тоящее время предпринимаем попытки определить его местонахождение.
Войлз сложил лист и вернул его Льюису.
– Что вы предпримете, если найдете Маттиса? – спросил Грантэм.
– Арестуем его.
– У вас есть ордер?
– Скоро будет.
– У вас есть представление о том, где он может находиться?
– Честно говоря, нет. Мы уже неделю пытаемся его обнаружить, но пока безуспешно.
– Вмешивался ли Белый дом в ваше расследование по Маттису?
– Я это буду комментировать не для печати. Договорились?
Грэй взглянул на главного редактора.
– Договорились, – сказал Фельдман.
Войлз пристально посмотрел на Фельдмана, затем на Краутхаммера, потом на Грантэма.
– Мы это не записываем, правильно? Это вы не будете использовать ни при каких обстоятельствах. Мы понимаем это?
Они кивнули и внимательно посмотрели на него. Дарби смотрела тоже.
Войлз с подозрением глянул на Льюиса.
– Двенадцать дней назад в Овальном кабинете президент Соединенных Штатов попросил меня исключить Виктора Маттиса из числа подозреваемых. Выражаясь его словами, он просил меня воздержаться от расследования.
– Он объяснил причину? – спросил Грантэм.
– Она очевидна. Он сказал, что это поставит его в неловкое положение и нанесет серьезный ущерб его усилиям по переизбранию. Он чувствовал, что дело о пеликанах не делает ему чести, а если мы начнем расследование, об этом узнает пресса, и он как политический деятель пострадает.
Краутхаммер слушал с открытым ртом. Кин уставился в стол. Фельдман ловил каждое слово.
– Вы уверены? – спросил Грэй.
– Я записал разговор. У меня есть пленка, которую я не позволю никому прослушать, прежде чем президент не опровергнет это.
Стояла долгая тишина, пока все восхищались этим маленьким подлецом и его диктофоном. Пленка!
Фельдман откашлялся.
– Вы только что видели подготовленный материал. ФБР не сразу начало расследование. Этому в статье должно быть дано объяснение.
– Вы слышали мое заявление. Ничего больше добавить не могу.
– Кто убил Гэвина Вереека? – спросил Грэй.
– Я не буду говорить о конкретных деталях расследования.
– Но вам это известно?
– У нас есть догадки. Но это все, что я могу сказать.
Грэй обвел взглядом сидящих. Было очевидно, что Войлзу в настоящий момент больше нечего сказать, и все одновременно расслабились. Редакторы воспользовались благоприятной возможностью.
Войлз ослабил галстук и напустил на себя добродушный вид.
– Это не для протокола, конечно, но как вам, ребята, удалось выйти на Моргана?
– Я не буду обсуждать конкретные детали расследования, – с хитрой усмешкой ответил Грэй.
Все рассмеялись.
– Что вы теперь предпримете? – спросил Краутхаммер у Войлза.
– Завтра к полудню соберется Большое жюри, и вскоре будут предъявлены обвинения. Мы попытаемся найти Маттиса, но сделать это будет трудно. У нас нет представления о том, где он. Пятнадцать лет он провел в основном на Багамах, но у него есть дома в Мексике, Панаме и Парагвае.
Войлз посмотрел на Дарби во второй раз. Она стояла, прислонившись к стене у окна, и внимательно слушала.
– Когда начинает выходить из печати первый выпуск? – спросил Войлз.
– Они выходят всю ночь, начиная с десяти тридцати, – сказал Кин.
– В каком выпуске пойдет этот материал?
– В «Вечернем городском», за несколько минут до полуночи. Это крупнейший выпуск.
– Он выйдет с фотографией Коула на первой странице?
Кин взглянул на Краутхаммера, а тот на Фельдмана.
– Я думаю, да. Мы приведем ваши слова о том, что дело было лично передано Флетчеру Коулу, заявление которого о том, что Маттис дал президенту 4,2 миллиона, мы тоже поместим. Да, я думаю, что господин Коул заслуживает того, чтобы его фотография находилась на первой странице вместе со всеми другими.
– Я тоже так думаю, – сказал Войлз. – Если мой человек будет здесь в полночь, смогу ли я получить несколько экземпляров выпуска?
– Конечно, – сказал Фельдман. – А зачем?
– Я хочу лично доставить их Коулу. Я хочу в полночь постучать в его дверь, увидеть его в пижаме и швырнуть газету ему в лицо. Затем я хочу ему сказать, что вскоре вернусь с вызовом на заседание Большого жюри, а потом с повесткой в суд. А там уж недолго останется ждать, когда я вернусь к нему с наручниками.
Он говорил это с таким удовольствием, что им стало не по себе.
– Я рад, что вы не держите зла, – сказал Грэй.
Один только Кин оценил эту шутку.
– Вы думаете, что он будет привлечен к суду? – задал невинный вопрос Краутхаммер.
Войлз вновь взглянул на Дарби.
– Он слетит вместо президента. Он добровольно пойдет под расстрел, чтобы спасти своего босса.
Фельдман сверился с часами и отодвинулся от стола.
– Могу я попросить об одолжении? – спросил Войлз.
– Конечно. О каком?
– Мне бы хотелось остаться на несколько минут наедине с мисс Шоу. Если, конечно, она не возражает.
