет в живых, так что мне это безразлично. Я лишь надеюсь, что вы используете эти материалы, чтобы накрыть Маттиса и его слюнявых адвокатов. А если запись смотрят слюнявые адвокаты, то пусть они все идут к чертям собачьим».
Грэй снял кассету и взглянул на присутствовавших.
– Ну, господа, достаточно ли вам доказательств или нужны еще?
– Я знаю этих людей, – сказал Литски, приходя в себя. – С год назад я даже играл в теннис с Уэйкфилдом.
Фельдман поднялся из-за стола и ходил по залу.
– Как вы вышли на Моргана?
– Это длинная история, – ответил Грэй.
– Изложи мне ее краткий вариант.
– Мы нашли студента в Джорджтауне, который работал клерком на «Уайт энд Блазевич» прошлым летом. Он опознал Моргана по фотографии.
– Как вам удалось раздобыть его фотографию? – спросил Литски.
– Не спрашивайте. Это в статью не войдет.
– Я говорю, надо опубликовать эту историю! – громко воскликнул Краутхаммер.
– Надо опубликовать, – повторил Эллиот Коген.
– Как вы узнали, что он погиб? – спросил Фельдман.
– Дарби вчера побывала на «Уайт энд Блазевич». И они проговорились.
– Где находились письменные показания и кассета с записью?
– В сейфе Первого колумбийского банка. Жена Моргана дала мне ключ сегодня в пять утра. Я не допустил ни одной ошибки. Факты дела о пеликанах полностью подтверждены другим независимым источником.
– Публикуем, – сказал Эрни Дебасио. – Публикуем под самым большим заголовком со времен отставки Никсона.
Фельдман остановился возле Смита Кина. Они внимательно посмотрели в глаза друг другу.
– Публикуем, – сказал Кин.
Он повернулся к адвокату:
– Винс?
– С юридической точки зрения здесь нет вопроса. Но я бы хотел просмотреть материал, когда он будет подготовлен к печати.
– Сколько потребуется времени для его изложения? – спросил редактор Грэя.
– Часть материала, касающаяся дела, уже набросана. Я могу закончить за час или около этого. Два часа мне потребуется на Моргана. Самое большее – три.
С тех пор как он пожимал руку Дарби, Фельдман больше не улыбался. Он прошел в другой конец зала и остановился вплотную к Грэю.
– Что, если эта запись подделана?
– Подделана? А трупы тоже подделаны, Джексон? Я видел вдову. Она настоящая, живая вдова. Газета уже писала о его убийстве. Он мертв. Даже его адвокатская фирма это подтверждает. И не кто иной, как он, говорит в этой записи о смерти. Я знаю, что это он. Мы говорили также с нотариусом, который засвидетельствовал его подпись на показаниях. Она его опознала. – Грэй перешел на повышенный тон и оглядывал присутствующих. – Все, что он говорил, подтверждает дело о пеликанах. Абсолютно все. Маттис, судебный процесс, убийства судей. Потом, у нас есть Дарби – автор дела. И еще несколько трупов. И тот факт, что они гонялись за ней по всей стране. Здесь нет изъянов, Джексон. Это материал для печати.
Наконец Фельдман улыбнулся.
– Это больше, чем газетный материал. Готовьте его к двум. Сейчас одиннадцать. Оставайтесь в этом зале, закройте дверь и работайте. – Он вновь ходил по залу. – Мы собираемся здесь ровно в два и посмотрим набросок. Никому ни слова.
Мужчины встали и покинули зал, но прежде каждый из них пожал Дарби руку. Они не были уверены, следует ли им говорить слова поздравлений или благодарности или вообще слова, поэтому они просто улыбались и пожимали ей руку. Дарби при этом продолжала сидеть на своем стуле.
Когда они остались одни, Грэй сел рядом, и они взялись за руки. Перед ними был чистый стол для совещаний. Вокруг него стояли аккуратно расставленные стулья. Стены сияли белизной, и яркий флюоресцентный свет заливал комнату.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
– Я не знаю. Это конец пути, я полагаю. Мы одолели его.
– В твоем голосе не чувствуется радости.
– У меня были и лучшие времена. Но за тебя я рада.
Он посмотрел на нее:
– Почему ты рада за меня?
– Ты сложил кусочки воедино, и завтра раздастся гром. Каждая строчка этой истории тянет на Пулитцера.
– Я не задумывался над этим.
– Лгун.
– Ну, может быть, всего раз. Но, когда вчера ты вышла из лифта и сказала, что Гарсиа мертв, я простился с мыслями о Пулитцере.
– Это нечестно. Все делала я. Мы использовали мои мозги, мои глазки и ноги, а вся слава досталась тебе.
– Я буду рад использовать твое имя и представить тебя в качестве автора дела. Мы поместим твою фотографию на первой странице рядом с Розенбергом, Джейнсеном, Маттисом, президентом, Верееком и…
– Томасом? Его фотография будет помещена?
