– Стоять! – скомандовал Семён.
– Это кто? – спросила Журавская.
Семён сунул мне своё рубило (я прижал его к животу) и взял мой дротик. Звуки доносились из густого кустарника. Семён пошевелил кусты дротиком – никого. Семён с Журавской раздвинули колючие ветки, и мы увидели узкую расщелину в скале.
Из расщелины торчала грязная нога. Вернее, ступня. Растоптанная, мозолистая. С крупными пальцами и обломанными толстыми ногтями.
– Какая гадость! – поморщилась Журавская.
В ответ раздался стон. Ясно, кто-то – судя по ступне, человек – угодил в расщелину. Не сговариваясь, мы приступили к спасательной операции.
Я бросил рубило. Мы протиснулись сквозь колючие кусты и заглянули в щель. Человек застрял в расщелине вниз головой. И вверх ногами. И штанов на нём не было.
– Какая гадость! – возмущённо сказала Журавская.
– Это каменный век, милая моя, – хмыкнул Семён, сунул голову в расщелину и начал говорить очень ровным, спокойным голосом: – Не бойся, не бойся, мы тебе поможем!
– Семён, – сказал я, – а мы разве можем вмешиваться в ход вещей в прошлом?
Семён посмотрел на меня. Обескураженно.
– Да ладно, уже вмешались же! – бодро сказала Журавская. – Тянем! Держись! Кто ты там вообще…
– Думаешь, он тебя понимает? – поинтересовался я.
– Слова нет, а интонацию – наверняка, – ответил Семён и скомандовал: – Так, Миша, берись за эту ногу, а я сейчас дотянусь до второй, и будем тащить.
– А я?! – разозлилась Журавская.
– А ты смотри по сторонам, чтобы друзья этого парня не застали нас врасплох. Вытаскиваем его и валим домой.
Семён улёгся на живот и нащупал вторую ногу. В расщелине замычали от боли.
– Чёрт, больно ему, – поморщился Семён. – Но деваться некуда, давай тащить. Аккуратно, без рывков. Очень медленно.
И мы начали тащить. Человек был тяжёлый, как слон. В какой-то момент испуганно заорала Журавская. Мы тут же выпустили ноги, и человек вернулся на прежнее место.
– Что там? Что?
– Мне кажется, там, – Журавская указала на холм метрах в тридцати от нас, – какой-то зверь. Типа медведя.
– Медведь не дурак, Оля. Он от хищников держится как можно дальше.
– А где тут хищники-то?
– Самый страшный хищник на планете – это человек. Мы – и вот он. – Семён ткнул пальцем в расщелину. – Никакой медведь сюда не сунется. Ори, только если увидишь людей, ясно?
И мы опять начали тянуть нашу неандертальскую репку за обе ноги. Тянем-потянем – вытянуть не можем!
Мы вытащили его через полчаса. Я устал так, как не уставал ни на одном соревновании. У меня даже не было сил его рассмотреть. Я откинулся на спину и пытался поймать дыхание. Перед глазами пульсировали красные круги. Тошнило.
– Моя спина! – стонал Семён.
Ему вторил неандерталец. Речь его была ещё более странной, чем речь тех ребят из Сунгиря. Какие-то отрывистые резкие звуки.
И тут Журавская сказала:
– Ой. А я его, кажется, знаю. – Помолчала и добавила: – Мы с ним в друзьях во «ВКонтакте». Я его аватарку запомнила.
Я бы решил, что Журавская окончательно спятила, если б не пришёл к этому выводу ещё три года назад.
Глава пятнадцатая, в которой я совершаю преступление против науки будущего
– Привет, дедушка, – сказала Журавская. – А это вам.
– Не давай ему ничего! – рявкнул Семён. – Ты совсем сдурела?
Я привстал. На камне сидел наш спасённый. Это был дед – седой, старый, с монументальным шнобелем. Я читал, что у неандертальцев были большие носы, – но чтобы настолько?! Он занимал чуть не половину лица. Да и сам дед – притом что он, конечно же, был человеком – очень отличался от любого известного мне деда. Он был широкий, как шкаф.
Над глазами у деда выступала кость. Забыл, как эта кость называется. А, надбровье! В здоровенной лапище он держал Олину бутылку для воды. Розовую. Журавская показала ему: пей.
Дед взмахнул бутылкой, вода плеснулась ему на физиономию, он с криком отбросил бутылку подальше, попробовал вскочить, но ойкнул и схватился за ногу.
– Похоже, ногу повредил, – сказал Семён. – Вот не было печали, а! Дед, – добавил он своим особенным спокойным тоном, – ты ходить можешь?
Дед прислушивался к словам Семёна с явным интересом. Семён похлопал себя по ноге. Дед скопировал жест Семёна. Семён показал пальцами движущиеся ножки: иди. Дед с удовольствием повторил. Маленькие дедовы глазки внимательно следили за каждым нашим движением.
– Коммуникация зашла в тупик, – сказал Семён. – Ладно, нам в любом случае пора, а дед как-нибудь доберётся. Давайте руки!
Семён запустил наши коннекторы. А я вдруг понял, что этот носатый дед – ужасно симпатичный тип. Уверенный. Умный. Спокойный как удав, несмотря на то что мы вооружены, а он нет. Вот бы с ним пообщаться.
Я подошёл к расщелине и заглянул внутрь. Там, на глубине метров десяти, валялся камень. Красный с жёлтыми прожилками. Уж не за ним ли дед полез? Я показал деду на расщелину. Потом на наше рубило. Дед покрутил круглой головой и что-то сказал. Стукнул кулаком о кулак.