Все посмотрели на Дарби, которая пожала плечами.
Редакторы и Льюис К. О. дружно встали и вышли из зала. Дарби взяла руку Грэя и попросила его остаться. Они сели за стол напротив Войлза.
– Я хотел поговорить наедине, – сказал Войлз, глядя на Грэя.
– Он остается, – сказала Дарби. – Это не для протокола.
– Очень хорошо.
Она нанесла ему удар:
– Если вы собираетесь устроить мне допрос, я буду говорить только в присутствии моего адвоката.
Он затряс головой:
– Ничего подобного. Мне просто интересно знать, что вы будете делать дальше.
– Почему я должна вам это говорить?
– Потому что мы можем помочь.
– Кто убил Гэвина?
Войлз заколебался:
– Не для печати?
– Не для печати, – сказал Грэй.
– Я скажу вам, кто, по нашему мнению, его убил, но прежде скажите, сколько раз вы разговаривали с ним перед его смертью?
– Я разговаривала с ним несколько раз за выходные. Мы должны были встретиться в прошлый понедельник и уехать из Нового Орлеана.
– Когда вы говорили с ним в последний раз?
– В воскресенье вечером.
– И где он находился?
– В своем номере в «Хилтоне».
Войлз глубоко вздохнул и посмотрел в потолок.
– И вы обговаривали с ним вашу встречу в понедельник?
– Да.
– Вы встречались с ним прежде?
– Нет.
– Вереека убил тот самый человек, с которым вы держались за руки, когда ему разнесли череп.
Дальше она боялась спрашивать. За нее это сделал Грэй.
– Кто это был?
– Великий Камель.
Она задохнулась и закрыла глаза, пытаясь что-то сказать, но у нее не получалось.
– Все это довольно запутано, – сказал Грэй, стараясь сохранять спокойствие.
– Да, довольно. Камеля убил оперативник, нанятый ЦРУ. Он находился на месте происшествия, когда был убит Каллаган, и, я думаю, он вступал в контакт с Дарби.
– Руперт, – тихо произнесла она.
– Это, конечно, не настоящее его имя, но пусть будет Руперт. У него таких имен не меньше двадцати, наверное. Если это тот, о котором я думаю, то он англичанин и очень надежный парень.
– Вы представляете, насколько это все запутано? – спросила она.
– Могу представить.
– Почему Руперт оказался в Новом Орлеане? Почему он следил за ней? – спросил Грэй.
– Это очень длинная история, и ее подробности мне не известны. Я стараюсь держаться от ЦРУ на расстоянии, поверьте. У меня достаточно своих забот. Эта история возвращает нас к Маттису. Несколько лет назад ему понадобились деньги, чтобы двинуть вперед свой грандиозный проект. Часть его он продал правительству Ливии. Я не уверен в законности сделки, но ЦРУ им занялось. Очевидно, они наблюдали за Маттисом и ливийцами с большим интересом и, когда начался судебный процесс, взяли его на контроль. Я не думаю, что они подозревали Маттиса в убийстве верховных судей, но Боб Глински получил экземпляр вашего маленького дельца всего через несколько часов после того, как мы доставили его в Белый дом. Оно было передано ему Флетчером Коулом. Я не имею понятия, кому Глински рассказал о деле, но слух просочился, и через сутки Каллаган был мертв. А вам, моя дорогая, очень повезло.
– Тогда почему я не чувствую себя счастливой? – сказала она.
– Это не объясняет роли Руперта, – заметил Грэй.
– Не берусь утверждать, но подозреваю, что Глински немедленно послал Руперта следить за Дарби. Я думаю, что дело с самого начала напугало Глински гораздо сильнее, чем всех остальных. Он, вероятно, направил Руперта по ее следу частично для наблюдения и частично для защиты. Затем взорвался автомобиль, и Маттис неожиданно выдал себя, подтвердив правоту фактов, изложенных в деле. По какой другой причине надо было убивать Каллагана и Дарби? У меня есть основания считать, что через несколько часов после взрыва в Новом Орлеане появились десятки людей ЦРУ.
– Но зачем? – спросил Грэй.
– Дело подтвердилось, и Маттис убивал людей. Весь его бизнес в основном делается в Новом Орлеане. И я думаю, ЦРУ было озабочено судьбой Дарби. К счастью для нее. Они вступали в действие, когда это было необходимо.
– Почему вы действовали не так проворно, как ЦРУ? – спросила она.
– Справедливый вопрос. Мы не придавали делу такого значения и не знали и половины того, что было известно ЦРУ. Клянусь, оно представлялось нам слишком неправдоподобным, и у нас был десяток других подозреваемых. Мы его недооценили. Все просто и понятно. Вдобавок к этому президент просил нас воздержаться, и это было легко сделать, поскольку я никогда прежде не слышал о Маттисе. Не было причин для этого. Затем мой друг Гэвин подставился убийце, и я направил туда свои силы.
– Зачем Коулу понадобилось отдавать дело Глински? – задал вопрос Грэй.
– Оно его напугало. И, честно говоря, мы отчасти этого и добивались, когда направляли дело в Белый дом. А Глински есть Глински. И иногда он проворачивает свои дела в обход таких мелочей, как закон и тому подобное. Коул хотел проверить изложенное в деле и полагал, что Глински сделает это быстро и тихо.