– Это зависит от Фельдмана. Он будет редактировать этот материал.
Она задумалась и ничего не сказала.
– Ну что ж, мисс Шоу. У меня три часа, чтобы написать крупнейший материал в моей жизни. Материал, который потрясет мир. Материал, который может сбросить президента. Материал, который раскроет тайну убийства судей. Материал, который сделает меня богатым и знаменитым.
– Ты лучше предоставь мне возможность написать его.
– Ты согласна? Я устал.
– Иди за своими заметками и принеси кофе.
Они закрыли дверь и освободили стол. Технический сотрудник отдела прикатил персональный компьютер с принтером. Они послали его за кофе и фруктами. Статью они наметили изложить по частям, начиная с убийства судей, затем описать историю с пеликанами в южной Луизиане, перейти к Маттису и его связи с президентом, потом к судебному делу о пеликанах, приведшему к гибели Каллагана и Вереека, затем к Кертису Моргану и его уличным убийцам, а далее к «Уайт энд Блазевич» с Уэйкфилдом, Вельмано и Эйнштейном.
Дарби предпочитала перо и бумагу. Она кратко изложила суть тяжбы и дела, а также то, что было известно о Маттисе. Грэй взял на себя остальное и делал предварительные наметки на компьютере.
Аккуратно разложив свои записи и тщательно выписывая слова на бумаге, Дарби являла собой образец организованности в работе. Он же, напротив, олицетворял вопиющий беспорядок: разбросанные на полу бумаги, разговоры с компьютером, вывод на печать логически не связанных абзацев текста, которые тут же стирались из памяти, как только оказывались на бумаге. Она просила его вести себя поспокойнее. Он отвечал, что это не библиотека юридического колледжа и что здесь принято работать с телефоном возле каждого уха, и при этом еще кто-то орет на тебя.
В двенадцать тридцать Смит Кин прислал посыльного с едой. Дарби ела холодный сандвич и наблюдала за движением на улице. Грэй копался в отчетах об избирательных кампаниях.
Она увидела его. Он подпирал стену здания на противоположной стороне Пятнадцатой улицы и не казался бы подозрительным, если бы не стоял там еще час назад. Он что-то отхлебывал из высокой пластмассовой чашки и наблюдал за центральным входом в редакцию «Пост». На нем были черная кепка, полотняный пиджак и джинсы. Ему было под тридцать. Он просто стоял там и таращился через улицу. Она покусывала свой сандвич и смотрела на него минут десять. Он потягивал из своей чашки и ни разу не двинулся с места.
– Грэй, подойди сюда, пожалуйста.
– Что такое? – Он подошел, и она показала ему человека в черной кепке.
– Посмотри на него внимательно, – произнесла она, – и скажи мне, что он там делает.
– Он что-то пьет, наверное, кофе. Стоит, прислонившись к стене того здания, и наблюдает за этим зданием.
– Во что он одет?
– Полотно с головы до пят и черная кепка. На ногах, похоже, сапоги. А в чем дело?
– Я видела его час назад стоящим там, у отеля. Он был плохо виден из-за того телефонного фургона, но я уверена, что это был он. Сейчас он как на ладони.
– И что из того?
– А то, что уже целый час он только то и делает, что наблюдает за этим зданием.
Грэй согласно кивнул. Сейчас было не время для остроумных замечаний. Парень казался подозрительным, и это ее беспокоило. За ней уже две недели шли по пятам, из Нового Орлеана в Нью-Йорк, а теперь, возможно, и в Вашингтон, и ей было известно о преследовании больше, чем ему.
– Что ты имеешь в виду, Дарби?
– Назови мне хотя бы одну подходящую причину такого поведения человека, который по виду никак не похож на уличного бродягу.
Человек посмотрел на часы и медленно пошел по тротуару, вскоре скрывшись из виду. Дарби тоже посмотрела на часы.
– Ровно час, – сказала она. – Будем проверять через каждые пятнадцать минут, о’кей?
– О’кей. Но я сомневаюсь, что за этим что-то есть, – сказал он, стараясь ее успокоить. Это не подействовало. Она села за стол и стала смотреть записи.
Он понаблюдал за ней и медленно вернулся к компьютеру.
В течение пятнадцати минут он лихорадочно стучал по клавишам, а затем вновь вернулся к окну.
– Я не вижу его, – сказал он.
Он увидел его в час тридцать.
– Дарби, – позвал Грэй, показывая на то место, где она увидела его в первый раз.
Она выглянула в окно и поймала в поле зрения человека в черной кепке. Теперь на нем была зеленая ветровка и он не смотрел на здание «Пост». Он рассматривал свои сапоги, но примерно через каждые десять секунд его глаза стреляли в сторону центрального входа в редакцию. Это делало его еще более подозрительным, но теперь он был частично скрыт от них грузовиком. Пластмассовой чашки уже не было. Он прикурил сигарету, глянул на здание и стал рассматривать тротуар перед собой.