– Собирайте вещи, – скомандовал Семён. – Оля, прячь бутылку в рюкзак. Мы не можем разбрасывать барахло по всему палеолиту.
– Да что такого?
– Такого? Да это преступно по отношению к археологам будущего! Они будут копать эти слои и наткнутся на твою бутылку!
– Но мы же должны оставить ему что-то на память!
– Ни в коем случае!
Семён завернул дротики и рубило в кусок ковра, мы надели рюкзаки, осмотрелись – на земле ничего не валяется. Мы собрались зайти за ближайший холм – ну, чтобы не исчезать на глазах неподготовленного неандертальца.
Дед снял с толстенной шеи ожерелье и протянул Семёну. Семён отрицательно покачал головой.
– Пошли, Миша, Оля! За мной.
И мы пошли. Я обернулся. Дед поднялся со своего камня и смотрел нам вслед. Я сунул руку в карман куртки. Ключи, телефон – ничего не годится в качестве сувенира. У Журавской, которая шла впереди меня, на рюкзаке болтался маленький единорог. Я постучал её по плечу, молча показал на единорога, на деда. Она тут же кивнула: поняла, бери.
Я отцепил единорога и пошёл к деду, оглядываясь на Семёна. Тот взбирался на холм. Не оборачивался.
Я подошёл к деду, встретился с ним глазами. До чего же умный у деда взгляд! Я протянул руку, он тоже, я положил розового единорога в его широкую, как тарелка, ладонь. Коснулся его руки: тёплая. Человеческая. Хотя чего я удивляюсь – нога была такая же тёплая.
Мои друзья уже спускались с холма, и я рванул за ними.
Глава шестнадцатая, в которой мы разглядываем дедову аватарку
Журавская немедленно полезла во «ВКонтакте» и принялась листать бесконечный список своих друзей.
– Сколько их у тебя?
– Тысяч пять, – ответила она, не отрываясь от экрана. – Может, шесть.
– И ты что, каждого знаешь?
– Ну да. А ты чего, не знаешь всех своих друзей?
– Хм. Я-то знаю. Но у меня их тридцать четыре. А настоящий друг – вообще один.
– Вот он! – удовлетворённо сказала Журавская и показала мне аватарку. – Я же говорила, что я его уже видела!
Действительно, наш дед!
– Это же профиль Красновидова! – удивился я.
Меж тем Журавская уже звонила Красновидову:
– Алё, Вовка, вопрос жизни и смерти, ты где фото взял для аватарки?.. Надо!.. Да просто интересно!.. Ладно, бай. – Она положила трубку. – Не помнит. Нашёл в интернете, говорит.
– Выйдем из метро и запустим поиск по картинкам. Хочешь, в кафе зайдём? Там вайфай хороший.
Мы уселись в кафе и практически сразу нашли фото нашего неандертальского деда. Фото, настоящее, не компьютерную графику или рисунок! Как это может быть?
– Смотри, Мика!.. Оказывается, наш дед жил во Франции! Учёные называют его Old Man of La Chapelle! Старик из Ля-Шапель!
– Да, вижу, я тоже нагуглил! – В этот раз я проигнорировал дурацкого Мику с лёгкостью: дед занял всё мое внимание.
– Ваш сок. – Официантка поставила на стол наши стаканы.
– Смотри, оказывается, учёные умеют реконструировать внешность человека по черепу… – сказал я. – Нашего деда реконструировали два брата-скульптора… Вау! Погугли Kennis and Kennis Reconstructions!
– Ой, – опечалилась Журавская. – Его похоронили! Наш дед, значит, помер!.. Как жаль!..
Я оторвался от телефона и испытующе на неё посмотрел: не шутит.
– А ты думала, что он протянет ещё шестьдесят тысяч лет и мы встретимся?
– Смотри! – Журавская уже меня не слушала. – Смотри, неандертальцы похоронили деда в пещере.
Мы бросились рассматривать дедово захоронение. Знакомая местность: холмы, кустарники. А в холмах – небольшие пещерки. Скорее даже гроты. И вот в этих гротах неандертальцы хоронили своих близких.
Мы начали ходить по ссылкам и читать про нашего деда всё, что попадалось в Сети.
– «Наличие погребений разрушает представление о неандертальцах как о примитивных дикарях…» – прочитал я. – Сами вы – примитивные!
– Так… все захоронения – на боку в позе эмбриона! Мика, как это мило!
– «Для разведения огня неандертальцы использовали диоксид магния…» Ты можешь себе представить такое?! Они сыпали порошок на дрова – и древесина быстрее разгоралась!
– Ой, Мика, Мика, слушай! Слушай! – У Журавской загорелись глаза.
– Чего?
– Сколько лет было нашему деду? Нет-нет, ты не гугли, ты так угадай!
– Ну, лет семьдесят или восемьдесят?
– Сорок! – с торжеством сказала Журавская.
– Не может быть!
– Может! Смотри! – Она начала читать: – «40 процентов смертей в популяции – дети до 11 лет… Средняя продолжительность жизни неандертальцев составляла 22 года… до сорока доживали единицы!»
– То есть сорок-пятьдесят лет – это глубокая старость была?
– Ну!
– Поразительно!
– Слушай: половая зрелость наступала в возрасте 9-10 лет! Какой ужас!
– Это у нас уже по двое-трое детей могло быть! Как тебе такое?!
– Орудия неандертальцев… так… более 60 разновидностей каменных и костяных орудий…